Том Смит - Ферма
Мы приехали в жилой квартал на окраине города. Криво улыбнувшись, Андерс пробормотал:
– Настоящий художник должен жить в бедности.
Он был романтиком, из тех, кто как раз и способен вдохновить девушку на побег из дома. Мы стали подниматься по обледенелым ступенькам, ступая след в след, поскольку только середина лестничного пролета была безопасной для ходьбы, а лифт не работал. Дойдя до верхней площадки, Андерс вынул из кармана ключи. Пошутив насчет того, что ему принадлежит пентхаус, он распахнул передо мной дверь и перешел на шведский:
– Миа скоро придет.
Я сидел и ждал в гостиной в окружении его картин. Мебели у них было очень мало, телевизора не было совсем, на стене красовался лишь небольшой радиоприемник. Чтобы скоротать время, Андерс начал рисовать. Примерно через полчаса в замке заскрежетал ключ. Выйдя в коридор, я впервые воочию увидел Мию. Тепло укутанная от пронизывающего холода, она выглядела старше своих шестнадцати лет. Я почувствовал, как девушка буквально впилась взглядом в мое лицо, выискивая в нем черты матери. Закрыв дверь, она принялась разматывать шарф. Когда Миа сняла зимнее пальто, я увидел, что она беременна, и едва не поинтересовался, кто же отец ребенка, но вовремя прикусил язык.
Мы втроем уселись в крошечной кухоньке, и деревянный пол, покрытый узорчатым линолеумом, поскрипывал под нашими стульями. Чай мы пили с сахаром, поскольку мед, как я понял, был для молодых людей непозволительной роскошью. Готовясь выслушать правду о событиях минувшего лета, я вдруг ощутил, что боюсь того, что мать ошибалась. Миа начала рассказ:
– Я никуда не убегала. Это Хокан попросил меня уехать. После того как я призналась ему, что беременна, он договорился об аборте. Если я собиралась и дальше оставаться на ферме в качестве его дочери, то должна была вести себя так, как он находил приемлемым. Он утверждал, что беспокоится о моем будущем. Наверное, так оно и было. Но еще сильнее он беспокоился о собственной репутации. Я превратилась для него в позор и бесчестье, перестав быть дочерью, которую он хотел иметь. Я не знала, что делать. Денег у нас с Андерсом было совсем немного. Мы – не безмозглые юнцы. Какие из нас родители? Ну, я почти сдалась и уже готова была согласиться на аборт. А однажды ночью я увидела, как по полю идет ваша мама. Не знаю, что она там делала. Но я вспомнила наши с нею долгие разговоры. Она разительно отличалась от всех остальных. Она рассказывала мне о том, как сама убежала с фермы, когда ей исполнилось всего шестнадцать лет, и у нее не было совсем ничего, а она добралась до Англии, где начала свое дело и обрела семью. Я подумала: вот женщина, которой я восхищаюсь. Она обладает внутренней силой. Перед Хоканом склонились все, кроме нее, и за это он ее возненавидел. И я заявила Хокану, что если не могу оставить ребенка, то уйду. В глубине души я была уверена, что он передумает, когда увидит, насколько серьезно я настроена. Но он согласился. И при этом даже не спросил мнения Эльзы. Она была моей матерью, но повлиять на мое будущее никак не могла. Эльза была очень расстроена. Она пишет мне каждую неделю и регулярно навещает нас, всякий раз набивая холодильник продуктами. Она очень скучает по мне, а я – по ней. – Голос Мии дрогнул и сорвался. Она действительно любила Эльзу. – Она добрая женщина. И всегда была такой. Но она никогда не осмелится возразить Хокану. Она давно превратилась в его служанку. А я не хочу стать такой, как она.
Я спросил у Мии, не она ли в гневе изрубила деревянных троллей Хокана. Но девушка лишь отрицательно покачала головой. Поразмыслив немного, я назвал единственного человека, который мог решиться на такой шаг:
– Значит, это сделала Эльза.
Миа улыбнулась при мысли о том, что ее кроткая и покорная мать вооружилась топором и в щепки изрубила троллей Хокана, но сказала:
– Быть может, наступит день, когда она бросит его.
Я поинтересовался у Мии, почему она напилась на втором празднике летнего солнцестояния, но девушка опять покачала головой. Если она и выглядела пьяной, то только потому, что в тот день узнала о своей беременности. Она просто была потрясена и растеряна. Следующие десять дней она прожила настоящей пленницей на ферме – и эти дни стали худшими в ее жизни. После того как она твердо решила оставить ребенка, Хокан разработал план. Он хотел, чтобы она исчезла. Он не желал объясняться и оправдываться перед местной общиной. Он бы не вынес такого позора.
– Он придумал всю эту историю с бегством, чтобы выставить себя жертвой.
