Фридрих Незнанский - Возмездие
— И что? — пожимал плечами Турецкий. Разве не Костя Меркулов наседал на него, Турецкого, в отношении изменения меры пресечения сыну банкира и внуку старой большевички? Разве он, Турецкий, не предостерегал Меркулова? Разве не предполагалось, что Олежка Мостовой не станет сидеть дома, дожидаясь суда, а дунет прямиком за границу? Именно поправлять пошатнувшееся здоровье. И процесс этот, видимо, затянется лет на десять.
— Да черт с ним, Костя! Уехал и уехал! Картины найдены, возвращены в музей. В конце концов, Мостовой поступил как истинный духовный наследник революционной бабули: то есть экспроприировал экспроприированное, согласно революционному лозунгу: «Грабь награбленное!» Главное, парень понял, что воровать нехорошо. Не в этом ли и состоит конечная цель правосудия? Глядишь, за границей, вдали от банкира-папаши, он поумнеет и выбьется в люди...
— Это что за демагогия? — взревел Меркулов. — Я тебя, Александр, не узнаю! Ладно, черт с ним, с мальчишкой, но убийство депутата...
По данному пункту, против обыкновения, Турецкий не спорил, а наоборот, во всем соглашался с Константином Дмитриевичем. Он сокрушался, что дело Новгородского грозится перейти в разряд «висяков». В то же время ненавязчиво намекая, что и «висяки» иногда нужны, дабы не казалось всяким чинушам в погонах и без, что расследование заказных («Я подчеркиваю, заказных!» — смодулировал голосом Саша) убийств такое уж простое занятие. Да, как правило, мы их расследуем! И находим виновных! Но должны быть и исключения! Иначе как же подтвердить правило? И поэтому лично он, Турецкий, готов подвергнуться некоторому взысканию, чтобы у заместителя генерального прокурора Меркулова не было неприятностей.
— Тьфу ты! — опять рассердился Меркулов. — Ты меня в гроб загонишь!
— Типун тебе на язык, Костя! — замахал руками Грязнов и достал коньяк.
— Знаешь, Костя, это, конечно, плохо, что у нас отчетность пострадает. Но есть в этой истории и кое- что хорошее, — уже серьезно заметил Турецкий.
— Это что же? — сердито спросил Меркулов.
— Одним подонком, одной мразью на земле стало меньше.
Александр произнес эти слова таким тоном и так посмотрел на Костю, что тот лишь махнул рукой в сторону Грязнова:
— Наливай!
— Вот это правильно! Все же праздник: старый Новый год! Наш, исконно-посконный! Ни у кого такого нет! — примирительно произнес Грязнов.
Потом, когда они остались вдвоем и зашагали по заснеженным улицам Москвы, потому что им захотелось дойти до дома Саши Турецкого именно пешком, Грязнов сказал:
— Ну что, Саня, мне-то правду расскажешь? Нашел преступника?
— Нет, Слава, — серьезно ответил Турецкий. — Преступника я не нашел.
— Как же так? Куда-то ездил, нашел улики...
— Куда ездил? Какие улики? Нет никаких улик. Все, что были, выделены в дело о краже картин.
— Поэтому и Мостовой сумел за границу махнуть? — усмехнулся Грязнов. — Чтобы не было судебного следствия?
— А вот это ты брось! — с ухмылкой немедленно возразил Турецкий. — За пределы Родины он без нашего позволения махнул! Но то, что судебного следствия не будет, это, пожалуй, в данном случае и неплохо. Зачем дерьмо ворошить? Кажется, об этом тебе и Вера Павловна Новгородская говорила, так?
— Так. Но куда улику-то деть?
— Какую улику?
— А женский волос?
— Какой волос? Не было волоса. А если и был, то, наверное, давно потерялся. Волос — это же не слепок со следа ботинка, верно?
— А запах духов?
— А что запах? Его к делу не пришьешь. И вообще, Слава, давай мы это дело закроем. Не было никакого преступника. И знаешь почему? Потому что бывают ситуации, когда возмездие важнее правосудия. Согласен?
— Согласен, — подумав, откликнулся проницательный и мудрый Грязнов.
