Питер Мэй - Человек с острова Льюис
— Нет. Маме пришлось прилететь сегодня утром. У нас в семье проблемы.
Глава седьмая
Я слышу, как они разговаривают в коридоре. Как будто я глухой! Как будто меня здесь нет! Или я уже умер. Иногда я хочу умереть.
Не понимаю, зачем мне надевать плащ. В доме тепло, и плащ не нужен. И шляпа тоже не нужна. Моя старая мягкая шляпа. Сколько лет она грела мне голову!
Когда я выхожу из спальни, я никогда не знаю, какой будет Мэри. Иногда она добрая, иногда — злая. Они выглядят одинаково, но внутри это разные люди. Сегодня с утра Мэри была злой. Она повышала голос, заставляла меня что-то делать. Надеть плащ. И вот я сижу здесь и жду. Но чего?
И что в чемодане? Она сказала, там мои вещи. Но как такое может быть? Одежды у меня полный гардероб, она сюда не влезет. И мои бумаги тоже. Там счета за много лет, фотографии, письма… Все это просто не поместится в чемодан. Может, мы едем отдыхать?
Теперь я слышу голос Маршели:
— Мама, это просто нечестно!
«Мама». Ну конечно! Я забываю, что Мэри — ее мама. Она отвечает Маршели — конечно, по-английски, потому что гэльский так и не выучила:
— Нечестно? А по отношению ко мне это честно?.. Мне семьдесят лет, Маршели. Я так больше не могу! Он дважды в неделю, не меньше, ходит под себя. Теряется, если выходит из дома один. Как собака! Ему ничего нельзя доверить. Его приводят домой соседи. Если я скажу «да», он скажет «нет». Скажу «белое» — он скажет «черное»!
Ничего я такого не говорю. О чем это она? Вот что значит «злая Мэри».
— Мама, вы женаты сорок восемь лет, — опять Маршели.
— Он не тот, за кого я выходила замуж, — это Мэри. — Я живу с незнакомцем. Он со всем спорит. Просто не хочет признать, что впал в маразм и ничего не помнит. Я всегда во всем виновата. Он что-то делает, а потом отрицает это. Вчера он разбил окно на кухне. Не знаю зачем. Просто взял молоток и разбил! Сказал, что должен впустить собаку. У нас нет собаки с тех пор, как мы уехали с фермы. Через пять минут он спросил меня, кто разбил окно. Я сказала, что он, а он сказал — нет, наверное, я разбила. Я!.. Я устала от этого, Маршели.
— А как же социальный центр? Он ходит туда три раза в неделю. Может, удастся записать его на пять дней или даже на шесть.
— Нет! — Мэри уже кричит. — От этого мне только хуже! Каждый день несколько часов нормальной жизни, я одна в доме, а думать могу только о том, что вечером он вернется, и моя жизнь снова превратится в ад.
Я слышу, как она плачет, шумно всхлипывая. Я уже не знаю, добрая это Мэри или злая. Не люблю, когда она плачет — мне становится грустно. Пытаюсь выглянуть в холл, но мне говорящих не видно. Надо пойти, спросить, могу ли я чем-то помочь. Но злая Мэри велела мне сидеть здесь. Наверное, ее успокоит Маршели. Интересно, что ее так расстроило? Я помню день, когда мы с Мэри поженились. Мне было всего двадцать пять, а ей и того меньше — двадцать два. В тот день она тоже плакала. Мэри была милая девушка. Англичанка, но тут уж ничего не поделаешь.
Наконец плач прекратился. Мне приходится вслушиваться изо всех сил:
— Я хочу, чтобы его здесь не было, Маршели.
— Мама, так нельзя. Куда он пойдет? Я не могу с ним возиться, а частный дом престарелых — это слишком дорого.
— Мне все равно, — голос Мэри полон злости и жалости к себе. — Придется тебе что-то придумать. Он должен убраться прямо сейчас.
— Но мама…
— Он одет и готов, и я собрала его вещи. Я все решила, Маршели. Я не потерплю его здесь больше ни минуты.
Они долго молчат. Интересно, о ком они говорили? Я поднимаю глаза — и внезапно вижу в дверях Маршели. Я даже не слышал, как она вошла. Моя малышка! Я люблю ее больше всего на свете. Надо будет сказать ей об этом. Но сейчас она выглядит бледной и усталой, и ее лицо в слезах.
— Не плачь, — говорю я. — Я еду отдыхать. И я скоро вернусь.
Глава восьмая
Фин стоял и смотрел на дело рук своих. Он начал работу над домом с того, что убрал все прогнившее дерево. Теперь оно лежало огромной кучей во дворе между домом и старым каменным сараем с проржавевшей жестяной крышей. Если дождя не будет достаточно долго, ветер высушит дерево. Потом его можно будет накрыть и хранить до ноябрьских костров. Стены и фундамент сохранились неплохо, но крышу придется снять и обновить. Иначе дом будет и дальше протекать, и просушить его не удастся. Начать нужно с шифера — снять его и сложить. А для этого нужна стремянка.
