Александр Щелоков - Генеральские игры
Носенко посмотрел на Бергмана пристально, заметил его смятение и хитро сверкнул глазами.
— Так вот, Корнелий Иосифович, если говорить правду, некий губернатор Носенко обойдется без вас и вашей помощи. Куда больше дружбой со мной должен дорожить банкир Бергман.
— Серьезно? — Бергман уже преодолел растерянность и заговорил с обычной для него надменностью. — Какого ж дьявола вы меня пригласили, если можете обойтись сами?
— Вы готовы к откровенному разговору?
— Разве мы говорили не откровенно?
— Мы торговались. Как купец и покупатель. Теперь я предлагаю поговорить так, как разговаривают союзники.
— Даже так? — Бергман насмехался. Носенко это не задело.
— Даже очень так. И вот почему. До нашего разговора я мало верил, что мы вообще найдем общий язык. Вы всем известны как человек несговорчивый. Своенравный, если хотите. Больше того, доброжелатели мне заранее не советовали иметь с вами дело…
Бергман вспылил:
— И не имели бы!
Носенко хмыкнул иронически.
— Только не заводитесь. Я играю открыто, и это надо ценить.
Бергман сдержался. Он знал — губернатор прав, и обижаться на него не за что. Он налил в рюмку коньяку, резким движением плеснул в рот. Не поморщился.
— Слушаю.
— Я, Корнелий Иосифович, как и вы, привык принимать решения сам. Никогда не шел и не пойду на поводу у советников. В данном случае тоже. Кое-кто желал бы сделать меня ручным. Это не получилось ни у Москвы, ни у наших местных политиканов. Но мне нужны союзники. Кому я бы доверял. Как тебе, Корнелий… Кстати, могу я тебя так называть? — И, не ожидая ответа, продолжил: — Думаю, мы сойдемся. Верно?
— Мы? — Бергман выразил удивление столь искренне, что губернатор рассмеялся:
— Я собираюсь тебе помочь. Ты в беде, Корнелий, и я готов протянуть руку.
— В беде? Брат Давид — да. Я? Не понимаю.
— Когда поймешь, будет поздно.
— Это я ухе слыхал.
— Что ж… твой отказ делает мое обещание бессмысленным. Слишком велик риск для меня самого.
— Какой риск? Я вношу деньги…
— Корнелий, при чем тут деньги, если докажут, что ты связан с мафией, запачкан кровью? Хотел тебе помочь, но когда дело становится уголовным…
— Какое дело? — Бергман встревожился. Такого поворота он не ожидал.
— Хорошо, загибай пальцы. Убит полковник Блинов. Загни палец, загни. Заказ исполнял некий Парикмахер. Оплачивал услугу шеф твоей безопасности. Далее, гни второй палец. Офицера контрразведки, который интересовался металлоломом фирмы «Ферэкс», твои люди заказали некоему Сундуку. Дело сорвалось, но прокуратура может найти доказательства. Наконец, третье. Загибай, загибай. Твой адвокат заказал Шоркина. Могу назвать тех, кто заказ исполнил…
Лоб Бергмана покрылся испариной. За горло его взяли крепко. Речь уже не шла о спасении Давида. Приходилось думать о собственной шкуре. Чертовы киллеры! Даже не верилось, что эта сволочь может служить кому-то еще, а не только тугому кошельку.
В подобных случаях Бергман умел принимать решения. И он поднял руки.
— Что требуется?
— Надо ввести в совет директоров «Вабанка» Алексея Павловича Сучкова.
Бергман раскрыл плоскую коробочку портативного компьютера «Ноутбук», которую всегда носил с собой. Пощелкал клавишами. Вгляделся в экран дисплея.
— Сучков? Алексей Павлович? Гулливер?!
Носенко одобрительно хмыкнул.
— Преклоняюсь, Корнелий, ты силен. Скажу сразу — имя, которое ты назвал, Алексей Павлович носил в дни, когда был репрессирован советской властью по политическим мотивам. Сегодня это честный и, заметь, состоятельный бизнесмен. Больше того, мой дальний родственник. Муж племянницы.
— У меня нет выбора? — Бергман выглядел хмуро, понимая, что загнан в угол.
— Есть. Либо мы вместе, либо я тебе не смогу помочь.
— Можно верить? Тебе…
— Я не президент и не сдаю тех, кто со мной.
Бергман протянул руку. Губернатор её пожал.
— Ты умный мужик, Корнелий. Именно на это я и надеялся. В виде первого взноса в наше сотрудничество скажу. В заботах о брате ты забыл о существовании прокуратуры. Так вот, я её возьму на себя. Короче, дело по «Ферэксу» мы похороним. Пусть следователи копаются в чем-то другом. Так?
