Анна и Сергей Литвиновы - Сердце бога
– Мне об этом сказал наш сослуживец.
– Сослуживец? Кто конкретно?
Тут Иноземцев озлился и буркнул:
– Вы меня, конечно, извините, но это не ваше дело.
– Возможно, – усмехнулся офицер. – Возможно, и не мое. А может, и мое… Что вам известно о состоянии Флоринского?
– Понятия не имею. За тем и пришел – узнать.
– Состояние, я вам скажу, крайне тяжелое. Врачи борются за его жизнь. А что конкретно стряслось с Флоринским – вы знаете?
– Нет, не знаю.
– Как же? Тот сослуживец, что сообщил вам, что Юрий Васильевич находится в госпитале, не известил вас, при каких обстоятельствах пострадал Флоринский?
– Он сказал, что произошла автомобильная авария.
– Правильно, – удовлетворенно протянул офицер. – Именно авария, и именно автомобильная. А вы, наверное, подробности случившегося хотите знать?
– Ничего я не хочу узнать. Я хотел увидеть Юрия Васильевича и, вот, передать ему апельсины, – Иноземцев кивнул на кулек.
– Боюсь, посещение у вас не получится, – кивнул капитан. А потом начал задавать те же самые вопросы, но с измененными формулировками, по второму кругу: – Ваше место работы? Чем вы занимаетесь?
– А это, извините, тоже не вашего ума дело, – парировал инженер. Однако его резкости гэбэшнику были как с гуся вода. Он продолжал толочь воду в ступе еще как минимум полчаса. И, наконец, резюмировал:
– Увидеть вам Флоринского никак невозможно. Но вы пока можете быть свободны, – и протянул Владиславу паспорт. – И поменьше распространяйтесь о болезни Юрия Васильевича.
– Хорошо, – пожал плечами Иноземцев. – Может, вы ему хотя бы апельсины передадите? Не тащить же мне назад.
– Боюсь, ваши фрукты Флоринскому сейчас никак не понадобятся.
– Ну, тогда вы возьмите – врачам, что ли, отдайте. Не увозить же.
– Разве что врачам… – с сомнением протянул гэбэшник. – Впрочем, давайте.
От дурацкого допроса настроение совсем испортилось. К тому же Владик все время исподволь ожидал (хотя с чего бы вдруг?) вопроса о Марии. Вот тут бы он точно поплыл. Потому как, что бы ни говорил Вилен, а, встречаясь с болгаркой, он нарушал один из важнейших пунктов подписки о секретности, которую давал сначала на третьем курсе МАИ, а потом при поступлении на работу в «хозяйство Королева». Да еще утренний странный разговор с девушкой и ее вдруг прозвучавшее предложение убежать, по сути – изменить Родине…
Нет, теперь воскресенье, казавшееся поначалу длинным и многообещающим, пошло наперекосяк. Импульсивно – раз уж начались нечаянные и непрогнозируемые события – Иноземцев зашел в телефон-автомат (слава богу, пятнадцатикопеечная монета оказалась в кармане) и набрал телефон жены – или, точнее, квартиры генерала Провотворова в правительственном доме. Разговаривать с ней сейчас совсем не хотелось, но из-за сына… Впрочем, Юрочку видеть он тоже особенно не мечтал – как ему с ним общаться, с полугодовалым малышом? Агукать, погремушкой потряхивать? Но надо было отметиться. Ведь мама сегодня в междугороднем разговоре обязательно спросит: «Как Юрочка? Ты с ним виделся?» Тогда бы он ей смог ответить: «Да, виделся, гуляли как раз сегодня». Антонина Дмитриевна весьма трепетно относилась к внуку, и если Владик опять ей скажет, что нет, сына не видел, начнет нудить: мол, если он манкирует встречами с ним, то рискует навсегда Юрочку потерять.
Однако в генеральской квартире ответила незнакомая, не слишком грамотная женщина, няня или прислуга, и на просьбу позвать Галину ответствовала: «Их нету никого». Волей-неволей оставалось возвращаться в Болшево, купить по пути мяса и капусты, наварить щей, тем более что начинал мучить голод, но в случайные столовые идти не хотелось, а в ресторан в одиночку – тем более. Кончилось тем, что он захарчил на Ярославском вокзале пару пирожков, перебил аппетит.
