Марио Пьюзо - Омерта
— Это все равно бы случилось, — прервала ее Джорджетт. — Если бы не из-за твоего кузена, то из-за кого-то еще. Такая у него была работа. Курт это знал, да и я тоже. — Джорджетт замялась, прежде чем добавить:
— Главное в том, что и сейчас мы помним его доброту. Поэтому давай не будем говорить о прошлом. Нам всем есть о чем сожалеть.
Николь глубоко вдохнула.
— Есть одна проблема. Эспинелла Вашингтон хочет, чтобы я представляла ее интересы.
И хотя Джорджетт попыталась это скрыть, Николь заметила, что ее передернуло при упоминании Эспинеллы. Джорджетт не отличалась набожностью, но в тот момент она поняла, что бог испытывает ее.
— Хорошо, — ответила она, прикусив губу.
— Хорошо? — изумилась Николь. Она-то надеялась, что Джорджетт станет возражать, запретит ей браться за это дело, и тогда Николь смогла бы отказать Эспинелле из верности подруге. Николь буквально услышала голос отца: «Проявить верность другу — честный поступок».
— Да, — Джорджетт закрыла глаза. — Ты должна защищать ее.
Николь не верила своим ушам.
— Я ничего ей не должна. Любой меня поймет.
— Это будет лицемерием. Или жизнь человека священна, или нет. Мы не можем менять наши убеждения только потому, что это причиняет нам боль.
Какое-то время Джорджетт молчала, затем на прощание протянула Николь руку. На этот раз обошлось без объятий.
Николь весь день думала об этом разговоре, а потом позвонила Эспинелле и с неохотой согласилась защищать ее. Часом позже она уже ехала в аэропорт, чтобы улететь на Сицилию.
Через неделю Джорджетт прислала письмо координатору Движения за отмену смертной казни, в котором сообщила, что она и ее дочь переезжают в другой город, чтобы начать новую жизнь, и пожелала своим коллегам всего наилучшего. Будущего адреса она не указала.
Асторре сдержал слово, данное дону Априле, сохранил банки и обеспечил благополучие семьи.
Поэтому теперь он посчитал себя свободным от всех обязательств.
Через неделю после того, как закончилось расследование убийств на складе и ему не предъявили никаких обвинений, он встретился с доном Кракси и Октавием Бьянко в кабинете, расположенном на последнем этаже склада, и сообщил им о своем желании вернуться на Сицилию. Объяснил, что его уже давно неудержимо тянет туда, что Сицилия снится ему чуть ли не каждую ночь.
А самые счастливые воспоминания детства связаны с Виллой Грация, куда он приезжал с доном Априле. И теперь его мечта — вернуться туда.
— Тебе нет нужды возвращаться на Виллу Грация, — ответил на это Бьянко. — Ты же крупный землевладелец. На Сицилии тебе принадлежит целая деревня. Кастельламмаре-дель-Гольфо.
На лице Асторре отразилось удивление.
— Как это?
Бенито Кракси вновь вернулся к тому дню, когда великий мафиозо дон Дзено призвал к своему смертному одру троих самых близких друзей.
— Он знал, что у тебя его сердце и душа. А теперь ты остался его единственным наследником.
Деревня передана тебе твоим отцом. Она — твоя.
И хотя дон Априле увез тебя в Америку, дон Дзено наказал нам заботиться о деревне до тех пор, пока ты не предъявишь на нее свои права.
Мы и заботились, как пожелал твой отец. Если крестьяне страдали от неурожая, предлагали им деньги на покупку семян и саженцев, в общем, не оставляли их на произвол судьбы.
— Почему вы никогда не говорили мне об этом? — спросил Асторре.
— Мы поклялись дону Априле держать это в тайне. Твой отец заботился о твоей безопасности, а дон Априле хотел, чтобы ты стал членом его семьи. Он давно уже понял, что только ты сможешь защитить его детей. По правде говоря, у тебя было два отца. Тебе очень повезло.
Асторре ступил на землю Сицилии в прекрасный солнечный день. Двое телохранителей Майкла Граззеллы встретили его в аэропорту и почтительно проводили к темно-синему «Мерседесу».
Когда они ехали по Палермо, Асторре восхищался красотой города: мраморные колонны и резьба по камню превращали иные здания в греческие храмы, а другие, со статуями святых и ангелов, — в испанские кафедральные соборы. До Кастельламмаре-дель-Гольфо они добирались два часа по узкой, в одну полосу, извилистой дороге.
И Асторре вновь убедился в том, что самой большой достопримечательностью Сицилии является красота ее природы, фантастические виды Средиземного моря.
