Марина Серова - Под горячую руку
Чайник на плите погромыхивал крышкой в нетерпении согреть меня кофейком. Я стояла у стола и любовалась делом рук своих. Все было как надо! И в это время зазвенел звонок в прихожей. Серж вернулся?
Напрасно я состроила грозную мину, отпирая входную дверь. Ангелочком с растрепанными волосами в гости ко мне заглянула Танечка Жлуктова — младшенькая из соседской детской четверки.
Ох, не успела я убрать бисквит с глаз долой! Как расширились Танюшкины глазенки, восхищенные такой красотой! И как трудно оказалось объяснить ей, что этот шедевр на деле пока еще полуфабрикат.
Через несколько минут верхушки кремовых сугробов вместе с клубничинами были безжалостно сняты и положены в самое глубокое блюдце.
Отведя души чаем, кофе и всеми атрибутами, подходящими к этим напиткам, мы с гостьей перебрались в комнату, к мягким игрушкам, которых у меня великое множество. Большинство из них, кстати, представляют собой всяческих зверей кошачьей породы.
* * *Утро достучалось до моего сознания писком будильника со столика, стоящего у изголовья кровати. Выглянув на балкон и выяснив погоду, я натянула на себя все тот же красный спортивный костюм и вышла из дому. Утро выдалось ясным и холодным. Заморозки подсушили вчерашнюю слякоть, посеребрили траву на газонах. Скоро и солнце взойдет. Жаль, что за домами я этого не увижу.
Я трусцой пробежала мимо детской площадки, поглядывая на то самое место. Когда они пса убрали? Ведь сразу, по запарке, позабыли о нем. А может, и бросили дорогого друга.
«Моя хата с краю!» — крутила я про себя фразу, вживаясь в образ, так как знала, что понадобится он мне вскоре. И злилась отчего-то на все на свете, несмотря на хорошую погоду.
Черт возьми, ну чего бы проще? Установить адрес Серова, не прибегая к официальным методам, — элементарно! Существует десяток способов, бери любой, действуй! Уверена, что к полудню, начиная с этой минуты, я сумела бы выяснить, где он живет, а ближе к вечеру обеспечила бы возможность слушать и фиксировать на пленку каждое слово, произнесенное в квартире Серовых даже шепотом. Это — во-первых.
Второй этап — пронаблюдать за передвижениями Николая Михайловича, радиофицировав его машину, рабочий кабинет и его верхнюю одежду. Уже после этого информация попрет валом, и тогда можно будет заняться его окружением.
В общем, три-четыре дня, это самое большее, и Гром будет знать о «клиенте» и его делах всю подноготную, включая размеры банковского счета и периодичность половой жизни. Неужели Суров не в состоянии достать два чемодана со спецоборудованием, дать их в руки двум толковым исполнителям и прикомандировать их мне в помощь? Скупой платит дважды.
Нет, никогда Андрей Леонидович скупым не был. Стало быть, не информация об «объекте» первостепенна на данном этапе. Что же? Я, конечно, понимаю, что исполнителю не полагается знать больше необходимого для успешного выполнения задания, но и исполнитель — человек и, бывает, мучается от любопытства. Этот самый человек наивно считает, что легче было бы работать с «объектом», строя свое поведение в расчете на перспективу.
Ладно, начальству видней. Работая с Громом, я много раз убеждалась в истинности этого саркастического утверждения. А что касается любопытства, то проще не бывает: поживем — увидим, и все тут!
Кстати, насчет «увидим», не Серж ли мелькнул за деревьями, на соседней аллее? Куртка точно такая, как у него, копия! Вот это здорово! Неужели новый «привет» от Николая Михайловича? Если так, то сплоховала Багира — дальше некуда. Пока я злилась, рассуждала на пустопорожние темы и самоуспокаивалась, меня отследили. Причем так, что заметила я их слишком поздно. Вот что значит гражданское существование, мягкие игрушки и молочные бисквиты на подоконнике!
В ровном темпе, ни на йоту не сбив установившегося дыхания, я добежала до поворота и так же размеренно пустилась в погоню за серой замшевой курткой, то и дело скрывавшейся за спинами редких прохожих, а когда приблизилась, то обрела полную уверенность в том, что это был Серж. И здесь он был из-за меня. В делах подобного рода совпадений не бывает. По крайней мере, на них не рассчитывают.
— Юлия Сергеевна Максимова, это вы?
Пришлось споткнуться от неожиданности.
— А это вы? Гос-споди! Вы что, шпионите за мной?
— Доброе утро, — поприветствовал меня Серж, не обратив внимания на мое пренебрежение, и заявил радостно и во всеуслышание: — С вами Николай Михайлович сам поговорить хочет.
