Валерий Митрохин - Йота
Еще в ушах пробуждающегося Арусса звучало: "Призри, услышь меня. Господи, Боже мой! Просвети очи мои, да не усну я сном смертным", - а сквозь тяжелые веки уже текло солнечное земное сияние. Ушные раковины наполнялись шумом, памятным еще не определившейся в сознании гармонией.
"Все возвращается. Скоро я все увижу и пойму".
Сверкнула радостная искорка: "Домой еду!"
И дернулся, и вышел на поверхность того, что глухо и отдаленно шумело, и задышал.
"Дома!"
Сюда он возвращался всегда морем. Выходил где-нибудь на диком пляже. Шел именно туда, где ждала его одежда. Одевался - и в город. В карманах всегда находились деньги на первый случай. Он не торопился, гулял, рассматривал заметно изменившийся облик города, вспоминал...
На следующий день они встретились. Катались на морском трамвайчике. Поднимались в горы по канатной дороге. Рассматривали город и море в подзорную трубу. Обедали в ресторане на скалах. Вернувшись в город, Арусс почувствовал, как накатила подстерегавшая его все это время тоска.
- А кто у тебя отец?
- У меня знаменитый отец, - ответил Мак. И было в его голосе нечто неведомое Аруссу, но такое необходимое. Что это? Аруссу захотелось схватить мальчонку, вцепиться в его щуплое тельце, полное будущего, дышать родным ароматом. И говорить ему. Пусть поймет, пусть запомнит, что этот Длинно-белый, щедрый, нежадный человек и есть его отец.
- Чем же он знаменит? - спросил Арусс.
- Он был скульптором. Только рано умер. На выставке, устроенной уже после его смерти, его хвалили и почти все раскупили. За большие деньги. Осталась самая малость, у Коляни. Коляня сказал, что отдаст мне, когда я стану совершеннолетним.
- А ты был на той выставке?
- Нет, я тогда совсем малой был. Это мне Коляня недавно пересказал, да и мамка кое-что сообщила. У Коляни осталась одна, как все говорят, шедевральная статуэтка. Когда вырасту, заберу ее. А пока она стоит в мастерской.
- Что же это за статуэтка?
- Женщина из красного дерева. Очень красивая. Из дерева, а как живая... Я даже боюсь в той комнате один оставаться, такая она...
- Что ж! - пробормотал Арусс. - Я рад за тебя! Как же фамилия твоего отца, ну и твоя, конечно?
- У нас разные фамилии. Мама не успела с первым мужем развестись. Жила с этим нелегально. А когда он умер, ей было все равно, какая фамилия, у меня будет. Неправильно она сделала. Надо было записать меня на фамилию моего отца. Когда стану совершеннолетним, возьму ее себе. Так я решил. Правильно?
- Правильно, малыш! - Арусса качнуло.
Заметив его состояние, мальчик сказал:
- Пойдем в тенек. Посидим в парке. Жара сегодня несусветная. Да и день такой.
- Какой такой день?
- Магнитные бури. У мамки всегда накануне реакция. Ее тоже качает.
- А у тебя?
- Меня не берет. Мне эти бури нипочем. Я весь в отца. Мамка никогда через перевал не ездила, в море не выходила, даже в штиль. А самолета даже в глаза не видела, качки не переносит.
Придя в парк, Арусс и Максим уселись под старым, раскидистым ливанским кедром. Глядели на море и горы. Дышали духом древней хвои. И одному из них казалось, что они уже сидели вдвоем под этим деревом. А другому вспоминалось их первое свидание под этим деревом, когда впервые плоть породившая соприкоснулась с плотью рожденной, чтоб запомнить этот контакт навеки.
Арусс обнял ребенка. Мальчишка приник к нему и тихо спросил:
- Ты скоро уедешь?
- Завтра-послезавтра.
- А я это почувствовал сегодня.
- Ты не хочешь, чтобы я уезжал?
- Не хочу.
- А чего бы ты хотел?
- Чтобы мы жили вместе: ты и я... и мамка. Ты не думай! Она у меня красивая. Знаешь, как на нее мужики оглядываются! И добрая она... и умная.
- Спасибо тебе! - прошептал Арусс. - Я знаю... То есть я и подумал, что она у тебя такая.
- А почему ты так о ней подумал?
- Потому что твой отец не полюбил бы никогда некрасивую, злую и глупую.
- Ты тоже умный. И с виду ничего... Но для мужика красивым быть не обязательно. Мамке моей нужен мужик авторитетный. Чтоб глянул, сверкнул глазами - и все. Она сама мне так объяснила. Понимаешь?
- Не совсем.
- А я понимаю мамку. Очень хорошо понимаю.
Арусс слушал этот голос. Дышал рыжей макушкой своего малыша. Дышал до спазмов в горле и в сердце. Душа его пела и плакала. И он боялся, что смятение его души почувствует мальчишка. На счастье, душа ребенка пребывала пока еще в стесненном состоянии, и доступны ей были лишь те сигналы извне, которые она ждала и хотела услышать.
- Слушай, я тебе еще кое-что хочу сказать напоследок.
- Говори, слушаю тебя.
- Я хотел заложить тебя Морфию. Он ведь мне дядя, мамкин брат, и ко мне хорошо относится. Матери помогает. Я и хотел... Если его арестуют, то все пропало.
- Что все?
- Все его богатство накроется. А он обещал, когда постареет, все свои деньги мне отдать.
- И ты возьмешь?
- А ты бы не взял?
- У Морфия не взял бы...
- Так ты приехал, чтобы арестовать его?
- Я никогда никого не арестовываю. Тюрьмой, наказанием ничего не исправить в человеке.
- Значит, ты не тронешь Морфия?
- Нет. - Арусс наклонился и, глядя в глаза Мака, спросил: - Ну и почему ты не заложил меня Морфию?
- Он бы тебя убил. А я против убийств.
- Я тоже против убийств. - Арусс поднялся и вздохнул. Ну что, прощай и не поминай лихом. Помни меня, малыш, и не обижай мать.
- Постараюсь, - ответил Мак и шмыгнул носом.
- Будь счастлив, перебежчик!
- Почему ты назвал меня перебежчиком?
- Да так, вспомнилось кое-что. Однажды одной женщине приснился, а у другой родился один и тот же ребенок. Он как бы перебежал от одной к другой. То был мой сын. Ты мне напомнил его. Понимаешь?
Арусса разбудил телефонный звонок. Звонила жена Коляни. "Несусветная женщина", как прозвал ее сам Коляня, разбудила ни свет ни заря! И чего ради? Ну, не ночевал муж дома. Он художник. Ему свободы хочется. А тут контроль... Арусс тогда едва сдержался, чтобы не нагрубить. Посоветовал отправиться "несусветной женщине" в мастерскую, полагая, что Коляня заночевал именно там. Всегда так делает, когда малость переборщит в питии. Только положил трубку, собственная жена на хвост упала. Сон ей, видите ли, приснился. Поразительный сон. Идет якобы она в полном тумане. И видит двух женщин, жалостливо смотрящих на нее. Она подходит к ним и говорит: помогите, у меня такое горе, я сына потеряла... Женщины переглянулись, ни слова не сказали. Старшая осенила ее троеперстием. Младшая руку простерла- путь указала, куда ей идти...
Она могла бы родить Максимку. Но потеряла такую возможность. Ибо дети рождаются в любви. В ненависти ничего не рождается, кроме горя. Она потеряла, а Сандра нашла.
Арусс вернулся в мастерскую, где всю ночь точил из моржового клыка кольцо...
И лишь под утро решился позвонить. Сначала той, что потеряла, потом той, что нашла.
Ответил незнакомый, довольно приветливый голос, объяснивший, что прежние хозяева переехали в разные места. Мать и дочь повыходили замуж и разъехались.
Арусс облегченно вздохнул. И позвонил той, что так больше и не вышла замуж.
- Сандра, ты слышишь меня?
- Кто это? Я слушаю! Кто звонит?
- Не узнаешь? Сандра, давай повидаемся. Завтра я... Словом, у меня остается меньше суток. И я не могу не повидаться с тобой.
- Арусс?
- Только не пугайся. Приходи скорее...
- Куда?
- Я тебя жду там, где всегда...
- В мастерской?
- Да, да! Жду, приезжай.
- О Господи! Да что же это?.. Я боюсь.
Арусс положил трубку. Пошел на кухню. Поставил чайник. В мастерской все оставалось по-прежнему. Старый друг оказался верным другом. Сохранил его работы. Арусс приходил сюда по ночам, открывал дверь ключом, благополучно пролежавшим все эти годы в тайничке, забирался под крышу некогда милого пристанища и точил из моржового клыка перстень - близнец деревянному.
Сандра влетела в мастерскую, тяжело дыша от волнения, граничащего с обмороком. Арусс шагнул к ней. Она замерла, поставив перед собой руки.
- Не подходи. - И перекрестила его троекратно.
- Этого-то я и опасался прежде всего, - пробормотал Арусс.
- Какой ты старый! Зачем ты явился, Арусс?
- Ты думаешь, я с того света явился?
- Господи! Откуда ж тогда? - едва слышно прошелестела Сандра.
- Ты в общем-то недалека от истины. Но все-таки я живой. Я не привидение, не тень. Я человек. И не мог покинуть этот город, не повидавшись с тобой. - Арусс хотел коснуться Сандры, но она вскрикнула и потеряла сознание.
Арусс поднял ее, положил на диван, побрызгал водой. Сандра со стоном открыла глаза.
- Зачем ты явился, Арусс? За мной? Но ведь я еще не старая. И ребенок у меня пока еще маленький. Арусс! Ну что я тебе плохого сделала?
- Успокойся, Сандра. Милая! Не нужна ты мне! То есть очень нужна. Я люблю тебя. Ты, как теперь вижу, остаешься единственной женщиной, которую я любил, люблю... Вот не мог уйти, не повидавшись! Прости! Мне ничего не надо. Поверь, ничего не грозит ни тебе, ни нашему мальчику...
