Николай Леонов - Проклятая усадьба
– А вы думаете, что это был именно наезд?
– А что еще? Я хочу, чтобы вы, Лев Иванович, твердо поняли: я Аркадия не убивал и в голове такого намерения не имел. Однако убийство произошло, и таким образом, что все улики указывают на меня. Весомые улики! Каждая по тонне весом! Случайно такого не бывает. Значит, это убийство было кем-то тщательно подготовлено, спланировано. Кем – другой вопрос. Главный сейчас вопрос – с какой целью. А цель в моем случае может быть только одна – отъем бизнеса. Не вымогательство, а именно отъем. У меня и моей семьи хотят отнять все имущество, целиком. Поэтому в схему включили и моего сына, чтобы он не мог отстаивать интересы семьи.
– А есть какие-то доказательства для этих ваших утверждений? – спросил Гуров.
– Пока нет, – признался Вдовин. – Но ведь пока рано. Пока мне даже обвинение не предъявлено. Вот пройдет неделя-другая, и появятся доказательства моей правоты. Вдруг возникнет какая-нибудь никому не известная фирма или банк, которому мой комбинат якобы должен кучу денег. Появятся обвинения в неуплате налогов в особо крупном размере, иски… Все будет, вот увидите.
– Ладно, давайте пока оставим этот вопрос. Вернемся к тому, с чего мы начали наш разговор, – к сигналам. Так было что-то или не было?
– Вначале я был уверен, что никаких таких намеков не было, – отвечал предприниматель. – Но потом стал вспоминать и кое-что вспомнил. В последний год мне несколько раз говорили, что металлургическое производство, дескать, связано с большими рисками, спрос на металл уменьшается, и надо бы от этого актива избавиться.
– А кто вам давал такие советы – Кононов?
– Нет, что вы! Наоборот, Аркадий всегда меня предупреждал, если кто-то через его банк начинал проявлять повышенный интерес к моему бизнесу. Это говорили совершенно посторонние люди, никак со мной не связанные. И если сейчас вы начнете их спрашивать, они очень удивятся вашему вниманию. Понимаете, им нельзя предъявить никакого обвинения.
– Понятно… А прямых угроз не было?
– Нет, никаких звонков или писем с угрозами не было.
– Хорошо. Тогда давайте поговорим о вашей обуви.
– Об обуви? – удивился Вдовин. – В каком смысле?
– В том, что это одна из важных улик против вас. На площадке в «зеленом гроте» рядом с телом Кононова были обнаружены отпечатки ваших ботинок. А затем эти ботинки следователи нашли у вас в шкафу, и на них были частички песка. То есть кто-то (следствие считает, что вы) был там в ночь убийства, стоял там в вашей обуви. Поэтому у меня есть ряд вопросов. Какой у вас размер?
– Обуви? У меня, знаете, очень маленькая нога, 39-й размер.
– Вот как? Интересно… Значит, ваша обувь хранится в шкафу у вас в спальне?
– Нет, там только та обувь, которой я пользуюсь часто. Остальная лежит внизу, в подсобке.
– А эти ботинки, о которых идет речь, которые сейчас фигурируют в деле как вещдок, – вы ими часто пользовались?
– Вовсе нет! Я удивился, когда полиция нашла эти ботинки в спальне. Мне кажется, я их уже полгода не надевал.
– То есть они должны были находиться внизу?
– Да, среди хлама, который мы собирались в конце года выбросить. Знаете, у нас с Ириной есть такой обычай – на Новый год выносить к мусорным бакам кучу старой одежды, обуви, посуды, вообще всех вещей, которыми мы перестали пользоваться. Нам не нужно, а кому-то это все пригодится.
– Кто же перенес их в шкаф, как вы думаете?
– Понятия не имею. Возможно, жена. Хотя зачем она это сделала, не знаю.
– А кто еще, кроме жены, имеет доступ в вашу спальню?
– Кто? Ну, горничные, которые производят уборку. Их у нас две, Лена и Марина. Да вы их сами видели, когда у нас гостили.
– Да, Марину я хорошо помню, очень милая девушка, – кивнул Гуров. – Значит, только Ирина Васильевна и две девушки? Больше никто?
Вдовин подумал минуту, наморщив лоб.
– А кто еще мог бы? Охранники к нам не входят, водитель тоже… Нет, больше никто.
– А гости? Тот же Кононов или еще кто-то?
– Нет, в спальню, да и ко мне в кабинет, никто не входит. Это, знаете, территория частной жизни.
– Хорошо, с этим немного разобрались. Теперь поговорим о записке. Той, что нашли у Кононова. Она написана на листке, вырванном из вашего блокнота, и написана вами. Однако следователю вы упорно утверждаете, что таких слов не писали. Как такое может быть?
– Да, я утверждал… я не помнил… – сказал Вдовин и почему-то оглянулся. Гуров понял его без слов.
