Алексей Рыбин - Пуля для депутата
— Какие ребята? — спросил Карпов.
— Так, молодежь… Стажеры, трофейщики-самопальщики. Мы их натаскиваем, на правильный путь наставляем, чтобы не хапужничали, не грабили кладбища… Ну и чтобы не подорвались ненароком. Дело-то опасное! Ладно, об этом как-нибудь в другой раз. Давайте и в машине не трепаться особенно…
По ночному городу промчались быстро — и через двадцать минут такси остановилось возле Алиного дома. Карпов расплатился. Вышел из машины и посмотрел вверх.
— Свет горит, — констатировал он. — Все в порядке.
— Хм… — Шурик пожал плечами. — Все в порядке будет, когда мы сами увидим, что все в порядке.
Максимов открыл дверь своим ключом; он так и называл его про себя — «своим».
— Аля! — крикнул он. — Это мы…
Максимов не успел понять, что так сильно, словно таран, ударило его в спину, но явно почувствовал, что летит прямо на пол, рядом с ним, параллельно падал Карпов, вытянувший вперед обе руки… Еще не долетев до пола, Николай Николаевич увидел стоявшего в коридоре незнакомого человека. Человек держал в вытянутой руке пистолет, на ствол которого был навинчен глушитель. Пистолет дергался, издавая приглушенные хлопки.
Николай Николаевич действовал на автопилоте… Кувырок вперед, потом еще один; расстояние он отмерял, не глядя, полагаясь на интуицию. И она его не подвела. Последний кувырок он закончил как раз там, где надо: ровно под коленями неизвестного стрелка. Зацепив стопой своей правой ногой ногу незнакомца, Максимов изо всех сил двинул левой в его колено.
Николай Николаевич услышал тихий хруст — стрелок как будто сломался пополам и начал оседать прямо на него, Максимова, по-прежнему не выпуская из руки пистолет. Максимов, не думая ни о чем, отдавшись на волю мышечной памяти, бросил свое тело вперед и успел ударить падающего неизвестного кулаком в горло.
В квартире слышались топот, тяжелое дыхание, какая-то возня. Николай Николаевич поднял [олову и увидел, что Толя сцепился со вторым незваным гостем и что гость одолевает: он держал Карпова за горло одной рукой, другой же методично был Анатолия по лицу. Экс-следователь и одновременно популярный писатель был прижат к стене, и его затылок колотился об нее при каждом ударе.
— Стоять! — неизвестно для чего заорал Максимов. Вскочил на ноги и, собрав остатки сил, ударил сцепленными в «замок» руками «гостя» по шее. Тот беззвучно осел — словно стек! — на пол.
— Ты как? — сочувственно спросил Николай Николаевич у Карпова.
Анатолий поднес одну руку к горлу, но другой показывал: дескать, все в порядке!
Максимов поднял с пола пистолет и бросился по коридору в глубь квартиры. Заглянул на кухню, в комнаты, в туалет. Никого не обнаружив, повернул назад… Ему пришлось мимоходом еще раз треснуть, на этот раз — носком ботинка, по голове зашевелившегося на полу стрелка. Второго в это время связывал Карпов. Николай Николаевич, увидит, что для этой цели Анатолий использовал собственный галстук.
— Шурик! — вдруг крикнул Максимов. И бросился к своему новому товарищу…
Долговязый трофейщик стоял, прислонившись к стене, у входной двери. Лицо его было совершенно белым, и он медленно, но неуклонно сползал по стене, упираясь в нее левой рукой. Правая была прижата к груди. Максимов увидел, как между длинных пальцев Шурика сочатся капли темной, почти черной крови.
— Шурик… — тихо сказал Максимов. — Шурик… Что ты? Как ты?
— Конец, — ответил кандидат наук. — Все, Николаич… — Голос звучал хрипло, на губах показались розовые пузырьки. — Легкое… — подтвердил догадку Максимова трофейщик. — И еще живот… Грудь… Бегите, Николаич… Лопате скажите… Он семью мою… Все… А-а-а!..
Шурик вскрикнул очень громко, неожиданно для умирающего и с этим криком, похоже, вылетела из его тела душа… Трофейщик обмяк и повалился на пол: почти беззвучно, подобно горке тряпья — и, сложившись, скрючившись, замер в углу.
Максимов выпустил его руку… Оказывается, Николай Николаевич на протяжении всего короткого монолога Шурика сжимал его руку, словно стараясь как-то перегнать, перекачать из себя жизненную силу в простреленное тело человека, вызвавшегося ему помочь и почти ничего не успевшего сделать.
«Кроме того, — вдруг понял Максимов, — он нам жизни спас. Он же нас прямо из-под пуль вышиб! А сам не успел нагнуться… Он раньше нас все просчитал и все понял».