***Когда Бергман попрощался и вышел из кабинета, Носенко вернулся к столу и снял трубку прямого правительственного телефона. Вставил палец в отверстие наборного диска. В кои-то времена его центр украшал бронзовый герб Советского Союза, потом чья-то мстительная рука выдрала блямбу с корнем, и диск стал походить на большой глаз, затянутый бельмом. Поначалу это раздражало — герб подчеркивал особое государственное положение его обладателя телефона, но потом губернатор привык к потере и перестал обращать на неё внимание.
Носенко неторопливо набирал номер. Запели сигналы вызова, летевшие через всю страну. Где-то в Московском Кремле зазвонил телефон.
Носенко знал, что на том конце провода его просьбу поймут правильно. Речь пойдет о сохранении власти у тех, кто её сегодня держал в руках. Это вопрос первостепенной важности. И ради его решения в столице пойдут на все. Не он один, губернатор края, в котором победа партии власти висит на волоске, должен заботиться о её достижении.
— Слушаю.
В ухо ударил усиленный и в то же время искаженный электроникой голос.
«Слушаю», — так мог ответить только тот, кому принадлежит телефон власти. Любое другое лицо — уполномоченное или случайно поднявшее трубку — должно отвечать иначе: «Аппарат господина такого-то слушает».
— Сергей Александрович, Носенко беспокоит.
Губернатору было противно произносить слово «беспокоит». Оно звучало унизительно, все в душе восставало, но не произнести по чиновному этикету было нельзя. Лучше, если там, в Москве, будут знать: звонящему известна их великая государственная занятость, и он чувствует себя виноватым всякий раз, когда отрывает столичных деятелей от важных дел. Поэтому приходилось переступать через себя, чтобы потом не опасаться, что нажил очередного врага. Их и без того немало.
Чиновничьи карьеры неисповедимы. Одни падают, другие взлетают, и никогда не угадаешь, с кем как себя вести в данный момент. Это, кстати, далеко не новое открытие, но каждый постигает его на собственном опыте. Носенко однажды рассказали китайскую притчу о том, как к портному пришел царедворец и попросил сшить новый халат. «Скажите, мой господин, — спросил портной, — каково ваше положение при дворе?» «Разве для шитья халата это имеет значение?» — удивился заказчик. «Еще бы, великий господин. Если у вас положение стабильное, я сошью халат так, что нижняя кромка одежды по всей окружности будет одинаковой по высоте. Если вы находитесь на взлете, я передние полы сделаю подлиннее, чтобы не было особенно заметно, как высоко вы несете голову. Если ваше положение неустойчивое, передние полы придется подрезать, чтобы не было заметно, когда вы ходите полусогнувшись».
Носенко знал: Сергею Александровичу пришла пора подрезать полы халата спереди, но он сам этого ещё не понял и по привычке задирает голову.
Юркий царедворец, демагог, услужливый с теми, кто выше его, надменный с равными и наглый с нижестоящими, как ни странно, он до сих пор не ощущал, что стул, на котором сидит, стал местом сейсмически опасным. В последнее время президент менял одного за другим фаворитов. Тех, кто старел вместе с ним, он все чаще назначал виновными за собственные ошибки.
— Рад слышать. — Сергей Александрович с губернаторами всегда картавил вежливо и предупредительно. — Чем могу служить, Игнатий Терентьевич?
— Тут у нас возникла проблема. Не моя. — Носенко поспешил определить приоритеты. — Успех выборов повис на волоске…
— Это плохо. — Царедворец встревожился. Он прекрасно знал, с какой силой катапультирует его в безвестность чиновное кресло, если избирателей не мытьем так катаньем не заставить выразить доверие старому президенту. — Что стряслось?
— Сергей. — Носенко таким обращением стремился продемонстрировать полное доверие тому, с кем говорил. — Здесь красно-коричневые подняли голову. Так точно, именно большевики. Травят уважаемых людей. Сторонников демократии стараются скомпрометировать.
— Чего ты хочешь?
— На эту публику надо цыкнуть из Москвы.
— Кто они?
— Недочищенные чекисты.
— Все ясно. Имеешь в виду службу безопасности?
— Именно её.
— С этим будет непросто. Как ты предлагаешь их урезонить?
— Схема проста: либо они заткнутся, либо вы однозначно проиграете выборы.
— Я к роли посредника не подхожу и говорить с президентом на эту тему не стану. Это вам внизу кажется, будто я здесь фигура. На самом деле — пешка.
— Смотрите, ребята, это ваше дело. Я свой звонок зафиксировал, и если что-то случится… Если президент…
— Зачем ты так, Игнатий Терентьевич? Мы за президента подставим голову. В прямом смысле слова. Вчера я с ним говорил. Примерно на ту же тему. Он сидел с каменным лицом. Я говорю: «Если мы будем оперировать деньгами, которые нам отпущены, то выборы провалим». Он промолчал.