— Какой Николай Михайлович? — воскликнула я раздраженно. — Что вы мне заниматься мешаете?
— Да Серов же! — ответил он обескураженно. — Отец Жени.
— Понятно, — как бы «въехала» я. — И где он?
— Сейчас придет.
— Что ему от меня нужно? Зачем я понадобилась… как его, Серову, да?
— А вы уверены, что понадобились? А-а! — отвернулся он. — Говорите с ним. Не мое это дело!
Я прыснула, а затем, не удержавшись, рассмеялась и даже ткнула Сержа кулаком в плечо. Тычок он принял и даже качнулся шутейно, но возмущенное выражение лица не переменил.
— О какой ерунде мы толкуем, Серж, а? Ведь и не мое тоже, а серовское это дело. Так, может, ну его к черту! Скажешь шефу, что не встретил меня, и пусть катится он со своей благодарностью. Идет?
— Нет, — понуро отказался Серега, — не выйдет. Поздно. Вон он из машины на нас смотрит.
Хорошее у Сереги зрение, острое. Нет, машину увидеть и мне оказалось по силам — вот она, за деревьями и копьями ограды отстаивается — черный «Вольво», чистый до глянца, сияет темными стеклами окон, сквозь которые никого разглядеть невозможно.
— Пойдем, а? — попросил Серж хмуро и жалостно. — Если опять у меня с тобой сорвется, он будет делать выводы.
Опричник он, слуга. Пока еще «ломает» себя, чтобы подчиняться. За место держится. Ничего, привыкнет. Как Сашка.
Дверца машины мягко чавкнула, отворяясь, когда нам до нее оставалось еще с десяток шагов, и из-за руля на свет божий вылез Сашка. Черный плащ, черный костюм, белый шарф, короткая стрижка и суровый взгляд. Работает добрый молодец под итальянского мафиози. Под «крутого».
Вторая дверца отстала от своего притвора с тем же звуком, но из нее никто не показался. Меня дожидаются. Сашка сделал знак Сержу, и тот остановился, чтобы мы с «шефом» могли встретиться один на один. Я невольно замедлила шаг. Как-то до киношного несерьезно они все обставили. Или стиль у этих людей такой?
К открытой дверце я подошла одна. Серж с Сашкой встретились позади машины и остались там, перестали обращать на меня внимание. Слегка нагнувшись, я глянула в салон — да, это отец Женьки, без всякого сомнения. Дуется на меня, стоящую на солнышке, из темноты своего салона как мышь на крупу.
— Здравствуйте, Юлия Сергеевна!
— Николай Михайлович? Здравствуйте.
— Не хмурьтесь, Юленька.
Серов выставил наружу ногу, но вылезать не торопился. Я краем глаза увидела, как Сашка отодвинулся от Сержа, закрутил головой, осматривая окрестности. Как неуклюже он пытается строить из себя телохранителя! Специалист хренов!
Наконец-то! Выкарабкался господин из своей кареты, шагнул на тротуар.
— Не хмурьтесь, — повторил он с очаровательной улыбкой. Да, улыбка у Николая Михайловича оказалась действительно очаровательной. На вид ему не дашь больше сорока пяти. Взгляд мягкий, глаза слегка навыкате под густыми, с изломом бровями. Нос длинный, узкий, с подвижными ноздрями. Четко очерченные, в меру полные губы. Вытянутое лицо с раздвоенным подбородком, со впалыми щеками, но не скуластое. Румянца нет, как нет и нездоровой бледности или желтизны. Седина на висках. Все! Нарисовано. Я его теперь узнаю в любой толпе, даже отпусти он усы с бородою.
— Ничего не опасайтесь. Ни во что недостойное мы вас не втянем. А за назойливость и беспокойство извините. Надо же было как-то с вами встретиться для разговора.
— У вас своеобразная манера успокаивать, — усмехнулась я. — От таких слов спокойней не станет.
— Бросьте! Вы не производите впечатления робкой.
— Все просто. Вчера, из человеколюбия, я влезла не в свое дело, к которому не хочу иметь никакого отношения. Я сказала уже, вот ему — Сашка, как только я на него указала, поспешно отвернулся, — что ни к чему мне чужие дела, со своими бы управиться. А насчет робости… — Я помолчала, подбирая правильные выражения, а Серов терпеливо ждал, серьезный и благожелательный. — Как же не опасаться, если человек, в близких которого стреляют на улице, ищет со мной встречи для разговора?
Опять в ответ я от него не дождалась ни слова, хотя пауза получилась приличная. Пришлось высказываться до конца.
— Я согласилась подойти к вам только для того, чтобы, выяснив все, что хотели, вы оставили бы меня в покое.
— Так… — он улыбнулся одними глазами, — а коли так, то, значит, вы расскажете немного о себе.
