Фридрих Незнанский - Живая бомба
— О чем же они разговаривали?
— О бизнесе. Насколько я понял, их встреча в сауне была чистой случайностью. Вот они и воспользовались моментом, чтобы выяснить отношения. Да только не знали, что за стенкой я.
Матвей Робертович провел ладонью по влажным волосам. Облаченный в белую простыню, он был похож на древнеримского сенатора. Его красивое лицо голливудского актера раскраснелось и поблескивало от пота.
Невысокий, седовласый Карасев сидел на дубовой скамейке, положил кулаки на стол, и угрюмо смотрел на Соколова.
— Анатолий Николаевич, то, что вы говорите, имеет столь же малое отношение к реальности, как я… к коневодству. — Матвей Робертович вновь провал ладонью по волосам. — Наша маркетинговая политика строится на основе глубочайших исследований. На нас работают лучшие ученые России.
— При чем тут ученые? — недовольно сказал Карасев. — Деньги-то вы кладете себе в карман. А ваши ученые за лишнюю копейку обоснуют и оправдают все что угодно. Прежде чем браться за это дело, я и сам много с кем беседовал. И много чего прочитал. Отчеты, исследования… — Карасев устало откинулся на спинку дубовой скамьи и вытер полотенцем лоб. — Вы работаете неэффективно. Будь я не так мягок, я бы сказал, что вы там вообще ни черта не делаете!
— Не делаем? — удивился Соколов. — Мы не работаем? Тогда позвольте спросить, благодаря кому Россия продала оружия только за один этот год на пятьсот миллионов долларов? Чья это заслуга — ваша или моя?
Карасев небрежно махнул рукой:
— Для такой огромной страны, как наша, это не цифра.
— А что тогда цифра, а, Анатолий Николаевич? Какая цифра вас убедила бы?
Карасев задумчиво нахмурил потный лоб:
— Я думаю… миллиард долларов в год. Это для начала. А затем в течение следующих трех — пяти лет можно выйти на объемы продаж порядка двух миллиардов в год. Специалисты, к которым я обращался, доказали, что при правильном маркетинге можно получать до двух миллиардов долларов только в течение одного года. Это при том, что вы за семь последних лет наторговали на ту же сумму. И это вы называете правильной маркетинговой политикой? — Карасев усмехнулся и покачал седой головой. — Чушь на постном масле — вот что это такое. Вы монополизировали рынок продаж, а все, что вы делаете, — это набиваете свои собственные карманы. Ну ничего. Скоро это закончится.
— Что вы имеете в виду? — насторожился Соколов.
— Что имею? — Карасев глянул на гендиректора «Оружия» из-под нахмуренных седоватых бровей. — А что имею, то и введу, ясно?
— Солдатский юморок, — поморщился Соколов. — И это человек, который хочет поднять торговлю оружием до мировых стандартов. Да вы и игрушечный пистолет продать не сможете, не то что системы ПВО!
— Посмотрим, — с угрожающей улыбкой отозвался Карасев. — Уже осенью я получу лицензию на торговлю. Само собой, вы не в восторге от этой идеи и будете всячески затягивать выдачу лицензии. У вас много знакомых в правительстве, но и у меня их немало. Вам придется потесниться, а со временем вообще уйти с рынка. Я вам это гарантирую.
— Бред! Чушь и бред! Анатолий Николаевич, ну к чему нам ссориться? Мы ведь взрослые, разумные люди и сможем найти общий язык.
— Правда?
— Да! Уверяю вас, что от нашей ссоры не выиграет никто. Ни вы, ни я. А вот от нашей дружбы выиграют все! И вы в первую очередь.
— Правда? — вновь повторил Карасев. Затем презрительно посмотрел на Матвея Робертовича и грубо ухмыльнулся. — Я не дружу с бандитами и ворами. Так и передайте вашим хозяевам.
— Что ж… — Соколов нахмурился, — я передам. Я все передам.
— Вот и отлично.
Карасев поднялся с лавки и вышел из кабинки. Соколов какое-то время глядел на закрывшуюся дверь, затем протянул руку и достал из сумки сотовый телефон.
Набрав нужный номер, он приложил телефон к уху:
— Алло, здравствуйте. Будьте добры Богомолова… Ясно. Когда освободится, пусть перезвонит Матвею Соколову… Спасибо.
Матвей Робертович откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза. Он сидел так не меньше двух минут, до тех пор пока не запиликал лежавший на столике телефон. Он быстро открыл глаза и взял телефон.
— Алло… Да, Алексей Борисович, это я. Только что беседовал с Карасевым… Нет, он не изменил своего мнения. И боюсь, уже не изменит… Да, ты прав. Ты прав, именно так мы и поступим… А разве я когда-то отказывался от своих слов? На мою поддержку ты можешь рассчитывать твердо. Впрочем, это не телефонный разговор. Подъезжай сегодня ко мне— поговорим… После восьми… Пока.
