Ольга Миленина - Вольный стрелок
— Да чего ресторан — я тебя и сам пригласить могу, — начал было Левицкий, но и так понятно было, что он сдается. — Ладно, ты адрес мой запиши.
И не в девять приезжай, а в десять. А еще лучше в одиннадцать — выспаться охота…
— Как скажешь. — Теперь, когда я добилась своего, можно было побыть любезной. — В одиннадцать — значит, в одиннадцать. И знай, что я буду думать о тебе весь остаток вечера — и всю ночь…
…И вот сейчас я сидела в кабинете декана факультета, совершенно не зная, чего мне ждать. Потому что шансов на то, что девица соврала насчет института или просто выдала желаемое за действительное, было много. Равно как и на то, что Левицкий перепутал название учебного заведения — уж больно он неуверенно себя почувствовал, когда мы сюда приехали. Уж больно не хотел стоять рядом со мной у входа и изучать входящих и выходящих студентов, уж больно горячо убеждал меня, что никого мы тут не увидим, уж больно колебался насчет того, правильно ли расслышал ее слова, уж больно уговаривал меня уехать.
Так что я не исключала даже, что он просто все придумал — может, он и в самом деле хотел подойти к этой девице, но постеснялся, и разговор между ними происходил только в его воображении. А когда я начала его напрягать с агентствами, ляпнул насчет Иняза — думая, что от меня отвяжется.
Я встала и подошла к окну, выглянула на улицу — окно выходило во двор, а Левицкий ждал меня на лавочке перед входом. По крайней мере когда я уходила — он идти внутрь отказался наотрез, заявив, что это глупость и вообще нас не пустят, потому что не объясним мы охране, что нам тут надо, — то настояла, чтобы он ждал меня там и продолжал высматривать женщину своей мечты. Хотя, возможно, он был уже где-то далеко — смотавшись сразу, как только я скрылась из виду. Сказав себе, что потом отоврется — скажет, что получил срочное сообщение на пейджер и пришлось уехать.
Я медленно и глубоко вдохнула — и так же неспешно выпустила воздух обратно. С некоторым удивлением отмечая, что слишком волнуюсь — и внутри подрагивает все, и в руках ощущается дрожь, — потому что жутко хочу отыскать эту девицу. Потому что она мой единственный шанс на то, что я узнаю об Улитине что-то еще. Не важно даже что — главное, чтобы это было то, чего я пока не знаю.
Дверь скрипнула, и я обернулась поспешно, ожидая увидеть секретаршу с чашкой чаю — но видя вместо нее мою недавнюю собеседницу. Такую приветливую и любезную каких-то десять — пятнадцать минут назад — но сейчас очень серьезную и официальную. Явно принесшую мне плохую весть.
«Значит, не судьба», — сказала себе, выдавливая улыбку, стараясь казаться веселой и абсолютно безразличной к тому, что она мне скажет. Внушая себе, что в принципе это была игра вслепую — и глупо было на что-то рассчитывать. И что Левицкий за это ответит — не знаю как, но ответит.
— Видите ли, Юля, к сожалению… — Она замялась, и я почувствовала, как дрожь прекратилась сразу, а внутри появился кусок свинца, придавивший меня к земле. — Боюсь, что не смогу вам помочь…
— Ничего страшного — и в любом случае я вам благодарна. — Появившаяся на моем лице улыбка была вымученной, но я верила, что она смотрится естественно — я давно научилась делать хорошую мину при плохой игре и скрывать от тех, с кем общаюсь, свои истинные чувства. Хотя иногда и не получается. — Главное, что мы с вами побеседовали и достигли договоренности по поводу интервью, правда?
— Мне так неудобно, Юля, — я так неловко себя чувствую. — Кажется, она не ждала моих слов — кажется, она думала, что раз не может мне помочь, то и никакого интервью не будет. И улыбалась смущенно — подтверждая мою мысль. — Но… У нас так не принято — но ведь вы журналист, вы ведь не просто с улицы.
И…
Я посмотрела на нее непонимающе, продолжая улыбаться — кажется, смутив ее еще больше.
— Дело в том, что мы не разглашаем информацию о студентах, понимаете? — Улыбка на моем лице застыла, наверное, придавая мне несколько дебильный вид окоченевшего паяца. — Эта девушка, Ирина Александровна Соболева, действительно наша студентка, второкурсница — но проблема в том, что она оформила академический отпуск, осенью. А адреса и телефоны студентов мы никому давать не можем. Вы ведь понимаете? Но я подумала… Вы ведь журналист, и…
Я тупо кивнула, еще не веря, что мне улыбнулась удача. Она не хотела мне ничего говорить — но сказала-таки самое главное. Как бы невзначай, хитро замаскировав информацию — которой с меня было более чем достаточно. Потому что пусть даже в Москве обнаружится пятьдесят Ирин Соболевых с одинаковым отчеством и родившихся в один год — я все равно найду ту, которая мне нужна.