Деревня расположилась в глубокой долине, зажатой горами. Двухэтажные домики притулились на склонах. Асторре заметил несколько человек, прильнувших к зазору между белыми ставнями, защищающими комнаты от испепеляющих солнечных лучей.
Его встретил мэр деревни, низенький толстячок в крестьянской одежде, Лео Димарко. Глубоко поклонился.
— Il Padrone,[10] — сказал он. — Добро пожаловать.
Асторре смущенно улыбнулся, спросил на сицилийском диалекте: «Вас не затруднит показать мне деревню?»
Они прошли мимо стариков, играющих в карты на деревянных скамьях. На дальней стороне площади возвышалась католическая церковь.
Именно в эту церковь Святого Себастьяна мэр первым делом и повел Асторре, который не произносил молитвы со дня убийства дона Априле.
Асторре опустился на колени, склонил голову, и отец Ди Векки, деревенский священник, благословил его.
Потом мэр Димарко показал Асторре маленький домик, в котором ему предстояло жить первое время. По пути Асторре заметил нескольких carabinieri, итальянских полицейских, привалившихся к стенам домов, с винтовками в руках.
— Ночью безопаснее оставаться в деревне, — объяснил мэр. — Но днем можно без опаски гулять по полям.
И следующие несколько дней Асторре посвятил долгим прогулкам по окрестностям, напоенным ароматом цветущих апельсиновых и лимонных деревьев. Он знакомился с местными жителями и осматривал старинные каменные здания, архитектурой напоминающие римские виллы.
Одному из них предстояло стать его домом.
На третий день он уже точно знал, что здесь он обретет счастье. Обычно сдержанные крестьяне приветствовали его на улицах, старики и дети заговаривали с ним, когда он сидел в кафе на площади.
До полного счастья оставалось завершить еще два дела.
Наутро Асторре попросил мэра показать дорогу на местное кладбище.
— Зачем это вам? — спросил Димарко.
— Хочу засвидетельствовать свое почтение отцу и матери, — ответил Асторре.
Димарко кивнул, снял со стены большой железный ключ.
— Вы хорошо знали моего отца? — спросил Асторре.
Димарко быстро перекрестился.
— Кто не знал дона Дзено? Только ему мы обязаны своими жизнями. Он спасал наших детей, покупая в Палермо дорогие лекарства. Он защищал деревню от грабителей и бандитов.
— Но каким он был человеком?
Димарко пожал плечами.
— Мало кто знал его так хорошо, и совсем немногие захотят рассказать вам о нем. Он стал легендой. Кому есть дело до того, каким он был в реальной жизни?
Мне, подумал Асторре.
Они вышли из деревни, поднялись по крутому склону. Димарко несколько раз останавливался: у него перехватывало дыхание. Наконец Асторре увидел кладбище. Но вместо надгробных камней на нем рядами стояли маленькие каменные домики. Мавзолеи, окруженные высокой оградой из металлических прутьев. Внутрь вели ворота. Надпись над ними из кованых букв гласила: «НЕВИННЫ ВСЕ, КТО ЛЕЖИТ ЗА ЭТИМИ ВОРОТАМИ».
Мэр повернул ключ в замке, снял его, распахнул ворота, подвел Асторре к мавзолею его отца, сложенному из серого мрамора. Поверху тянулась эпитафия: «ВИНЧЕНЦО ДЗЕНО — ДОБРЫЙ И ЩЕДРЫЙ ЧЕЛОВЕК». Асторре вошел в мавзолей, замер перед алтарем, на котором стояла фотография его отца. Впервые он видел его и поразился, сколь знакомым было это лицо.
Димарко провел Асторре к другому домику, стоящему в двух рядах от первого. Из белого мрамора, с силуэтом Девы Марии, выбитым над аркой. Асторре вошел в него, долго смотрел на фотографию молодой женщины, не старше двадцати двух лет, — взгляд ее больших зеленых глаз и ослепительная улыбка согревали его.
Выйдя из мавзолея матери, он признался Димарко: «В детстве мне часто снилась эта женщина, но я думал, что она — ангел».
Димарко кивнул.
— Она была красавицей. Я не раз видел ее в церкви. И вы правы. Она пела, как ангел.
В эту поездку Асторре отправился верхом.
И останавливался лишь затем, чтобы съесть свежего сыра из козьего молока да кусок хлеба, которые дала ему с собой одна из деревенских женщин.
Наконец он добрался до Корлеоне. Он больше не мог откладывать встречу с Майклом Граззеллой. Хотя бы из вежливости.
За дни, проведенные в Сицилии, он загорел, что не преминул отметить Граззелла, после того как обнял Асторре.
— Наше солнце идет тебе на пользу.
— Спасибо тебе за все, — поблагодарил его Асторре. — Особенно за поддержку.
Граззелла повел его к своей вилле.