— Это все, что вы слышали? — спросил Поремский.
Давыдов кивнул:
— Все.
— Значит, человека, которому звонил Соколов, звали Алексей Борисович Богомолов?
— Так точно.
— А вы не знаете, кто он такой?
Давыдов задумался, затем покачал головой:
— Никак нет. Фамилия вроде знакомая, но где я ее слышал — не припомню. Хотя… Черт, что же это я? Был в прошлом правительстве один Богомолов! Вице-премьер.
— Да-да, я теперь тоже припоминаю. — Поремский вежливо улыбнулся. Что ж, Василий Васильевич, спасибо за информацию. Вы нам очень помогли.
— Не за что. Помогать органам правопорядка — священный долг каждого гражданина. — Давыдов радужно улыбнулся, почесал пальцем морщинистую переносицу и лукаво сощурился. — А вы небось уже меня в убийцы записали, а?
— Почему вы так решили?
— А чего бы ради ко мне приходила ваша сотрудница? И все выведывала, выспрашивала. А я бы и рад был ей все рассказать, но сами понимаете. Вы-то хоть сохраните мое инкогнито?
— Ваше — что? — не понял Поремский.
— Инкогнито, — повторил Давыдов. — В смысле тайну моей личности.
— Это уж как получится, — сказал Поремский. — Но обязуюсь не открывать вашего «инкогнито» без крайней необходимости.
— И на том спасибо. За себя-то я не боюсь, но сами понимаете — жена, дети. Вы, самое главное, жене моей не говорите. Про сауну. Ну и вообще.
— Я же пообещал, — напомнил Поремский.
На столе у Поремского зазвонил телефон. Он снял трубку.
Алло… Что?.. Вот черт! Где она?.. Так… так… В какой больнице?.. Понял. А Леуса куда?.. В реанимацию?.. Ясно. Держи меня в курсе, хорошо?.. Пока.
Поремский положил трубку и мрачно посмотрел на Давыдова. Тот невольно поежился под взглядом следователя.
— Что-то случилось? — робко спросил Давыдов.
— Случилось, но вас это не касается.
Ясно, — вздохнул Давыдов. — Я могу идти?
— Идите.
Давыдов кивнул, взял пропуск, пискнул «до свиданья» и поспешил ретироваться.
Глава 15
НАПАРНИК
Миша Камельков сидел перед кроватью и держал Юлю за руку. Рука была вялой и бескровной. Юля лежала в постели с поднятым до самого подбородка одеялом. Глаза ее безучастно смотрели в больничный потолок. Ее красивое лицо побледнело, черты обострились. Под глазами пролегли глубокие тени, губы побелели и запеклись.
— Все будет в порядке, — говорил Камельков, сжимая в ладонях узкую Юлину ладонь. — Врач сказал, что операция прошла успешно. Жизненно важные органы не задеты. Уже через месяц сможешь танцевать, останется только маленький шрамик.
— Не… волнуйся, — тихо проговорила Юля и облизнула пересохшие губы. — Я чувствую себя нормально.
— Только маленький шрамик, — повторил Камельков, стараясь, чтобы голос не задрожал.
Юля повернулась и посмотрела на него ввалившимися глазами.
— А ты… будешь… меня такую любить? — спросила она.
— Спрашиваешь! — горячо воскликнул Мишаня. — Я буду любить тебя всякую! Главное, чтобы ты меня любила, а об остальном не беспокойся.
— Я бы тебя любила, — сказала Юля и снова отвернулась от Камелькова. Глаза ее, огромные, запавшие, смотрели в потолок. — Плохо, что все так получилось, — сказала Юля. — Теперь ты не сможешь спокойно работать. А ты должен быть спокойным.
Камельков нежно поцеловал Юлины пальцы, прижал ее руку к своей щеке и сказал:
— Не волнуйся. Этот гад получит сполна, обещаю тебе!
— Да, — ответила Юля. — Я знаю. Теперь ему не отвертеться. Мы сумели его прижать, да?
— Да, сумели. И только благодаря тебе. — Камельков глянул на наручные часы.
— Тебе пора? — не глядя на него, спросила Юля.
Мишаня вздохнул:
— Да, зая. Сейчас я должен идти, но завтра утром я снова буду у тебя. Хорошо?
— Хорошо.
Камельков встал со стула, затем наклонился и осторожно, словно боялся поранить, поцеловал Юлю в губы.
— Не скучай, — ласково сказал он. — Думай только о хорошем.
Юля улыбнулась:
— Хорошо, милый. Я буду думать о тебе. Только прошу тебя… будь осторожен. И ничего не делай один, без своих товарищей. Обещаешь?
— Обещаю.
Камельков почувствовал, как на глаза ему наворачиваются слезы.
