Александра Маринина - Тот, кто знает. Книга вторая. Перекресток
— К сожалению, это не смешно, а грустно. У Вадика свои представления о том, что такое правильно и что такое неправильно. Я не могу с этими представлениями бороться, мне проще подладиться.
— Вот, ты и с Люсей такая же! Не хочешь бороться с ее представлениями, тебе проще подладиться под нее. А она этим пользуется. Неужели ты и на работе такая же?
— Ну уж нет, на работе я совсем другая. Но работа — это работа, а семья — это семья. Покой, мир и любовь в семье для меня самое главное на свете, понимаешь? Ради этого я легко наступаю себе на горло. Я думаю, что у меня и карьера сложилась именно потому, что она никогда не была для меня на первом месте. Когда к чему-то не особенно стремишься, оно само в руки идет. А в семье у меня все время что-то не получается. Наверное, это оттого, что я слишком много в нее вкладываю… Впрочем, мы же договорились больше это не обсуждать. Иришенька, я хочу, чтобы ты мне пообещала одну вещь.
— Хоть три! — с готовностью отозвалась Ира.
— Три мне не нужно. Дай мне слово, что, если ты встретишь человека, которого полюбишь и за которого захочешь выйти замуж, ты немедленно уйдешь из семьи Мащенко и забудешь обо всех моих страхах. Ты можешь мне это пообещать?
— Могу, — твердо ответила Ира.
Да она бы пообещала Наташке все, что угодно, лишь бы та была спокойна и ни о чем не тревожилась. А из семьи Мащенко она никуда уходить не собирается. Ей там хорошо. Во всяком случае, пока.
Игорь
Злосчастная среда все-таки наступила, и надо было ехать к Женьке Замятину, сегодня годовщина гибели Генки Потоцкого. Жека уже начиная с понедельника обрывал Игорю телефон с напоминаниями о том, что ждет его в среду вечером, после работы.
Метров за двести до Женькиного дома Игорь заметил на улице Ляльку, племянницу Замятина, дочку его старшей сестры. Пятнадцатилетняя девица с крашеными «в полосочку» волосами сидела в скверике в компании еще двух девочек и двух парней сомнительного, как показалось Игорю, вида. Он остановил машину и подошел к ним.
— Привет! — хмуро процедила Лялька, увидев его. — Ты к Женьке? Иди скорей, он уж заждался, с самого утра готовится.
Под словом «готовится» подразумевалась легкая выпивка, Игорь это знал. Неужели Женька успел к вечеру набраться? С одной стороны, это плохо, потому что пьяный Замятин становился совершенно невыносимым. Но с другой стороны, может, и к лучшему. Через короткое время алкоголь совсем свалит его с ног, и Игорь сможет с чистой совестью уйти.
— И что, старательно готовится? — с любопытством спросил он. — Много выпить успел?
— Не так чтоб очень. Но разговоров… Фотки из всех альбомов повытаскивал, раскладывает их на полу, перекладывает, бормочет чего-то. Не разберешь.
Лялька откинула рукой со лба прядь зеленого цвета, и Игорь заметил на ее запястье тонкий браслетик из желтого металла. Бижутерия? Или золото?
— У тебя обновка? Симпатичный браслет, — дежурно произнес он, чтобы сказать что-нибудь приятное. Лялька казалась ему славной девчушкой, несколько излишне «попсовой», но это издержки возраста.
— Золотой, — не скрывая гордости, ответила она.
— Ну? — искренне удивился Игорь. — Откуда?
— Женька подарил.
— Дорогой, наверное?
— Он сказал — сто баксов.
— Круто. Разбогател твой дядюшка, а? С каких это пор?
— Это ты у него сам спроси. Он нам денег не дает, все скрытничает, а потом — раз! — и подарок какой-нибудь покупает. Мне браслет, матери пальто кожаное. Бабушке даже сервиз подарил, «Мадонну», она всю жизнь о таком мечтала. И чего в нем хорошего? Ни красоты, ни стиля, средневековье какое-то. Я ему говорила, Женя, давай, если деньги есть, лучше купим французскую посуду, она модная и не бьется. А он отвечает, мол, на свое модное сама себе зарабатывай, а у матери мечта была. Придурок какой-то, честное слово!
— Ладно-ладно, ты потише, — строго сказал Игорь, — он все-таки твой дядя. Выбирай выражения. Ну, счастливо тебе потусоваться, я пошел.
Женька выкатился ему навстречу в камуфляже, с неизменной сигаретой в углу рта. Вопреки ожиданиям, он был скорее трезв, чем пьян. Игорь выставил на стол купленную в магазине водку, отвинтил крышку, разлил в три рюмки, одну из которых по православному обычаю Женька накрыл кусочком черного хлеба. Посреди стола в рамке стояла фотография Потоцкого с черной ленточкой по диагонали. Выпили за помин души не чокаясь. Поболтали о том о сем. Женька был настроен благодушно, даже шутил, чего Игорь давно уже за ним не замечал. Когда водка в бутылке почти кончилась, Игорь решился задать вопрос, который интересовал его еще с воскресенья, а после сегодняшней встречи с Женькиной племянницей стал почти мучительным.