Выходит, мать опять оказалась права. Чтобы сбежать с отдаленной фермы, нужен план, вот только составила его не Миа, а Хокан. Причем план оказался тайным. Детективу Стеллану рассказали о том, что Миа не пропала без вести. Поэтому искать ее никто и не собирался. Объявления о ее пропаже появились в тех местах, где от них по определению не могло быть никакой пользы. В конце каждого месяца Хокан переводил некоторую сумму на банковский счет Мии. Он же оплачивал эту квартирку. Он мог прийти сюда, когда ему вздумается, но до сих пор так и не воспользовался своим правом.
Когда девушка, закончив свое повествование, умолкла, я поинтересовался, не грозила ли ей какая-нибудь опасность. Мать была уверена в этом. Но Миа лишь покачала головой.
– Хокан никогда не поднимал на меня руку и даже пальцем не тронул. Это не в его характере. Он никогда не повышал на меня голос. Если мне нужна была новая одежда, он покупал ее в тот же день. Он давал мне все, чего я хотела. Он называл меня избалованной. Он прав. Я действительно избалована. Но он не любил меня. Мне кажется, он даже не знает, что такое любовь. Для него она означает лишь одно: контроль и власть. Хокан рылся в моих вещах. Он нашел мой дневник за зеркалом в деревянной раме, которую вырезал для меня Андерс. Но он положил дневник на место, чтобы я и дальше вела его, а он читал. Когда я поняла, что он задумал, то вырвала исписанные страницы и положила дневник обратно в тайник. Тогда он разозлился, словно дневник принадлежал ему.
Затем я принялся расспрашивать ее о самоубийстве Анны-Марии и отшельнике на поле, но Миа лишь пожала плечами.
– Я не очень хорошо ее знала. Она дружила с Цецилией, той женщиной, которая продала свою ферму вашей маме, и Цецилия винила Хокана в ее смерти, но почему, я не знаю. Скорее всего, Анна-Мария спала с Хоканом. Все знают, что у Хокана были любовницы. Для него нет ничего предосудительного в том, чтобы соблазнить чужую жену. Эльза знала об этом. Трезвая Анна-Мария была верной женой. Вы ведь видели вышитые ею цитаты из Библии, верно? Но стоило ей выпить, как она принималась флиртовать напропалую, прямо на глазах у мужа. Она намеренно дразнила его, считая здоровенным тупым болваном. Пьяная, она вела себя ужасно, а протрезвев, терзалась угрызениями совести. Мне кажется, в глубине ее души жили тоска и одиночество.
– А почему Хокан столь страстно жаждал заполучить нашу ферму?
– Никакой особенной причины, кроме той, что ему принадлежат все окрестные земли, не было. Когда он смотрел на карту своих владений, ваша ферма была досадной кляксой на территории его королевства, клочком земли, который ему еще не достался, упущением и недоразумением. Это раздражало его.
– Скоро он наконец завладеет им.
Миа ненадолго задумалась.
– Нравится он вам или нет, но трудно не уважать мужчину, который всегда добивается своего.
Я представил себе Хокана, вожделенно разглядывающего карту своих владений, но объявлять ему войну я не собирался – меня ждали другие дела.
Рассказ девушки длился больше часа, и теперь Миа с Андерсом наверняка спрашивали себя, что еще мне от них нужно. Я же попросил их подождать, пока не позвоню кое-кому. Выйдя из квартиры, я остановился в холодном коридоре с голыми бетонными стенами и набрал номер отца. Тот прямо заявил, что мать не поверит ни единому его или моему слову.
– Миа должна прилететь в Лондон. Пусть Тильда обо всем узнает от нее самой.
Закончив разговор, я позвонил Марку и спросил, могу ли воспользоваться остатком денег, чтобы купить Мие и Андерсу билеты в Лондон. Марк вел совершенно по-другому, чем в прошлый раз. Я, конечно, ожидал от него поздравлений, но никак не рассчитывал на неприкрытое восхищение. Он разрешил купить им билеты. Я ответил, что люблю его и что мы скоро увидимся.
Вернувшись в квартиру, я изложил им свой план.
– Я бы хотел, чтобы вы полетели со мной в Лондон. Я оплачу вам дорогу, и билеты, и гостиницу. Но даже при этом я понимаю, что прошу от вас слишком многого. Миа, мне нужно, чтобы ты поговорила с моей матерью. Если я просто повторю ей то, что узнал от тебя, этого будет недостаточно, она не поверит ни мне, ни моему отцу. Она не станет меня слушать, поэтому должна узнать обо всем от тебя.
Они обсудили мое предложение. Хотя самого разговора я слышать не мог, но легко представлял, что Андерс возражает, упоминая о трудностях и стрессе, поскольку Миа была уже на шестом месяце беременности. Но, когда они вернулись, девушка объявила:
