Марина Серова - Рога изобилия
— Не мудрено. Ночь-то какая темная. Только мне нужен ответ поконкретнее, — я сделала ему больнее, вывернув правую руку так, что она хрустнула.
— Оу-у-у-у! Говорю тебе, заблудился. Решил посмотреть, что это за дом.
— А что ж ты ничего не спросил у того парня во дворе? Тебе ведь его отсюда очень хорошо было видно.
— Чего тебе надо? — Мужик дернул головой и еще громче застонал.
— Кто послал тебя сюда? И зачем? Говори, или сейчас к дереву подвешу, будешь мотаться здесь до утра, и никто тебе не поможет.
Угрозы свои я проговорить успела, а вот привести их в действие — нет, так как меня ударили сзади по голове. Я уткнулась носом в траву и ощутила ее терпкий запах.
Мой пленник вскочил и побежал, а за ним понесся тот, кто нанес мне удар. Моментально встряхнувшись и заставив себя забыть про боль, я встала и побежала за ними следом. Выключенный фонарик так и болтался у меня на руке.
В темноте приходилось ориентироваться разве что на такие признаки, как шорох травы да сопение преследуемых мною мужиков. Потом я услышала, как открывается дверца машины, быстро включила фонарь и посветила вперед. Машина завелась, дверцы в унисон хлопнули, а через секунду я смогла лицезреть задок черного джипа, стремительно рванувшего с места. Номер машины я разглядеть не успела, а вот монограмму на заднем стекле заметила. Точно такую же я видела сегодня на том автомобиле, который маячил передо мной большую часть лесной дороги.
Я дотронулась до своей головы, отчего на ладони осталась теплая кровь, и вздохнула. Этих ублюдков все равно уже не догнать, придется возвращаться в дом, так ничего особо полезного и не узнав. В глазах у меня потемнело, а это нехороший признак. Нужно срочно лечь.
Мне пришлось снова перелезать через калитку. Проделала я это просто мастерски, но вот дальше возникла небольшая проблемка. Взобраться на балкон непросто, особенно после того, как тебя стукнули по голове. Да и вообще находится он высоковато. Одно дело спрыгнуть с него, и совсем другое — подняться вверх.
Стучаться в дверь и будить всех? Нет, это не выход, надо придумать что-то другое. Можно пойти на конюшню и попросить Марата помочь, ведь у него, вероятно, и ключи есть. Но мне не хотелось, чтобы он видел меня в такое время и в таком виде. И вообще, не следует никому знать о случившемся. Придется самой выкручиваться.
Я зашла в беседку и села на лавочку. Хорошо хоть, сигареты с собой. Затянувшись, я подняла голову вверх и посмотрела на звезды, вспоминая, как в «Ворошиловке» нас учили по ним ориентироваться. Интересное, надо сказать, занятие.
Я курила и перебирала в голове все, что сегодня видела и что могло бы пригодиться мне сейчас, чтобы проникнуть в дом. И тут меня осенило: возле бани стояла лестница. Как же я забыла! Поднявшись, я побежала с сигаретой в руках к Волге, к тому месту, где и располагалась баня.
Спустившись по тропинке к реке, я подошла к деревянному строению, бросила окурок в металлическую урну, предусмотренную специально для этого, взвалила на плечо лестницу и понесла ее к дому. Ну и ночка у меня выдалась в первый день пребывания за городом!
Дотащив, я приставила лестницу к балкону и спокойно поднялась вверх. Теперь надо было скрыть следы своего ночного бодрствования. Пришлось тихонечко спуститься вниз и открыть дверь на улицу. Но перед этим я еще раз заглянула к Григорьеву. Он спал сном младенца, видно, сказывалось принятое лекарство.
Очутившись снова на улице, я взвалила лестницу себе на плечо и понесла к бане. Вниз с ней спускаться было легче, чем когда я проделывала этот путь в первый раз. Поставив лестницу на прежнее место, я вернулась в дом, закрыла за собой дверь и поднялась к себе в комнату.
Включив свет и посмотрев в зеркало, висевшее на стене, я увидела выражение своего лица. М-да… Наверное, именно по поводу такого вида говорят: краше в гроб кладут. Все-таки зря я не придаю значения полученному удару, бледность лица явно свидетельствует о том, что он был неслабым.
Я осторожно потрогала ушибленную голову. Теперь, когда все дела были сделаны и я смогла расслабиться, боль снова стала ощутимой.
Достав маленькое зеркальце, я примостилась около трюмо и попыталась определить серьезность нанесенной раны. Сквозь засохшую кровь проглядывалась небольшая, но и не пустяковая ранка, которую, по-хорошему, следовало бы зашить. Однако ехать сейчас в больницу не было никакой возможности, да и Григорьева одного оставлять нельзя. В аптечке я нашла пластырь и отрезала от него тоненькую полоску. С ее помощью я стянула концы раны, предварительно аккуратно сбрив волосы вокруг нее.
