Джесси Келлерман - Гений
— По-моему, эта бумажка подтверждает ее версию. Сама все нарисовала.
ЛЖЕЦ— Вы вроде говорили, что первые два письма вам художник прислал? — спросил Трег.
— Я думал, что он.
— Ну так по-моему, она и есть этот художник. — Трег посмотрел на Андрейда: — Как думаешь, Бенни?
— Похоже на то.
Трег улыбнулся.
— Вот вам наше экспертное заключение: это один и тот же человек. Один раз она вас уже одурачила и, вполне возможно, на этом не остановится.
— Погодите. — Я потряс письмом. ЛЖЕЦ ЛЖЕЦ ЛЖЕЦ. — Вы же не собираетесь… Она ведь мне угрожала! Вы что, ее даже не арестуете за нападение?
— Ну, — сказал Трег, — тут тоже все не так просто. Она признала, что отправила вам те два письма…
— Вот видите, — сказал я.
— И признала, что это тоже собиралась отправить. Но при этом она клянется, что письма — просто розыгрыш.
— Вы с ума…
— Вы занервничали, она испугалась, что вы догадаетесь, и перестала их посылать. Третье дописывать не стала, вот мы его и нашли.
— И вы ей верите?
Трег и Андрейд переглянулись и дружно посмотрели на меня.
— Вообще-то, да, — ответил Трег.
— Меня не проведешь, — добавил Андрейд.
— Она даже предложила дать показания на полиграфе.
— Да вы что, совсем, что ли? Это же… Это… Погодите, так это она или не она на меня напала?
— Мы не знаем, — ответил Трег. — Конечно, ей ничто не мешало кого-нибудь нанять, чтобы вас отметелили, но сама точно не била. Без четверти двенадцать она веселилась на приеме на другом конце города. И все гости клянутся, что глаз с нее не спускали. И что она была там с десяти вечера как минимум до часу ночи.
— Она могла с ними сговориться, — сказал я, хотя и самому это казалось параноидальным бредом.
— Могла, — успокаивающе ответил Андрейд.
— Она могла нанять кого-нибудь.
— Могла.
— Не знаю, что и думать, — сказал я.
— Пока нам предъявить ей нечего. Мы ничего не докажем. Разве только незаконное преследование — по тем двум письмам. Только скажу вам честно, никто с такой ерундой возиться не станет. Она твердит, что просто пошутила.
— И как, вам смешно? — Я помахал перед носом у Трега письмом.
Андрейд и Трег снова переглянулись.
— Ну, если честно, не очень, — ответил Андрейд.
— Чуть-чуть, — добавил Трег.
Я изумленно уставился на них. Почему это мои неприятности всех так забавляют?
— Но только самую капельку, — поправился Трег.
— Короче, мы вернулись к тому, с чего начали, — объявил Андрейд. — Будем искать вашу коробку. А вы пока расслабьтесь и не переживайте больше из-за писем. Думаю, новых не будет.
Я тупо кивнул.
— Ничего, потихоньку-полегоньку, и докатимся, — добавил Трег.
Я вышел на улицу, как в тумане. И в голове у меня не прояснилось, пока я не поговорил с Самантой. Едва меня увидев, она сразу же спросила, не заболел ли я. Пришлось пересказать ей содержание моей беседы с полицейскими.
— А, — ответила она. — Ну и дела!
— Вот-вот.
— Ни фига не понять.
— Вот-вот.
Она ухмыльнулась:
— Ладно, так и быть, внесу немного ясности.
И она рассказала мне, что нашла Джеймса Джарвиса, человека, на которого тридцать лет назад напал наш маньяк. Джарвис выжил. Он переехал в Бостон, где преподавал маркетинг в заштатном университете. Саманта с ним поговорила. Джарвис утверждал, что ничего уже не помнит, но она ему не поверила. Ей часто приходилось допрашивать жертв, переживших сексуальное насилие, и она считала, что, встретившись с ним, мы добьемся большего. По телефону гораздо легче соврать, подавить страшные воспоминания. На следующий день позвонил заместитель директора «Зеленых садов» и сказал, что копии фотографий выслать не сможет, но может пустить нас на них взглянуть. И мы с Самантой решили отправиться в большое путешествие.
Через две недели мы погрузились на летучую калошу, следующую из аэропорта Ла-Гуардиа в Олбани. Накануне вечером по телевизору обещали порывистый северо-восточный ветер, и я решил, что наш рейс сильно задержат, если вообще не отменят. Но с утра светило яркое солнце, на полу аэровокзала лежали прямоугольные солнечные пятна, и Саманта шла ко мне навстречу, окутанная золотым сиянием. На ней были лиловые вельветовые штаны и черный свитер. Никакой косметики. За плечами — основательно потрепанный рюкзачок. Саманта встала в очередь на регистрацию, засунув большие пальцы в карманы брюк. Я стоял в сторонке и не шевелился, боялся, что волшебный свет, исходящий от нее, пропадет. В конце концов я решился, подошел и просто не смог удержаться от комплимента.