— Только у меня к вам просьба — чтобы это осталось между нами. — Голос ее упал почти до шепота, когда она протянула мне сложенный вдвое листок бумаги.
— Договорились?
— Разумеется, — ответила негромко, обещая себе, что ..сделаю с ней такое интервью, что читатель его просто проглотит. — Само собой разумеется…
Глава 17
Двое охранников, преградивших мне дорогу, явно не собирались меня пропускать. Они не улыбались злорадно, лица были каменно-сосредоточенными, и вели они себя скорее вежливо, чем издевательски, — но тем не менее пройти мне не давали.
— Извините, вас просили подождать, — повторил один из них, высокий крепкий мужик лет тридцати пяти в буклированном серо-черном пиджаке, любимой униформе отечественных охранников — и разумеется, в черной рубашке и светлом галстуке. — С вами хотело поговорить начальство. Подождите, пожалуйста, вон в той комнате.
Он кивнул куда-то за мою спину, но я не оглянулась, продолжая смотреть ему в лицо. Пытаясь сообразить, что делать в этой ситуации. У меня уже было такое пару раз — когда меня не выпускали из здания, куда я приходила для разговора с местным начальством и разговор этому начальству не нравился. Но все происходило куда жестче и грубее. Один раз у меня изъяли насильно кассету из диктофона и имевшиеся при себе документы, дискредитировавшие ту фирму, в которую я пришла, — неужели думали, идиоты, что у меня при себе оригиналы? — а во втором случае долго объясняли, что лучше жить в мире, намекая на проблемы.
Обе ситуации завершились тем, что те, кто пытался меня запугать, об этом сильно пожалели. Потому что статьи все равно появились — и были резче и предметнее, чем я их написала бы, не попробуй они меня напрягать. Тут же меня пока не пугали — напротив, пока со мной были корректны, — но я не знала, кто пожалеет о случившемся на этот раз. Потому что эта структура была куда серьезнее тех двух, о которых я вспомнила, — и эта самая структура была, возможно, причастна к убийству своего бывшего шефа.
— Пожалуйста, подождите в той комнате — мы вас проводим, — повторил охранник в третий уже раз, отрывая меня от воспоминаний и аналогий. Заставляя задуматься над тем, что мне лучше сделать сейчас. Можно было, конечно, начать орать, размахивать журналистским удостоверением, кричать, что они за это ответят, что через полчаса здесь будет милиция, что газета поднимет такой скандал, что их всех отсюда уволят, — но, если честно, для таких выходок я стала старовата. Да и не сомневалась, что это мне не поможет. И потому кивнула, разворачиваясь, — и медленно пошла вперед, слыша шаги за спиной. Позволяя себя обогнать уже у самой двери и распахнуть ее предупредительно перед мной.
— Если хотите чего-нибудь, скажите, сделаем. — В голосе не было заискивания — видно, ему просто дали указания быть максимально вежливым, владельцу этого голоса. — Чай, кофе? Если покрепче — вот бар в углу.
— Весьма признательна, — ответила сухо, подавляя желание сказать ему, что в этом доме пить кофе я не рискну — черт его знает, что туда могут подсыпать. В этом не было ничего невероятного — в том, что мне могли сыпануть чего-нибудь соответствующего и потом либо раскрутить меня, одуревшую, на нужную им беседу и ее записать, либо снять на камеру какой-нибудь компромат типа пьяных откровений нализавшейся халявным спиртным журналистки. Это уже не говоря о том, что после чашки кофе у меня вдруг мог произойти сердечный приступ — как у господина Улитина. — Я обойдусь…
Он пожал плечами, закрывая за мной дверь, оставляя меня одну. Я не слышала, чтобы он запер меня, но в принципе это не имело значения — я все равно не могла отсюда выйти. До тех пор, пока кто-то из руководства не поговорит со мной и не будет принято решение меня выпустить. Если оно вообще будет принято.
Телефона тут, естественно, не было, в этой небольшой комнате, предназначенной то ли для тайных переговоров, то ли для посиделок в узком кругу. Она во всем была точной копией той комнаты на втором этаже, в которой я была пять минут назад, — паркетный пол, обшитые деревом и увешанные картинами стены, мебель из дерева и зеленой кожи, бар в углу, коробка с сигарами на столе — не было только телефона.
