Елена Ханга - Третье пророчество
Колеблющиеся в Европе перестанут быть колеблющимися и перейдут в стан непримиримых врагов рейха. Католики в самой Германии тоже рано или поздно пронюхают о случившемся, ведь церковь в конечном итоге рейхсфюрер так и не смог здесь запретить...
Теперь минусы помельче.
Те агентурные наработки, которые уже сегодня существуют у германской военной разведки в церковных кругах в Европе, также, понятное дело, будут уничтожены в один момент. Будет поставлена под сокрушительный удар вся инфраструктура, которой сегодня абвер располагает в Испании и Португалии. Пусть генерал Франко никогда не был лучшим другом фюрера, но после такого он сможет вполне стать и воюющим врагом. Не говоря уже об итальянском дуче, которому просто не оставят выбора, когда затронут честь Ватикана.
На этом фоне реакция шефа абвера адмирала Вильгельма Канариса выглядит, конечно, сущей мелочью. То, что офицер абвера Дитер Рабе будет выполнять личное поручение рейхсфюрера, так сказать, по особой линии, – это куда ни шло, но об этом придется поставить в известность адмирала. Если же Канарис пронюхает, что под удар может быть поставлена его любимая Иберия, которая сплошь и рядом населена его лучшими друзьями, то штандартенфюрера Рабе в конце концов могут просто взять и потерять как физическое тело. И найти его в этом случае не сможет даже рейхсфюрер СС со всей своей великой империей.
Наконец, оставался еще один совершеннейший пустяк. Собственная интуиция штандартенфюрера Рабе. А может быть, это была и не интуиция вовсе, а просто какой-то внутренний барьер. Рабе не был религиозным человеком. Не то чтобы он был атеистом, просто вопрос о существовании Бога и своем к нему отношении он давно уже откладывал на потом. Таких людей, которые большую часть своей жизни откладывают решение этого вопроса на потом, на самом деле не так уж и мало, особенно теперь в рейхе. Но в глубине души он почему-то почувствовал, что в случае с Фатимской Девой и сестрой Люсией черту переступать не нужно. Что-то его останавливало. Что-то еще – помимо обычного профессионального анализа ситуации.
Он так и не смог себе объяснить, что именно это было, – ни тогда, когда слушал Гиммлера, ни позже. Позже он, наверное, просто не успел этого сделать. Как и главный вопрос – о том, как ему относиться к Богу, – он оставил на потом. Через год он погиб во время диверсионной операции в Италии, а на вопросы ответить так и не успел.
* * *...Рабе внимательно посмотрел на Гиммлера. Было заметно, что тот вовсе не задумывался обо всех мелочах, которые только что пришли в голову штандартенфюреру. Гиммлер был слишком увлечен тем великолепным и шокирующим эффектом, который способно было дать чудесное явление сестры Люсии в Берлине.
– Ожидаются какие-либо согласования этой операции? – спросил Рабе, хотя и понимал, что зря задает этот вопрос.
– Вы сошли с ума, штандартенфюрер! – ледяным голосом ответил Гиммлер.
«Ну да, – с тоской подумал Рабе, – не дай Бог с кем-нибудь поделиться такой гениальной идеей».
– Но руководство абвера... – сделал последнюю слабую попытку Рабе, хотя в этом кабинете она не имела никакого шанса на успех.
– Ваше руководство будет знать лишь о том, что вы прикомандированы лично к моему штабу на время проведения специальной операции. Больше никаких деталей. Вам будет придана команда особого назначения, которая никакого отношения к вашему адмиралу не имеет. Это команда из моего личного резерва.
«Наверное, большие профессионалы, – мрачно подумал Рабе. – Таких-то мне теперь и надо».
* * *– Желаете переночевать в крепости? – спросил ожидавший в приемной младший адъютант. – Генерал Вольф распорядился, чтобы вам отвели хорошую комнату.
– Благодарю, мне нужно возвращаться в Берлин, – хмуро ответил Рабе.
Он соврал. Позади у него была утомительная и долгая дорога, и если даже после нее оставались еще какие-то силы, то беседа с рейхсфюрером отняла их уже без остатка. Ему очень нужно было теперь выспаться. Но он совершенно точно знал, что не хотел бы оставаться в этом мрачном месте ни одной лишней минуты.
До Паденборга Рабе не сбавлял скорость. Проезжая огромный дом Гиммлера, в сумерках показавшийся еще более чудовищным, чем днем, он только прибавил газу. В Паденборге Рабе первым делом нашел отель и постарался побыстрее заснуть. Чтобы решить, как выпутаться из кошмарной ситуации, в которую он попал, необходимы были свежие силы.
