Мария Жукова-Гладкова - Все включено: скандал, секс, вино
В нем нас ждал господин Сухоруков собственной персоной.
Глава 28
– Как доехали? – спросил Иван Захарович с улыбкой удава, правда, после того, как предложил сесть.
Мы поблагодарили, отметив вежливость его подчиненных и исключительно культурное обхождение.
Вскоре в дверь комнаты, где нас принимали, вежливо постучали. Затем появился Лопоухий, держа в руках кейс. Сухоруков вопросительно посмотрел на него.
– Открыли? – спросил.
Лопоухий кивнул и поставил кейс на столик. Иван Захарович положил на него руку, с которой были сведены татуировки, и плотоядно улыбнулся.
– Значит, Танечка, считаете, что два миллиона долларов в такой портфельчик поместиться не должны?
Мы обе аж подпрыгнули на месте. Сухоруков расхохотался. Лопоухий хмыкнул. Значит, нас слушали, поняла я.
– Где микрофон? – спросила я.
– Когда вы нас покинете, его не будет.
– На моей машине?
– Да, Юля. Скажу тебе, что ты ведешь очень активный образ жизни. И, главное, разнообразный. Какие проблемы тебя волнуют! Все, кроме того, что должно волновать молодую женщину твоего возраста.
Я смолчала, не желая пускаться в дискуссии. Сухоруков подленько ухмылялся, но вдруг… взвыл. Лопоухий заметался вокруг шефа, не понимая, что произошло. Сухоруков же взвыл опять и стал тереть руку в одном месте, потом сквозь рукав, затем схватился за ногу.
Татьяна хихикнула. Лопоухий повернулся к ней с искаженной физиономией.
– Вы!.. – рявкнул он.
– Это муравьи кусаются, – вежливо пояснила я.
– Какие еще муравьи?! – взвыли Сухоруков и его подчиненный одновременно.
– Рыженькие, маленькие. Говорят, их укусы полезны.
Мне пришлось пояснить, где мы обнаружили чемоданчик, ведь парни не слышали, что мы говорили во время поисков в лесу. Они тогда даже забеспокоились нашим долгим отсутствием, несколько раз проезжали мимо моей машины, чтобы убедиться, смотались мы или нет.
– Могли бы помочь, – хмыкнула Татьяна. – Джентльмены называются. Только бы чужими руками жар загребать.
Сухоруков пропустил фразу мимо ушей. Он больше не выл, но иногда почесывался.
– Хватит тянуть резину, – взяла инициативу в свои руки Татьяна. – Нам тоже интересно. Открывайте.
Сухоруков открыл. Потом развернул кейс к нам. В нем лежали ровненькие пачки стодолларовых купюр. Татьяна принялась считать.
– Мало! – воскликнула она. – Я была права.
Я же, испросив разрешения, взяла одну пачку. Почему-то не исключала, что баксы могут быть фальшивыми.
– Сними бумажку, Юля, – проворковал Сухоруков. – Ты права. Надо проверить подлинность денег. Я-то давал настоящие. А вдруг кто-то ловкий сумел их подменить?
Я разорвала бумагу, опоясывающую пачку, и попыталась развернуть баксы веером. После чего у меня начался истерический смех. В пачке было только две подлинные купюры – сверху и снизу, а вообще она оказалась ловко сделанной «куклой».
Сухоруков на пару с подчиненным стали судорожно выхватывать пачки из кейса, с обезумевшими глазами срывать с них бумагу и разбрасывать по полу аккуратно нарезанные кем-то листочки…
Мы с Татьяной быстро переглянулись. Теперь я не смеялась, опасаясь, что Сухоруков обратит своей гнев на меня. Татьяна тоже сдерживалась, хотя я видела, как у нее на губах то и дело мелькает ехидная улыбка. Но невольно вставал вопрос: кто постарался на этот раз? Серега? Но когда успел?..
Надо отдать должное Сухорукову, он быстро успокоился и взял себя в руки. С минуту он сидел, тупо глядя в пустой чемоданчик, потом приказал Лопоухому, чтобы прислал человека убрать здесь все. Лопоухий выскочил из комнаты и вскоре вернулся с женщиной лет тридцати семи, в фартучке. Она вежливо поздоровалась с нами и молча и быстро убрала комнату, настоящие доллары (или выглядевшие настоящими) аккуратно положила на край стола, бумагу забрала с собой и тихо закрыла дверь. Лопоухий остался с нами и встал недалеко от двери, сложив руки на груди.
– Так… – произнес Иван Захарович, посмотрел на меня, потом на Татьяну. – Права была Юля: не надо делить шкуру неубитого медведя…
– И говорить «гоп», пока не прыгнешь, – добавила я.
Сухоруков медленно кивнул и стал рассуждать вслух:
– Вы не могли сделать эти «куклы».
Нас обеих порадовало, что нас, по крайней мере, не подозревают, а следовательно, карать не должны.
– А Серега? – посмотрел на меня Сухоруков. – Как считаешь, Юля?
