Наталья Александрова - Венец Гекаты
— Хоть и неизвестный итальянский мастер, однако все же — пятнадцатый век! — ужаснулся Старыгин.
— Не говорите, — потупился хранитель, — директора едва удар не хватил, да я и сам с сердечным приступом на два дня слег.
Старыгин долго откладывал эту работу, все не было времени, а когда наконец руки дошли, то оказалось, что доска в ужасающем состоянии — вся изъедена жучками, а кое-где дерево вообще сгнило: видно, в каморке сторожа пол был сырой. Дмитрий Алексеевич задумал перенести картину на другую доску, поновее и покрепче. Способ перенесения был изобретен еще в девятнадцатом веке — именно тогда столяр Эрмитажа по фамилии Сидоров придумал технологию перенесения картины с доски на холст, за это его наградили медалью. Технология понадобилась для одной из самых ценных в настоящее время картин в собрании Эрмитажа — Мадонны Литта кисти гениального Леонардо да Винчи. Когда царская семья приобрела ее для музея у миланского герцога, картина была в очень плохом состоянии, так что столяр-умелец совершил великое дело.
Дмитрий Алексеевич решил, что в данном случае доска будет уместнее холста. Он посмотрел в мастерских Эрмитажа и не нашел ничего подходящего. Тогда его осенило — можно найти подходящую доску от старинной мебели. Потому что итальянские художники Возрождения писали на тополевых, пихтовых, буковых досках. Леонардо работал с грушевыми и кипарисовыми досками. Но чаще всего использовался орех. А мебель из ореха тоже весьма распространена, так что сложность заключается лишь в том, чтобы найти подходящую по размеру доску и уговорить антиквара продать ее отдельно.
Старыгин прилично разбирался в антиквариате, знал ассортимент магазинов. Он не пойдет в шикарные салоны в центре города — там мебель выставлена парадно, для богатых людей, а не для истинных знатоков. Ему в данный момент нужно другое.
Дмитрий Алексеевич сердечно попрощался с котом и отправился, сам того не ведая, навстречу очередным увлекательным приключениям.
— Вы все знаете, — Пауцкий пожевал губами, пристально глядя на Андрея Ивановича. — Если что, звоните мне и Михаилу, телефоны в блокноте на столе. В антикварных креслах не сидеть, курить нельзя ни в коем случае, и умоляю вас — не пейте чай из мейсенского фарфора! Я ведь специально принес вам хорошую большую кружку!
— Да больно надо мне из вашего фарфора чаи распивать! — проворчал Андрей Иванович. — Что я — фарфора не видал?
— Тем не менее вчера я нашел в чашке из «охотничьего» сервиза остатки заварки! А самое главное — в магазине пахло табаком! Вы же знаете, что здесь есть очень дорогие экземпляры, в случае пожара вы за всю жизнь не расплатитесь!
— Знаю, знаю! — Андрей Иванович проводил хозяина до двери и запер замок. Он работал в магазине «Старина» уже третий год, с тех пор как его списали с большого противолодочного корабля, и каждый вечер между ними происходил точно такой же разговор.
Закрыв дверь, он возвратился в зал, уселся в глубокое кресло с резными подлокотниками и обитой выгоревшим золоченым шелком спинкой, налил чай из яркого китайского термоса в прелестную бело-голубую мейсенскую чашку и поставил на старинный простуженный граммофон пластинку с изображением внимательно слушающей хозяйский голос собаки.
— Тебе небось хозяин тоже выволочки устраивал! — проговорил отставник, щелкнув по картинке желтоватым от никотина ногтем.
«Татьяна, помнишь дни золотые!..» — донесся из граммофонной трубы потрескивающий довоенный голос. Андрей Иванович закурил и начал фальшиво подпевать Петру Лещенко.
Ему нравилась эта работа.
Сначала, когда его отправили в отставку, Андрей Иванович очень комплексовал. Только вчера он был морским офицером, носил отлично подогнанную форму, ему улыбались девушки, перед ним вытягивались в струнку дисциплинированные матросы — и вдруг все это разом кончилось. Из блестящего офицера он превратился в нищего, никому не нужного пенсионера. Жизнь стала пустой и безрадостной, денег катастрофически не хватало. Вдобавок ко всему у него началась бессонница. Он привык на корабле засыпать под ровное гудение моторов, под ритмичную морскую качку, а здесь, на суше, все его раздражало — и звуки машин за окном, и урчание холодильника на кухне…
И тут очень кстати ему подвернулась эта работа. Пристроил его сюда старый знакомый, тоже в прошлом флотский офицер, который ушел из флота сам несколько лет назад, не дожидаясь увольнения, занялся частным бизнесом и преуспел.