Ветер раздувал синий комбинезон Фина, теребил клетчатую рубашку, высушивал пот на лице. Жизнь вдали от острова заставила его забыть, что здесь ветер дует почти всегда. На Льюисе ветер замечали, когда он прекращался. Фин посмотрел в сторону бунгало Маршели. Ее машины не было, значит, она еще не вернулась. Фионлах должен быть в школе в Сторновее.[13] Надо будет зайти попозже, попросить стремянку.
Юго-западный ветер оставался теплым, но чувствовалось, что пойдет дождь. На далеком горизонте собирались черно-синие тучи. По контрасту с ними солнечный свет казался очень ярким. Звук мотора заставил Фина обернуться. Маршели подъехала на старой «Воксхолл Астре»,[14] принадлежавшей еще Артэру. Она остановилась у края дороги и смотрела вниз с холма. В машине с ней был кто-то еще. Фин долго стоял, глядя на нее издали. Но вот Маршели вышла из машины и начала спускаться к нему по дорожке. Ветер растрепал ее длинные волосы. Лицо в их обрамлении было бледным и худым, безо всякой косметики, фигура Маршели тоже казалась тоньше. Она остановилась в ярде от Фина. Сначала они просто смотрели друг на друга.
— Я не знала, что ты приедешь.
— Я и сам все решил только пару дней назад. Когда получил развод.
Женщина запахнула непромокаемую куртку и сложила руки на груди, словно ей было холодно.
— Ты останешься?
— Не знаю. Пока займусь домом, а там посмотрим.
— А как же твоя работа?
— Я ушел из полиции.
Маршели явно удивилась.
— И что ты будешь делать?
— Еще не знаю.
Она улыбнулась своей ироничной улыбкой, которую он так хорошо помнил:
— Здесь лежит Фин Маклауд. Он ничего не знал.
Он улыбнулся в ответ:
— Я получил степень по вычислительной технике.
— Да? — Маршели вздернула бровь. — В Кробосте тебе это очень поможет.
— Верно, — на этот раз Фин засмеялся. Она всегда могла его рассмешить. — Посмотрим. Может, пойду работать на верфь в Арнише, как отец и Артэр.
При его упоминании лицо Маршели затуманилось.
— Ты этого не сделаешь, Фин.
Верфь всегда была последним местом, куда шли мужчины острова, если не могли найти работу на рыболовецком судне или попасть в университет на материке. Хотя платили там неплохо.
— Верно.
— Тогда не говори чушь. Ты ее и так достаточно наговорил, пока мы были молоды.
— И то правда, — он усмехнулся, потом указал на «Воксхолл». — А кто в машине?
— Мой отец, — голос Маршели сразу изменился.
— Ясно. Как он?
Этот невинный вопрос заставил глаза женщины наполниться слезами.
— Что случилось? — Фин даже испугался. Но Маршели молчала, как будто боялась не справиться с голосом. Наконец она смогла вымолвить:
— Мама выгнала его. Говорит, она так больше не может. Теперь мне придется смотреть за ним.
— Почему?..
— У него маразм, Фин. Когда ты видел его в последний раз, все было не так плохо. Но ситуация быстро ухудшается. С каждым днем он все беспомощней, — Маршели оглянулась на машину, и из глаз ее потекли слезы. — Но я не могу смотреть за ним. Не могу!.. Я только начала приходить в себя после двадцати лет жизни с Артэром и его матерью. У меня впереди экзамены, надо думать о будущем Фионлаха, — она посмотрела на Фина в отчаянии. — Это звучит ужасно, да? Я просто эгоистка.
Фин хотел обнять ее и прижать к себе, но не мог. С последней встречи прошло слишком много времени. Поэтому он просто сказал:
— Вовсе нет.
— Но это мой отец!
— Я думаю, социальная служба что-нибудь найдет для него. Хотя бы временно. А дом престарелых?
— Мы не можем себе его позволить. Ферма была не наша — мы ее арендовали, — Маршели вытерла слезы тыльной стороной ладони, постаралась взять себя в руки. — Я звонила в социальную службу, еще из маминого дома. Я им все объяснила, но там сказали, мне надо приехать и поговорить с ними лично. Сейчас я хотела отвезти отца в социальный центр и подумать, что делать дальше, — она покачала головой, борясь с подступающими слезами. — Я просто не знаю, как быть.
— Я переоденусь и съезжу с вами в город, — предложил Фин. — Пообедаем с твоим отцом в пабе, потом оставим его в центре и поедем говорить с социальной службой.
Маршели всмотрелась в его лицо грустными синими глазами:
— Зачем тебе это, Фин?
— Мне нужно передохнуть, — усмехнулся он. — И я хочу выпить пива.
* * *«Краун-Отель» располагался на узком перешейке под названием Саут-Бич, разделявшем внутреннюю и внешнюю бухты Сторновея. Бар там на втором этаже, и из него открывается вид на обе бухты. Рыболовецкий флот стоял на якоре во внутренних водах, покачиваясь на волнах прилива. Траулеры и краболовные суда, старые и ржавые, но при этом ярко раскрашенные. Как старухи, которые прячут за слоями косметики следы неумолимого времени.