Да уж, поговорка про то, что красота требует жертв, ко мне никак не подходит. Хотя о внешности своей я и забочусь, однако неоднократно уже жертвовала ею в угоду работе. Сейчас следовало постараться прикрыть место «бандитской пули», раз уж я решила ничего никому не сообщать о ночном приключении. И я это сделала с помощью волос, зачесав их так, чтобы они закрывали рану. Потом легла спать.
За окном светало. И темные ночи когда-нибудь да кончаются.
* * *Мой сон был тревожным и непонятным. Открыв глаза и сев на постели, я могла реально вспомнить только одно — изображение монограммы, которое не желало исчезать из моего поля зрения даже после пробуждения. Оно не давало мне покоя, его вычурные очертания так и стояли у меня перед глазами.
Я встала. Часы показывали шесть, и весь дом еще спал.
Найдя листок и карандаш, я попыталась зарисовать пресловутую монограмму, которую видела на заднем стекле машины, пока ее очертания были свежи в памяти. Вот если бы я и буквы в том вензеле разобрала… Но результат все равно удовлетворил меня — получилось очень похоже, недаром монограмма снилась мне этой ночью.
Снова ложиться не хотелось, да и вряд ли бы мне удалось заснуть, когда в окно заглядывало такое восхитительное утро. Подумав, я накинула ветровку, так как утренняя прохлада была очень даже ощутимой, и вышла на балкон. Я намеревалась выкурить сигарету. Вообще-то, мне не свойственно курить натощак, но с другой стороны, кто возразит, что под сигаретку лучше думается? Время от времени я прибегаю к этому способу, стараясь собрать свои мысли и рассортировать их «по полочкам».
Соловьи заливались как сумасшедшие. Они так красиво выводили свои трели, что я пожалела о том, что рядом нет человека, достойного разделить со мной это утро. Я смотрела на сад и лесь вокруг дома Григорьева и представляла себе, что попала в настоящую сказку. Этот лес, подернутый пеленой тумана, этот терпкий запах речной воды, доносившийся сюда ветром с Волги… Все хорошо, если бы не одно «но». Я прекрасно помнила, почему нахожусь здесь.
Интересно, в котором часу просыпаются обитатели дома? Наверное, рано. Григорьеву ведь в Тарасов на работу надо ездить, значит, вставать необходимо как минимум в шесть. А сейчас уже было начало седьмого.
Только я подумала об Андрее, как он оказался тут как тут.
— Ты проснулась? — Он встал рядом со мной и передернул плечами от прохлады.
— Зачем встал так рано? На работу тебе сегодня лучше не ездить.
— Не могу больше. Все бока отлежал, — улыбаясь, сказал он.
Григорьев выглядел вполне прилично. Он посвежел, порозовел и даже мог стоять прямо. Но все равно можно было понять, что бок у него болит, так как движения его были осторожными и слегка замедленными.
— Тебе нравится? — Он окинул неопределенным жестом пространство вокруг.
— Да, хорошо тут у вас, — согласилась я.
— Скоро молоко привезут. Настоящее, парное, — чуть ли не облизнулся Андрей и, увидев мой вопрошающий взгляд, пояснил: — У нас тут молоко на машине возят. Из соседней деревни. Они уже знают, кто покупает постоянно, и привозят каждое утро, а если надо, то и вечером.
— Хорошо ты устроился. Только вот я молоко не люблю.
— Это ты просто городское не любишь, — сказал Андрей, — а здесь попробуешь — обязательно понравится.
— Посмотрим.
Я услышала, как внизу начала греметь кастрюлями тетя Люба.
— Любаша моя уже встала, — ласково сказал Григорьев, — а вон и машина с молоком едет. Пошли вниз.
Андрей вышел из комнаты и, медленно переступая, стал спускаться вниз. Я быстро оделась и последовала за ним.
Тети Любы на кухне не было, она пошла встречать машину. Зато здесь сидел Марат. Лицо его, как, впрочем, и всегда, было веселым и немного нагловатым.
— Доброе утро, — улыбнулся Григорьев.
Я тоже поздоровалась.
— Привет всем, — ответил Марат. — Как спали?
— Превосходно, — Андрей сел на табуретку у деревянного добротного стола.
Вошла Любовь Ивановна, а за ней и Кирилл. В руках у парня был бидон с молоком, а у тети Любы — творог и банка со сметаной.
— Вот все и в сборе, — Любовь Ивановна поставила на стол кружки, налила в них молока и села. — Ночью чего-то собака лаяла, — сказала она невзначай.
![Мила Бонди - Броситься в объятия мужчины [СИ]](/uploads/posts/books/5921/5921.jpg)