— У тебя, кажется, деньги завелись? — как можно равнодушнее спросил он.
Женька вскинул на него хитрые и почти не пьяные глаза, прищурился:
— Ну, допустим. Тебя это волнует?
— Нет, просто интересует. И откуда же?
— Оттуда.
— А поконкретнее?
— Ты меня как мент спрашиваешь или как друг?
— Пока как друг.
— Если как друг, то я тебе и отвечу как другу: не твое дело. Не обидишься?
— Обижусь. Что за тайны, Жека? С каких это пор?
— Давай лучше еще выпьем, — уклонился от ответа Женька. — Не бойся, не последняя, у меня еще две бутылки есть.
Игорь опрокинул рюмку, опустошив ее в один глоток, закусил бутербродом с колбасой и маринованным огурчиком.
— Ладно, ответ другу я, считай, принял. А если бы я спросил тебя как мент? Что бы ты мне ответил?
— А менту я ответил бы, что пусть сначала докажет, а потом будем разговаривать. Годится такой вариант?
Все ясно, Женька впутался в какой-то криминал. И вполне возможно, именно в тот, о котором шла речь в воскресенье у Жорика в гостях. Кому легче всего вычислить одинокого инвалида, такого, у которого есть отдельная квартира и нет родственников и близких, проявляющих к нему постоянное внимание? Тому, у кого есть доступ к соответствующим учетам и документам. В обществе слепых, например, в совете ветеранов, в союзе воинов-афганцев. Кому проще всего втереться в доверие, ну, например, к такому же инвалиду-афганцу, как тот, о котором говорила Жоркина подружка? Да тому же афганцу. Есть что вспомнить, о чем поговорить, а если оба инвалиды — сам бог велит становиться друзьями и вместе пить водку. Пить и пить до тех пор, пока намеченная жертва окончательно не потеряет чувство реальности и не превратится в раба бутылки, покорного и тупого, на все готового и всему верящего. Остальное — дело техники. Нет, не хочется верить, что Женька Замятин зарабатывает свои деньги именно таким способом. Хотя какая разница, таким или нет? Важно, что способ этот явно криминальный, не зря Жека не хочет о нем рассказывать. Надо бы еще поднажать на него…
— Зря храбришься. Нужно будет — все докажут. Под суд пойдешь.
— Кто докажет? — Женька язвительно улыбнулся, обнажив прокуренные зубы. — Ты, что ли?
— Может, и я, если дело ко мне попадет.
— И что, ты меня своими руками в тюрягу отправишь? И внутри ничего не дрогнет?
— Не беспокойся, я тебя никуда не отправлю, если на то пошло, то возьму самоотвод, поскольку ты — мой друг. А другой следак в три счета тебя оформит. Если будет за что, конечно. Так как, Женька, есть за что тебя оформлять? Говори, не стесняйся, мы же друзья. Сдавать тебя я не собираюсь, но знать хочу.
— А зачем тебе знать, если сдавать не собираешься? Меньше знаешь — лучше спишь, — Женька громко захохотал, и только по этому хохоту Игорь понял, что приятель все-таки сильно опьянел.
— Лады, — согласился он, — буду спать хорошо.
Не хочешь говорить — не надо, мне спокойнее. Мое дело — предупредить, а там — как знаешь. Ты большой мальчик, свою судьбу можешь сам определять.
Лицо Замятина внезапно приобрело хищное выражение, глаза недобро заблестели, в уголках губ собралась слюна, и Игорю на мгновение показалось, что Женька сейчас плюнет в него.
— Ну спасибо тебе, отец родной, — прошипел Женька, — спасибо, что разрешил мне самому свою судьбу решать. Ты один раз за меня ее уже решил, да неудачно, потому во второй раз ты уж за это дело не берись, а то совсем плохо выйдет.
— Ты о чем? — не понял Игорь. — Когда это я твою судьбу решал? Что ты выдумал?
— Я выдумал? Нет, Игореха, это ты выдумал. Ты выдумал, что твои кореша Генка и Жека — болваны непроходимые, что их можно вокруг пальца обвести. Вокруг пальца ты нас обвел, это я признаю. А вот обмануть нас тебе не удалось. Это ты от нас быстренько оторвался и в свой Томск умотал, чтобы в армию не идти. А мы-то с Генкой остались, вместе на работу устроились, вместе в казарму отправились. И воевали тоже вместе. Много мы тогда всякого меж собой перетерли, каждую мелочь обсудили да обсосали. Все нам покоя не давало, как это ты математику завалил? Ну как? Ты же из нас троих ее лучше всех знал. Ну ладно, бывает, несчастный случай, не зря же говорят, что экзамен — это лотерея. А потом ты уговаривал нас остаться в летном училище. А мы не соглашались, мы же решили, что будем всегда вместе, втроем. Мы тебя уломали. Так нам показалось. А ты сделал вид, что согласен, и тут же соскочил, как только мы в Москву вернулись. Вот мы с Генкой думали-думали и додумались. Понял?