— Слышь, ты! — он подошел к возившемуся на полу, с руками, перехваченными Карповым галстуком, убийце. — Слышь, ты, гнида… Где женщины?!
Карпов, обретя наконец дар речи, тоже наклонился над пленником:
— Ты оглох, падла?
Максимов присел на корточки и сунул ствол пистолета в рот киллеру. Ствол уперся в зубы. Максимов с силой ткнул пистолетом между тонких бескровных губ — и зуб сломался, заставив убийцу застонать.
— Что, гад, больно? — тихо спросил Карпов. — Сейчас можем твои мучения закончить. Хочешь?
Максимов пошевелил стволом пистолета во рту бандита.
— Где женщины?
— Ы-ы-ы… — замотал головой связанный киллер.
— Вынь пушку изо рта, — сказал Карпов. — Он говорить не может.
— Все он может… — Максимову страшно хотелось спустить курок. Однако он последовал совету друга и приставил ствол ко лбу пленника.
— Ну? У тебя одна минута!
— Они… В больнице, — с трудом выговаривая слова, произнес пленник.
— В какой больнице?
— В «дурке»… В Коломне…
— Где?!
— В больнице… Там больница, на речке…
— Живы они? Правду говори, козел!
— Живы…
— Кто приказал нас убрать? Кто?! — Максимов не удержался и ударил рукояткой пистолета киллеру в глаз.
— Не могу… Не могу.
— Можешь! Можешь, гад!
После второго удара бандиту по физиономии Максимов снова уперся стволом «ТТ» (он только теперь определил марку оружия) в лоб почти потерявшего сознание убийцы.
— Все, кончаем его, — громко прошептал он, обращаясь к Карпову.
— Нет… Нет!
— Тогда говори.
— Комар…
— Какой, на хрен, Комар?!
— Комаров Гена…
— Кто такой?
— Я не знаю… Крутой… Очень крутой!.. Он работал с Грибом… С Боровиковым… Больше ничего не знаю… Денег дали… Адрес… Ничего не знаю!
Максимов посмотрел на Толю, тот кивнул головой.
Глядя прямо в расширившиеся до невероятных размеров зрачки убийцы, Максимов очень сильно ударил того пистолетом по голове, целясь в затылок. Потом, для вероятности, еще раз.
— Свяжи второго, — хмуро бросил он Карпову.
Толя бросился на кухню, мгновенно вернулся, таща в руках бельевую веревку, и очень быстро, профессионально, действуя почти автоматически, скрутил лежавшего без сознания бандита «ласточкой».
— Черт! — покачал головой Максимов. — Я все забываю, что ты бывший мент.
— Как Шурик? — спросил Карпов, игнорируя замечание товарища.
— Все… Шурик — все!
— Быстро валим отсюда.
— Сейчас… Сейчас… — Максимов прислонился к стене.
— Ты ранен? Николаич, что с тобой?
— Нет… Подожди… Секундочку…
— Плохо тебе? Что с тобой, Николаич? Бежать надо. Соберись, дорогой, соберись…
— Сердце прихватило… Все было нормально… Столько лет… Не знал, где оно находится… А сейчас — чего-то нехорошо…
— Держись, Николаич. Сейчас Лопате позвоним… Он поможет: у них, у трофейщиков, всегда аптечка есть. Они знают, как помощь оказывать… Николаич, держись! — Карпов подхватил своего друга, обняв за спину и придерживая под мышками, потащил к дверям. — Держись, дружище, держись… Уже немного осталось… Ключи где у тебя?
— В правом кармане…
На лестнице Карпов прислонил Николая Николаевича к стене. Он не мог не заметить, что лицо Максимова стало бледным и блестело от пота.
— Держись, старый, еще не вечер… Мы еще должны этим гадам показать, кто есть кто!
— Да… — одними губами шептал Максимов. — Да…
Карпов запер дверь снаружи на ключ, сунул связку в карман — и тут ему снова пришлось подхватить Максимова, который вдруг начал заваливаться набок.
— Э-э-э, старый! Не время сейчас — отечество в опасности! — пытался шутить Карпов, волоча Максимова вниз по ступенькам.
— Все, — вдруг сказал Николай Николаевич и выпрямился. — Отпустило вроде… Фф-у-у!
— Слушай, ты меня так больше не пугай, — выдохнул Карпов. — Пошли.
Еще не выйдя из парадного, Карпов уже вытащил из кармана Максимова мобильный телефон и набрал номер Лопаты.
— Миша? Это я… Карпов.
— Я понял, — ответил Лопата. — Что — проблемы?
— Да.
— Где вы?
— Сейчас выйдем на Пушкарскую. Возле сквера…
— Я буду через пятнадцать минут. Я уже в машине.
Черный джип Лопаты остановился на Пушкарской, возле сквера, спустя десять минут.
— Что случилось? — спросил Михаил Романыч, когда друзья уселись в его машину.