* * *Спасительный план он так и не придумал – ни на следующее утро в паденборгском отеле, ни на обратной дороге в Берлин, ни позже. Поэтому в Лиссабон штандартенфюрер Рабе прибыл с тяжелым сердцем. Варианты выхода из создавшейся ситуации, которые он лихорадочно перебирал в голове, не устраивали в первую очередь его самого – все они оказывались слишком слабыми с профессиональной точки зрения. Он понимал только одно: следовало каким-то образом поставить планировавшуюся операцию на грань провала, а затем мотивированно отойти в сторону, как бы своевременно обнаружив опасность. Но вот как это сделать, он себе пока не представлял. Единственное, что он пока мог, так это всеми способами тянуть время. Вероятно, у штандартенфюрера Рабе и впрямь была великолепная интуиция. Потому что время, как позже выяснилось, он выигрывал не зря. Пока оно шло, в дело наконец вмешались небеса.
Правда, и сам штандартенфюрер совершил поступок, который в любой разведке подлежит полному осуждению. Поступок этот был неожиданным главным образом для него самого. Возможно, сказалось нервное перенапряжение. Возможно, он просто растерялся. Хотя, конечно, никаких оправданий тут ему быть не может. С другой стороны, все это вроде бы никак и не повлияло на развитие событий. На развитие событий повлияли совершенно другие, вполне чрезвычайные обстоятельства.
Поступок, а вернее сказать проступок, Дитера Рабе заключался в том, что однажды вечером в Лиссабоне, приняв непозволительное количество спиртного, он оказался ночью в квартире красивой молодой испанки, с которой был знаком уже пару лет. Беда в том, что эта испанка была подругой одного португальца, служившего секретным агентом абвера. Португалец этот был молод, энергичен и очень перспективен как завербованный агент. Вдобавок ко всему, как на грех, у Рабе с этим парнем давно уже сложились довольно теплые отношения. В нарушение всех норм, принятых в разведке, штандартенфюрер, приняв на связь португальца от своего предшественника, подпал под его обаяние и даже сам не заметил, как они стали большими друзьями. Они встречались и болтали куда чаще, чем того требовало дело. Хотя потом Рабе понял, что такое афиширование их дружбы тоже можно рассматривать как неплохую маскировку для работы с агентом.
С Хосе – так звали португальца – они разговаривали об истории и живописи, которой оба увлекались, а потом португалец познакомил Дитера и со своей подругой Марией, и они часто встречались уже втроем. А потом... А потом в какой-то момент опасная искорка вспыхнула между Марией и самим Дитером, что, уж конечно, было никак не допустимо ни с точки зрения рабочих, ни человеческих отношений. И Дитер постарался, едва заметив, эту искорку как можно скорее затушить. Вроде бы ему это удалось в свое время, но вот прошел уже год, и они теперь снова случайно встретились в лиссабонском баре с Марией. И выяснилось, что искорка-то еще тлеет. И вовсе даже не тлеет, если честно, а готова вот-вот превратиться в настоящее пламя.
Это произошло как раз в то время, когда Рабе прибыл в Лиссабон со своей особой миссией, – именно тогда он впервые оказался в постели с Марией. Очнувшись рядом с ней, он понял, что все самое страшное, что могло бы с ним произойти, происходит как раз сейчас. Мария лежала рядом – прекрасная и запретная для него во всех смыслах, но великий грех уже был совершен. И теперь Дитер Рабе катился по наклонной ко второму, совсем уже страшному греху, которому никогда не будет прощения. И он испугался до смерти. А испугавшись, сделал невероятное. Рассказал Марии о сестре Люсии, о тайных планах рейха в отношении монахини, о том, где он на самом деле служит и с каким заданием прибыл в Португалию на этот раз. Он в ужасе слышал свой голос, но остановиться уже не мог, словно он гнал на автомобиле по горному серпантину и все только вжимал глубже и глубже педаль газа, понимая, что необходимо затормозить как можно скорее, но ноги не слушались его, и правая нога продолжала давить на газ...
Странное дело, небеса не покарали его за эту страшную ночь двойного предательства. Наоборот, они, похоже, помогли ему, правда, чуть позже.
Хотя куда логичнее было бы предположить, что небеса заботились вовсе не о нем, а о той, о которой им и следовало заботиться, – о сестре Люсии, монахине в монастыре кармелиток.
* * *Так или иначе, головокружительный замысел рейхсфюрера СС Генриха Гиммлера полностью сорвался из-за совершенно непредвиденных обстоятельств.