Мы получили посадочные талоны, влезли в автобус, проехали немного по летному полю и выгрузились перед весьма хлипким на вид самолетиком. Самолетик поблескивал на солнце крыльями, залитыми противообледенительной жидкостью. В салоне было всего тридцать посадочных мест, мы сели по разные стороны от прохода, и Саманта сразу же отвернулась к окну. За окном техник поливал из шланга лопасти винта.
— Ненавижу летать, — сказала она.
Я не придал значения ее словам. А кто любит? Особенно по нынешним временам. И зря не придал. Надо было слушать внимательнее. На каждом «ухабе», а в таком самолетике их чувствуешь все, Саманта вцеплялась в ручки кресла. Лоб у нее покрылся испариной.
— Эй, ты как там?
Саманта сильно побледнела.
— Ничего. Ненавижу летать!
— Хочешь водички?
— Не надо, спасибо.
Самолет провалился в яму, и Саманта опять напряглась.
— Вообще-то я не такая трусиха, — сказала она. — Это я после смерти Йена начала бояться.
Я быстро просчитал возможные риски и взял ее за руку, надеясь, что не совершаю роковой ошибки. Она вцепилась в меня и не отпускала весь полет. Нет, один раз отпустила — мимо нас ехала тележка с напитками.
Про Олбани[41] я почти ничего не знал, помнил только, что, по словам Эда Коча,[42] в городе не было ни одного приличного китайского ресторана. Как только мы выехали из аэропорта, я сразу осознал его правоту. Чувство ложной интеллигентности заставило нас сделать круг почета вокруг местного капитолия, и выяснилось, что это аляповатое красно-белое страшилище, тщетная попытка возвести во всеми забытом городе архитектурный шедевр. Вообще, первые ньюйоркцы могли бы и подумать немножко, прежде чем выбирать этот городишко столицей своего штата. То, что триста лет назад казалось очевидным преимуществом, — бобры тут водились в изобилии, и их шкурки было легко добыть — утратило в наши дни свою значимость. А вот международным культурным и финансовым центром город так и не стал.
«Зеленые сады» располагались на другом берегу Гудзона, недалеко от шоссе 151. Мы проехали через унылые пригородные районы. На окнах домов все еще красовались рождественские гирлянды. Возле очередной развилки двое взрослых мужчин наблюдали за третьим, который, быстро переступая ногами по шине от грузовика, катил ее по автостоянке задом наперед на манер циркачей. Я пустил Саманту за руль, только убедившись, что она уже достаточно успокоилась после полета и снова стала вредной и занудной. Полдороги она развлекала меня рассказами про кошмарные выходные.
— Мама по ошибке назвала Джерри отцовым именем.
— Да ладно! Врешь!
— Если бы!
— Напилась, что ли?
— Она нет, а вот он — да. Наверное, поэтому и назвала. Небось вспомнила, как на отца орала. Джерри сказал что-то про ее стряпню, урод, а она вдруг: «Да пошел ты, Ли!» И сразу рот рукой прикрыла. Прямо кино.
— А он-то заметил?
— Еще как.
— Мама дорогая!
— Ага.
— Жуть!
— Да ладно, проехали. — Она посмотрела на меня: — А ты отцу позвонил?
Я помолчал, не зная, что ответить.
— Нет.
Саманта молча кивнула.
— Я собирался, правда! Даже трубку снял! — Мне хотелось как-то оправдаться.
— И?
— Я не знал, что сказать.
— Спросил бы, зачем он хотел купить твои рисунки.
— Как-то не сообразил.
— Дело твое. — Она включила левый поворотник. — Приехали.
Каменные колонны, расположенные по сторонам от подъездной дорожки в «Зеленые сады», когда-то составляли единое целое с аркой монументальных ворот. Точно такие же, только украшенные ржавыми потеками, колонны располагались по всему фронтону здания. На них зияли дырки от креплений давно утерянных водостоков. Вдоль дороги, заслоняя обзор, тянулись сосны и заросли ольхи. Наконец показался старый высокий дом с белеными стенами, треугольной крышей и верандой. Я совсем разволновался. Мы поднялись по ступеням, в дверях нас встретил человек с рыжей козлиной бородкой.
— Дэннис Дрисколл, — представился он.
— Итан Мюллер. А это Саманта Макгрет, окружной прокурор.
— Очень приятно. — Улыбка у него вышла кривоватая. — У нас тут гости редко бывают.
