Майнет Уолтерс - Скульпторша
Он мрачно улыбнулся.
— Я не понимаю, мисс Лей, почему у вас сложилось такое впечатление, будто мы в чем-то подвели Олив. — Он быстро нацарапал на бумаге фамилию, имя и адрес какого-то человека. — Я советую вам переговорить кое с кем, прежде чем вы начнете снова приходить к ошибочным заключениям. — С этими слова он подтолкнул бумажку к журналистке. — Это тот самый адвокат, которого мы готовили для выступления на суде. Грэм Дидз. Но ей все же удалось перехитрить его, и Грэма так и не вызвали в суд.
— Почему? И как же ей удалось перехитрить вас? — нахмурилась Роз. — Простите, мистер Крю, если я покажусь вам чересчур придирчивой, но, поверьте, вы были неправы, когда посчитали, будто я уже сделала какие-то выводы, причем не в вашу пользу. — «А искренне ли я сейчас говорю?» — подумала она и тут же продолжила. — Я просто запутавшийся сторонний наблюдатель, который хочет докопаться до истины, а потому задает свои вопросы. Если этот Дидз серьезно сомневался по поводу ее, как вы говорили дословно, «нормальной психики», тогда он мог бы настоять на своем присутствии вне зависимости от того, хотела она этого или нет. Говоря проще, если бы она была чокнутая, тогда суд сам был бы вынужден признать это, даже если она сама себя считала абсолютно здоровым и нормальным человеком.
Питер немного смягчился.
— Вы очень эмоциональны, мисс Лей. Никто никогда не сомневался в том, что Олив обладает нормальной психикой. Речь шла только об ограниченной вменяемости. Но я понял, что вы имели в виду. Ведь я умышленно сказал, что она именно перехитрила нас. Дело в том, что за несколько недель до начала суда Олив написала письмо министру внутренних дел с просьбой объяснить ей, имеет ли она право сама признаться в содеянном или же, согласно британскому законодательству, лишена данного права. Она заявляла о том, что на нее оказывается излишнее давление, в результате чего судебный процесс может затянуться. Это, по ее словам, все равно ни к чему бы не привело, а только усилило страдания отца. Начало судебного разбирательства было перенесено на более поздний срок, пока комиссия проверяла ее и выясняла, способна ли она заявить о своей виновности. После этого она была признана вменяемой, и ей разрешили признаться в содеянном.
— О Господи! — Роз нервно пожевала нижнюю губу. — Господи! — повторила она. — И они не ошиблись?
— Нет. — Наконец, Питер вспомнил о сигарете. Она сгорела уже наполовину, с конца ее понемногу осыпался пепел, и адвокат с раздражением затушил окурок. — Она прекрасно понимала, к каким последствиям все это приведет. Ее даже предупредили о том, какого приговора следует ожидать. И тюремное заключение не явилось для нее неожиданностью. Кстати, перед судом она провела под стражей четыре месяца. Честно говоря, даже если бы она согласилась на участие адвоката, исход дела был бы таким же. У нас было слишком мало доказательств ее ограниченной вменяемости. Вряд ли нам удалось бы изменить мнение присяжных.
— И все же, несмотря ни на что, в своем письме вы утверждаете, будто она страдает психопатией. Почему?
Он провел пальцем по папке.
— Я видел фотографии тел Гвен и Эмбер. Они были сделаны перед тем, как трупы увезли из дома. Кухня больше походила на бойню с лужами крови. Пожалуй, ничего страшнее мне видеть не приходилось. Никто и ничто теперь не убедит меня в том, что психически уравновешенный человек мог сотворить нечто подобное с другим человеком, не говоря уже о том, что это были ее мать и сестра. — Он устало потер глаза. — Нет, даже несмотря на то, что говорят психиатры — и вы должны помнить об этом, мисс Лей! — в общем, они до сих пор спорят о том, является ли психопатия заболеванием или нет… Так вот, Олив Мартин была и остается опасной женщиной. И я советую вам быть чрезвычайно осторожной и бдительной все время, когда вы будете иметь с ней дело.
Роз выключила магнитофон и потянулась за кейсом.
— Я полагаю, нет никаких сомнений в том, что преступления совершила именно она?
Он посмотрел на нее так, будто она произнесла какую-то непристойность.
— Конечно, нет, — отрезал мистер Крю. — А что вы, собственно, имели в виду?
— Мне просто пришло в голову простое объяснение несоответствию между признанием Олив психиатрами нормальным человеком и совершенно ненормальными преступлениями. Наверное, она не совершала их, а прикрывала настоящего убийцу. — Она поднялась со стула и, сжав губы, чуть выразила мимикой свое недоумение. — Но это только лишь моя догадка. Я понимаю, что в ней мало смысла, но и в самом этом деле здравого смысла не так уж много. То есть, если предположить, что она действительно является кровавым убийцей, ей было бы наплевать на то, какие страдания должен был испытывать отец во время судебного разбирательства. Спасибо за то, что уделили мне столько своего драгоценного времени, мистер Крю. Провожать меня не надо.