Андрей Иванович к бизнесу способностей не имел, да и желания им заниматься — тоже, а вот работа ночного дежурного в антикварном магазине его вполне устраивала. Ему нравилась уютная, обволакивающая полутьма магазина, благородный запах старого дерева и тисненой кожи, тихое потрескивание дубовых половиц, множащие друг друга отражения в старинных серебряных зеркалах…
Собственная неумолимо приближающаяся старость казалась не такой ужасной и отвратительной на фоне красивой и достойной старости окружающих его вещей.
Отставник окинул взглядом достойно стареющие вещи и поднес чашку к губам.
Но выпить чаю он не успел, потому что в дверь магазина негромко, но настойчиво постучали. Андрей Иванович невольно поморщился — такое долгожданное, загодя предвкушаемое им удовольствие грозило рассыпаться как карточный домик.
— Кого это черт принес? — проговорил он тем ворчливым штатским голосом, который выработался у него за последние годы. — Хозяин, что ли, вернулся?
Он поставил чашку на круглый инкрустированный столик восемнадцатого века, положил недокуренную сигарету на розовое севрское блюдечко и, недовольно ворча, потащился к дверям.
За стеклянной дверью магазина метался высокий мужчина с каким-то совиным лицом — крючковатый нос, выпуклые щеки, круглые выпученные глаза…
— Что надо? — неприязненно проговорил сквозь дверь отставник тем самым штатским голосом.
— Позвонить! — крикнул в ответ незнакомец. — Человеку плохо, может быть, он умирает, а у меня мобильник сел! Позвольте от вас позвонить! Вызвать «Скорую»!
Впускать в магазин посторонних категорически запрещалось, но Андрей Иванович все еще не мог изжить в себе устарелые взгляды, сохранившиеся от прежней жизни вместе с военно-морской выправкой. Например, он считал, что приличный человек должен помогать ближним, особенно если те попали в беду.
Кроме того, незнакомец за дверью казался совершенно безобидным.
Андрей Иванович тяжело вздохнул, повернул «собачку» замка и открыл дверь.
Незнакомец протиснулся в магазин и уставился на сторожа странным взглядом круглых совиных глаз.
— Вот телефон, — Андрей Иванович показал на старомодный, в духе магазина, аппарат и посторонился, пропуская незнакомца. В его душе шевельнулось какое-то неприятное, зябкое чувство — уж очень странным показался ему этот человек… однако он не выглядел сильным и опасным и, определенно, был один.
«Российский моряк не может быть трусом!» — подумал Андрей Иванович и повернулся к незнакомцу спиной, чтобы запереть за ним входную дверь.
И в ту же секунду на его голову обрушился удар.
В глазах отставника потемнело, и выложенный плиткой пол магазина качнулся навстречу, как палуба большого противолодочного корабля в девятибалльный шторм.
Андрей Иванович успел подумать, что интуиция его подвела, что Пауцкий будет взбешен, и потерял сознание.
Впрочем, он довольно скоро пришел в себя.
Голова гудела, как пивной котел. Перед глазами мелькали разноцветные пятна. Незнакомец с круглыми совиными глазами сидел возле него на корточках и брызгал в лицо водой из той самой бело-голубой мейсенской чашки.
— Паук не велит трогать фарфор… — выговорил отставник заплетающимся языком.
— Что? — удивленно переспросил незнакомец.
— Ты… кто? — пролепетал Андрей Иванович.
— Антиквар в пальто, — ответил ему незнакомец и наклонился еще ниже. — Где клавесин?
— Ка… какой еще клавесин?
В ушах шумело, и Андрей Иванович решил, что ослышался. Больно уж бессмысленно прозвучал вопрос.
— Ответ неправильный! — Незнакомец еще больше округлил совиные глаза и неожиданно ткнул сторожа сложенными пальцами в бок. Сквозь тело Андрея Ивановича словно прошел высоковольтный электрический разряд — так это было больно. Он открыл рот, хватая воздух. На глазах выступили слезы.
— Ты кто… — прошептал он, едва отдышавшись. — Что тебе нужно? Бери все, что хочешь, и уходи! Я возражать не буду! У хозяина все застраховано, а мне своя жизнь дорога…
— Правильный подход, — совиные глаза одобрительно моргнули. — Но я, к большому сожалению, не могу последовать твоему совету. То есть взять что хочу. Потому что как раз этого здесь и нет. Еще раз спрашиваю — где клавесин?
— Ничего не знаю ни про какой клавесин! — выдохнул Андрей Иванович. — Я вечером заступил, все, что есть в магазине, — вот оно, а никакого клавесина я не видел…
