Мария Жукова-Гладкова - Трудно быть богатой
— Нет, идея, как мы проверили, исходила от него, — сообщили мне (а разговор проходил уже после составления фоторобота в кабинете настырного опера, где сидели еще трое). — И вы действительно с ним не встречались больше двух лет. Да и выкидной финкой, наверное, не смогли бы воспользоваться.
— И на том спасибо, — сказала я, подумав, что подобные ножички видела лишь в фильмах, а сама в руках никогда не держала.
Опер посмотрел на меня внимательно, потом извлек из своего захламленного стола какую-то папку, порылся в ней и разложил передо мной веером несколько фотографий, сделанных в разных местах. Не было только стандартных — в фас и в профиль, — хотя, по его мнению, теперь появилась надежда, что и они вскоре присоединятся к коллекции. На всех был изображен «медик», с которым я встретилась на лестнице: развлекающийся в сауне с очаровательными юными леди, за столом в ресторане с отталкивающего вида друзьями, пьющий пиво в одиночестве на фоне какого-то собора, явно заграничного.
— Вам крупно повезло, — сказал мне опер. — Ну, может, потому, что у этого типа имеется одна слабость: женщины. Но все равно будьте осторожны. Я на всякий случай оставлю вам свою визитку. Если вдруг появится на горизонте — звоните немедленно.
— Как его хоть зовут? — устало спросила я.
Присутствующие в комнате дружно засмеялись.
— Как зовут сейчас, сказать затруднительно. Изначально был Виталием Суворовым. В последний раз, когда мы выходили на его след, — Владиславом Суриковым. То есть всегда инициалы В. С. Он носит, не снимая, на правой руке перстень с таким вензелем.
— Понятно, — сказала я, вставая.
Самый старший по возрасту мужчина в кабинете, сидевший напротив того, которому поручили мое дело, внезапно задумчиво произнес, ни к кому конкретно не обращаясь:
— Странно, что Суворов не убил с одного удара. На него не похоже.
— Ну, у всех случаются осечки, — заметил третий, находившийся в комнате. Четвертый кивнул.
На меня больше не обращали внимания, обсуждая, как повезло моему бывшему и что же сегодня случилось с господином Суворовым, любителем ножей и женщин. Оказалось, что он в состоянии бросить свое любимое холодное оружие на десять метров из любого положения и попасть точно в сердце. Или на этот раз он слишком торопился? Я не стала ждать продолжения дискуссии, да и меня, пожалуй, тут больше не желали видеть.
Уходя, я заметила среди множества бумаг на столе самого старшего мужчины один из своих шедевров под названием «Маньяк и принцесса» с закладкой где-то посередине. Неужели и в милиции читают то, что я кропаю поздними ночами? Или это вещдок?
Интересно было бы узнать мнение представителей компетентных органов о собственных опусах, но я постеснялась представиться. Хотя, может стоило попросить у них материала для будущих шедевров?
* * *Катьку и себя я накормила тем, что вчера привез Лехин телохранитель по его приказу.
— А это что за бутылки? — спросила дочь, уставившись на помойное ведро.
Я пояснила.
— С закручивающимися крышками, — отметила Катька. — Для сока пойдут. Скоро смородина созреет. — Катька у меня не по годам хозяйственная и уже здорово мне помогает. С другой стороны — опять гены. У моей мамы тоже была такая страсть к домашним заготовкам. Но сейчас мои мысли занимала совсем не обработка будущего урожая.
Не успела я помыть посуду, как раздался телефонный звонок. К нам в гости собиралась Надежда Георгиевна.
— Готовься встречать бабушку, — сказала я Катьке.
Она появилась довольно быстро, так что я могла сделать вывод: звонила она из машины. У свекрови имелся верный шофер, который возил ее еще в советские времена, правда, теперь он из «волги» переместился в «вольво». Надежда Георгиевна, в отличие от сына, шофера на улице не бросала и относилась к нему трепетно.
— Коля в комнате посидит, телевизор посмотрит, — безапелляционно было заявлено мне.
Мы с Колей были давно знакомы, он мне кивнул и отправился туда, куда сказала начальница. Свекровь без приглашения проследовала на кухню.
— Катенька, пойди телевизор посмотри с дядей Колей, — просюсюкала она внучке.
— Не пойду, — последовал ответ.
— Катя, если взрослые говорят… — тон тут же изменился.
— Все равно не пойду.
— Оля, как ты ее воспитываешь?! Что ты ей позволяешь?! — Надежда Георгиевна перешла на вопль.
— Давайте оставим тему воспитания на потом, — ответила я, наверное, излишне резко. — Я устала. И она устала. Да и вы тоже. Лучше скажите, как там Леша?
Поняв, что ей с нами больше делать нечего, а я намерена в самое ближайшее время отправить бабушку по месту прописки, Катька удалилась сама и стала что-то обсуждать с дядей Колей. Мы с Надеждой Георгиевной остались на кухне вдвоем.
Оказалось, что бывшему мужу сделали операцию и сейчас он находится в реанимации. К счастью, лезвие не задело не только сердце и его оболочку, как боялись врачи, а вообще ничего жизненно важного, поэтому жить Лешка будет. «Если, конечно, не добьют в больнице», — почему-то подумала я, но вслух мысль озвучивать не стала. Неизвестно, как бы свекровь отреагировала на подобное заявление, а мне ругаться с ней не хотелось. Да и жалела я тетку: Лешка — ее свет в окне.
Но Надежда, словно подслушав, объявила, что в больнице рядом с палатой реанимации службой безопасности «Алойла» установлено круглосуточное дежурство. Завтра Лешку из реанимации должны перевести в обычную палату (то есть «люкс»), там дежурить будет гораздо проще и удобнее. Она уже со всеми в больнице, милиции, прокуратуре и где там еще требовалось, договорилась, а службе безопасности дала соответствующие указания.
Затем меня в подробностях расспросили о случившемся, окуривая папиросами без фильтра. Меня всегда поражала эта ее привычка. Ладно, если бы Надежда Георгиевна была какой-нибудь диссиденткой, в советские времена работала не на родную партию, а на радио «Свобода» и закалялась в борьбе с агентами КГБ, продавая секреты агентам ЦРУ. Так нет же! Почему-то в моем сознании создаваемый ею образ больше соответствовал врагу пролетариата, ругавшему на кухне существующий строй (в советские времена), а затем вставшему на путь демократии и активно ее защищавшего. Эта тетка не примкнула к демократам, порвала с коммунистами, в политической жизни города и страны не участвовала, а только активно занималась бизнесом. Ну и любимым сыном, конечно.
— Ему кто-то угрожал? — робко спросила я у свекрови, когда та закончила свой рассказ.
— Олечка, детка, ну неужели ты не знаешь, что такое современный бизнес, в особенности нефтяной? Хотя бы догадываться-то должна, что по лезвию бритвы ходим.
— Я была уверена, что у вас со всеми все улажено.
— Улажено. Конечно, улажено… Да не всегда возможно обойти все острые углы.
Надежда Георгиевна тяжко вздохнула и спросила, есть ли у меня водка и шарахнула полстакана, как воду, закусив хлебной горбушкой. От прочей еды отказалась.
Я ожидала продолжения. Не вдаваясь в детали, она рассказала, что в настоящий момент в городе действуют две крупные нефтяные корпорации, есть еще всякая мелочь, которая большой роли не играет. Кого-то пустили в область, и они сейчас там ставят бензоколонки, но Питер поделен, можно сказать, на две равные части. И Надежде Георгиевне с Лешей, и другой семейке, контролирующей вторую корпорацию, это не нравится (конечно, и те, и другие жаждут сами управлять всеми нефтяными потоками). Но две семьи долго сохраняли нейтралитет. Сегодня ситуация изменилась.
— Вы уверены, что это вторая семья наняла киллера? — спросила я.
— Конечно, — свекровь смотрела на меня, как на полную идиотку. — И не только я, а даже все менты, не говоря уже о сотрудниках нашей компании. Началась война.
Надежда Георгиевна тяжко вздохнула.
— И что вы собираетесь делать дальше? — опять робко спросила я.
Она внимательно посмотрела на меня, выпуская изо рта сизый дым, а потом заявила безапелляционным тоном, что намерена вводить меня в руководство «Алойла».
— Нет! — непроизвольно вскрикнула я так, что из комнаты тут же прибежала Катька, оторвавшись от мультфильма, который смотрела вместе с дядей Колей. Бабушкиного шофера дочка обожала и знала, что у него есть две внучки — одна старше ее, другая младше. Николай любил возиться с детьми и всегда сажал Катьку на колени, шушукался с нею, рассказывал ей любопытные истории. Поэтому она ждала приезда бабушки с радостью, уверенная, что также появится и дядя Коля.
— Мамочка, что случилось? — Катька посмотрела обеспокоенными глазами вначале на меня, потом на бабушку.
— Все в порядке, зайчик, — Надежда Георгиевна изобразила специальную улыбку, предназначенную только внукам. — Иди к дяде Коле. Нам с мамой надо поговорить.
Но Катька не собиралась уходить, вместо этого устроилась на табуретке. Бабушка позвала Николая, которому минут через десять все-таки удалось уломать ее внучку пойти досмотреть мультфильм. Я во время этого процесса обдумывала последние слова Надежды Георгиевны.