– То, что не предназначено для посторонних ушей, лучше здесь не говорить. Вы можете сказать это своему адвокату, – предложил он. – Ведь он вас часто навещает?
– Да, сегодня вечером должен прийти.
– Комната для свиданий с адвокатами устроена иначе. Можете ему сказать, а он мне передаст. Но… я правильно понял, что вы кое-что вспомнили?
– Да, я вспомнил… именно кое-что. Хотя и не все.
– Но записка действительно ваша? Это не чья-то умелая подделка?
– Да, видимо, это мои слова.
– Как же эта бумага оказалась в кармане у Кононова?
– Так же как и пистолет из моего сейфа оказался в пруду, – отвечал предприниматель. – Записку в карман к Аркадию, скорее всего, положил убийца. И он же выкрал оружие из моего сейфа, застрелил Кононова, а затем бросил пистолет в пруд.
– И кто же этот убийца?
– Если бы я это знал, я бы здесь не сидел, – усмехнулся Вдовин. – Это ваша задача, Лев Иванович – найти настоящего убийцу Аркадия. Следователь этого делать не будет – он уверен в моей виновности. Это можете сделать только вы, на вас вся надежда.
– Как-то слишком пафосно это звучит, – сказал Гуров. – А я не люблю пафос. Но, во всяком случае, я постараюсь. Сейчас у меня к вам больше вопросов нет. Теперь я попрошу, чтобы ко мне привели вашего сына. А с вами, я думаю, мы еще не раз увидимся.
Спустя некоторое время по другую сторону стола напротив сыщика сидел уже Андрей Вдовин – все такой же загорелый и улыбчивый, каким Гуров видел его, когда гостил в усадьбе. Казалось, они встретились не в СИЗО, а в гостиной у его отца. И так же, как тогда в усадьбе, между ними с первых слов выросла стена непонимания. В отличие от Игоря Арсеньевича Вдовин-младший не шел на контакт с сыщиком. Ни на один свой вопрос Гуров не получил правдивого ответа и ни на шаг не продвинулся к пониманию того, что произошло в ночь убийства. На все вопросы Андрей отвечал заранее заготовленными выдумками, а когда Гуров указывал ему на несообразности в ответах, собеседник тут же менял показания, стараясь загладить наиболее явные нелепости. При этом он не переставал улыбаться и выглядел вполне беспечным. Промучившись с ним около часа, Гуров встал и заявил:
– Глупо ты себя ведешь, Андрей. Я специально из Москвы приехал, чтобы вам с отцом помочь, а ты мне сказки рассказываешь. Ты уверен, что отцовские деньги тебя защитят, что из СИЗО адвокат тебя вытащит, и вообще это все недоразумение, которое само собой рассосется. Так вот, хочу тебе сказать: не рассосется. Из тюрьмы тебя, может, и удастся освободить – я на этот счет уже говорил с прокурором, – но положение твоего отца гораздо хуже. И может оказаться так, что в итоге и денег не будет.
– Зря вы так о наших деньгах заботитесь, – с наглой усмешкой отвечал Андрей. – Они в вашей заботе не нуждаются.
– Эх ты, порожняк! – в сердцах бросил ему на прощание Гуров.
Глава 5
Из СИЗО он вышел в отвратительном настроении. Дело и так представлялось очень сложным, а тут еще этот молодой хлыщ раздражал его своей наглостью и отбивал всякое желание помогать отцу с сыном. Гурова так и подмывало сесть в машину, выехать на трассу и гнать без остановок до самой Москвы. «Орлову я могу сказать, что дело безнадежное, оба Вдовина виновны, и не моя это задача – убийц из тюрьмы вытаскивать, – размышлял он. – Мне кажется, генерал настаивать не будет. В конце концов, я ведь не адвокат, их защитой заниматься. Адвокаты у них уже есть, а понадобятся – еще наймут. А я своей работой займусь».
Однако, сев в машину и посидев некоторое время, сыщик в итоге направил свой путь вовсе не в Москву, а в сторону усадьбы. Несмотря на отвращение, которое ему внушил Андрей Вдовин, Гуров не мог отказать в помощи его отцу. А он ясно сознавал, что старший Вдовин не совершал убийства, в котором его обвиняли. Не совершал, хотя все улики говорили обратное. Что заставляло его так думать? Знаменитая интуиция, которой так славился Лев Гуров? Или выражение глаз арестованного миллиардера, которое ясно говорило в его пользу? Если бы кто-то сейчас задал Гурову такой вопрос, он бы ответил, что оба предположения неправильные. Как ни странно это звучит, в невиновности Вдовина-старшего его убеждали те самые улики – точнее, их нарочитость, избыточность. «Ну, не бывает так, чтобы буквально все сходилось против одного подозреваемого, – думал он, пока ехал к усадьбе. – И записка, и пистолет в пруду, и отпечатки ботинок… Неужели они в СК и прокуратуре не чувствуют, что тут что-то подстроено? Руку могу дать на отсечение, что улики эти – фальшивые. Вот только как это доказать?»