Я думала, что он тоже не мог. Я вообще считала, что он этот кейс не открывал, ведь ключа-то у него скорее всего не было, а когда возиться с отмычками? Вон тут сколько возились… И даже если и были, он же не проверял пачки. Когда? Где? И не стал бы он прятать «куклы» с такой тщательностью в лесу. Да и когда Серега мог их нарезать?
Хотя… Он ведь по гостинице везде ходил со своим кейсом. Могли они лежать в нем? Если он их нарезал заранее, перед тем как ехать в Финляндию? Но тогда где настоящие деньги? Куда он их дел? Скорее всего Сергея тоже кто-то обманул…
Но он вручил мне десять тысяч долларов, которых в начале того злополучного вечера у него не было. Откуда они появились? Про них я, правда, вслух сообщать не стала.
– Значит, в таком виде денежки покинули Питер, – заявил Сухоруков. – Делаем вывод.
Мы с Татьяной вопросительно посмотрели на хозяина особняка.
– Я надеюсь, вы не думаете, что это я…
– Нет, Юля. Ты не могла знать про деньги заранее. Тебя использовали. Сергей просчитался. И его, скорее всего, тоже использовали. Причем очень хитро…
– Вы знаете кто?
– На девяносто девять процентов. Больше просто некому…
Сухоруков задумался, потом повернулся к Лопоухому.
– Ты все понял?
Парень кивнул, только спросил, куда везти товарища.
– Сюда, – сказал Сухоруков. – Девочки как раз с ним побеседуют. У Юленьки, наверное, вопросов масса накопилась. Да в этом деле еще и личный интерес имеется…
– Что будет с Сергеем? – резко спросила я.
– А ты что хочешь?
– Вы его не убьете?
– Зачем же мне его убивать? – удивился Сухоруков. – Для начала побеседовать надо. Расспросить, как дело было… Да и потом, зачем человека убивать, если его использовать можно? С выгодой? А от Сергея может быть много пользы – если держать его в узде. Причем он должен знать, что за каждый шаг в сторону хорошенько получит кнутом…
* * *Но в тот вечер мы так ничего и не дождались. Без каких-либо объяснений нас с Татьяной доставили домой (на моей машине, за которой следовал джип сопровождения, в который потом пересел наш водитель, вежливо попрощавшись). Ни до чего не додумавшись, мы легли спать. Но на следующее утро я решила, что мне следует сходить на набережную перед Крестами, чтобы подать Сереге сигнал. Совесть мучила. Я считала себя в некотором роде виноватой перед ним. Ольга Петровна заявила мне, что я – дура набитая.
– Лучше вечером иди, – сказала Татьяна. – Сейчас там народу полно. Сама подумай: следаки, адвокаты, передачки народ несет… А вечерком, наверное, поспокойнее. Кстати, у тебя куклы в квартире есть?
– Бумага, что ли? – не поняла я. – Бумаги навалом.
– Нет, настоящая кукла. С косами. Не Барби, конечно. Барби слишком маленькая. Не увидит еще. Куклы, как мы в детстве играли.
– Зачем?! Или… А ты думаешь, он поймет?
– Подумает. Сокамерники подскажут. Кому-то придет в голову. Ну что еще он может подумать?
– Что беременна.
Татьяну разобрал смех.
Я решила посоветоваться с Татьяной, какие слова мне лучше писать рукой в воздухе для Сереги. Слов должно быть немного, они должны быть короткими, но емкими. Можно, конечно, перекрикиваться, но все ли услышит любимый? По-моему, «рисовать» в воздухе сигнал надежнее.
– Так и покажешь ему: «В кейсе» плюс настоящую куклу.
– И надо бы что-то про Сухорукова…
– Нет бы фамилия была покороче! – воскликнула Татьяна. – Слушай, а кличка у него есть? Ведь должна же быть. Ну, может, он сейчас такой важный и банкирствующий, а раньше-то?
– Сизо, – усмехнулась я и рассказала Татьяне историю возникновения этого погоняла.
– Вот и прекрасненько. Так и покажешь: «Кукла у Сизо». Что еще?
– Что Сухоруков будет его допрашивать.
– Это сложнее… Хотя и так должен все понять. Раз кукла у Сизо… Ладно, Юлька, посмотришь по обстоятельствам. Если спокойно будет на набережной – полностью все покажешь. В общем, смотри по обстановке. А сейчас пошли по соседям, куклу в аренду просить.
Куклу нашли двумя этажами ниже. Я наплела какую-то чушь про то, что мне она нужна для репортажа.
В девять вечера поехала в направлении Арсенальной набережной, машину поставила на Михайлова и ножками прогулялась до нужного места. Встала на тротуаре. Оказалась там не первая: неподалеку стояли две девушки лет двадцати двух, модельного типа, одна из них усиленно строчила в воздухе сообщения. Чуть дальше стояла холеная дама лет тридцати и надрывала горло. Ей отвечали. Ни одной женщины в возрасте я не увидела. Или день на день не приходится?