Дальше пошло по заведенному: покупки продовольствия, дом в Болшеве, одинокое приготовление щей. Настроение испортилось, и незаметно подошло время переговоров. Мама по телефону и впрямь начала опять выговаривать ему за то, что он с Юрочкой не видится: «Неужели ты не понимаешь, Владинька, – увещевала она, – что мы с тобой его потеряем навсегда!» – «Ох, мама, – раздраженно вздохнул в конце концов Иноземцев, – если он тебе так нужен, приезжай сама в Москву и с ним встречайся!» – «И приеду, а что ты думаешь? Я давно собираюсь!» – «О, правильно! Буду рад тебя видеть! Когда пожалуешь?» – «Скоро ноябрьские. Может, выкрою под праздники недельку». На прощание Владик вдруг вспомнил, что мама ведь тоже знакома с Флоринским, да еще с юности, с баснословных довоенных времен, и сказал о том, что бедняга Юрий Васильевич загремел в госпиталь в крайне тяжелом состоянии. В трубке повисла долгая и глухая тишина. Молодой человек даже подумал, что их нечаянно разъединили, и стал дуть, кричать: «Алло, алло», но тут мама вдруг отозвалась совершенно глухим и далеким голосом:
– Я выезжаю.
– Выезжаешь?! – поразился Иноземцев. – Почему?! Зачем? Из-за Флоринского?! Да ведь к нему даже в госпиталь не пускают!
Но Антонина Дмитриевна, не слушая его, молвила: «Я прямо сейчас на вокзал. Постараюсь выехать вечерним поездом. Как возьму билет, дам тебе срочную телеграмму», – и отключилась. Владик в полной растерянности тоже повесил трубку.
* * *Мама приехала во вторник. Владик вернулся с работы – а она уже дома. Прибыла налегке – ни варений, ни сушеных грибов, ни воблы. Небольшой чемоданчик в руках. Быстренько перескочила с Казанского на Ярославский вокзал, впрыгнула в электричку. Ключи Антонине Дмитриевне дала вдова-хозяйка, и теперь мать встречала сына дома. Хозяйствовала: истопила печь и месила тесто для оладушек.
После объятий Владик спросил с нарочитой грубоватостью:
– Зачем примчалась? Все равно к Флоринскому ты не попадешь.
– К нему попасть должен ты.
– Я?! Почему?
– Не сейчас. Я тебе потом все объясню.
– Но меня не пустят тем более. Я уже пробовал – без шансов.
– Я поговорю с кем надо.
– С кем ты, позволь узнать, поговоришь?
– Ты не в курсе, Сергей Павлович в Москве?
– Королев? К нему ты не прорвешься. Режимное предприятие! Я и сам его раза два-три за год видел.
– Я ему позвоню.
– Позвонишь? Да я даже телефона его не знаю. Могу, конечно, выяснить – но это через секретаршу, вряд ли она тебя с ним соединит.
– Я знаю его прямой номер. Сергей на него, как мне сказали, всегда сам отвечает, когда в кабинете.
– Откуда ты телефон узнала?!
– Мне дал его Юрий Васильевич. На самый крайний случай.
– Какой такой случай?
– Вдруг, не дай бог, что-то с тобой случится. Но, как видишь, случилось с ним.
Пока они дискутировали, Антонина Дмитриевна раскалила две сковородки, плеснула подсолнечного масла и принялась разливать половником первые оладьи. Тесто плевалось и скворчало, по комнате распространился восхитительный горелый дым. Пошла подлинная, женская стряпня – чего Владислав был лишен с начала апреля, момента отъезда из мамочкиного дома в Энске. «Эх, Галка, Галка! – вдруг подумалось ему. – Ты, наверно, блинчики-оладушки теперь своему генералу стряпаешь. Впрочем, меня ты ими нечасто баловала. Интересно бы узнать, его ты кормишь? Или вы все больше по ресторанам?» Странно, стоило приехать маме – сразу стала вспоминаться сбежавшая жена. Может, между двумя этими женщинами существовала, что ли, мистическая связь?
– Сейчас быстренько поедим, с пылу с жару, оладий, а потом проводишь меня до станции. У вас ведь там имеется телефон-автомат? Я думаю, ваш великий ЭсПэ в сей час еще на работе?
– Если он в Москве, то часов до девяти-десяти сидит в кабинете точно. Если не на производстве, конечно.
Через полчаса они под ручку, похрустывая подмерзшими палыми листьями, пришли к станции. Вооружившись пятиалтынным, мама скользнула внутрь телефонной будки. Владик отвернулся, не желая подсматривать и подслушивать ее разговор с Главным конструктором. Антонина Дмитриевна не выходила долго – значит, и впрямь дозвонилась!
Наконец положила трубку на рычаг, вышла, хлопнула дверцей. Спросила у сына озабоченно:
– Как я выгляжу?
– Нормально. А что?
– Сергей Палыч обещал прислать за мной машину. Через пятнадцать минут – прямо сюда.
Сын не мог сдержать восхищения:
– Ну, мама! Ну, ты авантюристка!
И впрямь через четверть часа прямо к телефонной будке подрулил королевский «ЗИС» (Владик узнал его). Шофер даже вышел из машины и помог маме устроиться на задних сиденьях представительского лимузина. «Надолго я не задержусь», – царственно бросила Антонина Дмитриевна на прощание (ни дать ни взять вдовствующая королева!)