Он поднял руку, задерживая Роз еще на минутку.
— А вы уже читали ее заявление, мисс Лей?
— Не успела. Ваш помощник обещал переслать его мне. Питер вернулся к папке и вынул оттуда несколько скрепленных листков.
— Этот экземпляр вы можете оставить себе, — пояснил он, передавая материалы журналистке. — Я настоятельно рекомендую вам прочитать это, прежде чем вы предпримете следующий шаг. Надеюсь, это подействует на вас так же убедительно, как в свое время подействовало на меня, и вы перестанете сомневаться в вине Олив.
— А вы ее действительно недолюбливаете, верно? — поинтересовалась Роз, принимая бумаги.
Его глаза стали жесткими.
— Я не испытываю к ней никаких чувств. Я просто ставлю под сомнение логическое обоснование обществом того, что ее вообще оставили в живых. Она убивает людей. И не забывайте об этом, мисс Лей. Всего вам хорошего.
* * *До дома Роз добиралась полтора часа, и все это время в голове у нее вертелась фраза, оброненная Питером: «Она убивает людей». Все остальные мысли казались мелкими и не столь важными. Роз словно вынула эти слова из контекста, крупными буквами написала их в своем мозгу, и теперь с мрачным удовлетворением вертела во всех направлениях.
Уже позже, удобно устроившись в кресле, она осознала то, что ее путешествие домой оказалось сплошным белым пятном. Она не могла припомнить ничего, что происходило на дороге, даже то, как она выезжала из Саутгемптона, города, совершенно ей не знакомого. Да она сама могла убить кого угодно в это время, просто задавить, а потом даже не вспомнить, когда и как все это получилось. Она выглянула из окна гостиной на унылые серые фасады домов на другой стороне улицы, и серьезно задумалась о том, что же означает понятие «ограниченная вменяемость».
Заявление Олив Мартин 09.9.1987 г. 21.30Присутствовали: детектив-сержант Хоксли, детектив-сержант Виатт, Э. П. Крю (адвокат)
Меня зовут Олив Мартин. Я родилась 8 сентября 1964 года. Проживаю в Долингтоне, графство Саутгемптон, на улице Левен-роуд, дом 22. Работаю делопроизводителем в Министерстве здравоохранения и социального обеспечения в Долингтоне на Хай-стрит. Вчера у меня был день рождения, мне исполнилось двадцать три года. Я всегда жила у себя в доме. Мои взаимоотношения с матерью и сестрой никогда не были близкими. Я хорошо уживаюсь с отцом. Я вешу 117 килограммов, и по этому поводу мать и сестра постоянно меня поддразнивали. Они прозвали меня Жирдяй-Хаттяй, имея в виду актрису Хатти Жак. Когда смеются над моим весом, я становлюсь очень чувствительной.
Празднование моего дня рождения не предполагалось, и это тоже меня сильно расстроило. Моя мать сказала, что я уже не ребенок и должна сама позаботиться об угощениях. Тогда я решила показать ей, что способна сделать кое-что самостоятельно. Договорилась об отгуле на сегодня и решила отправиться в Лондон, чтобы погулять по городу и осмотреть его достопримечательности. Вчера я не позаботилась ни о каких угощениях, потому что понадеялась и на то, что вдруг мать приготовила мне сюрприз на вечер, как она поступила в июле, когда моей сестре исполнился двадцать один год. Но ничего подобного не произошло. Весь вечер мы провели у телевизора. Я ушла спать очень расстроенная. В качестве подарка родители преподнесли мне бледно-розовый джемпер. Все это выглядело натянуто, а джемпер мне совсем не понравился. Сестра подарила мне новые домашние тапочки, которые мне понравились.
Я проснулась и поняла, что волнуюсь оттого, что мне предстоит поездка в Лондон в полном одиночестве. Я попросила свою сестру Эмбер, чтобы она позвонила на работу и сказала, что заболела, и тогда мы могли бы поехать вместе. Она уже около месяца работала в модном бутике «Глитци» в Долингтоне. Узнав об этом, моя мать очень рассердилась и запретила ей звонить. За завтраком мы здорово поссорились, отец отправился на работу как раз в самый разгар ссоры. Ему пятьдесят пять лет. Он работает три дня в неделю бухгалтером в частной компании, занимающейся грузовыми перевозками. В течение многих лет у него был свой собственный гараж грузовых автомобилей, но в 1985 году он продал его, потому что у нас в семье нет сына, которому отец мог бы потом передать свое дело.
