Фридрих Незнанский - Ошибка президента
Турецкий поднялся на четвертый этаж и позвонил. Он заметил, что, прежде чем дверь открылась, мигнул глазок — его сначала пристально оглядели. Саша нарочно встал так, чтобы его было лучше видно. После этого раздался голос:
— Вам кого?
— Мне нужен... Сергей или... — сказал Турецкий и, немного понизив голос, добавил: — Я от Константина Дмитриевича.
За дверью еще некоторое время помедлили, затем открыли. На пороге стояла полная армянка средних лет в темном платье.
— Проходите, — сказала она.
Турецкий вошел, и женщина поспешно закрыла за ним дверь.
— Вы один? — спросила она.
— Как видите, — ответил Турецкий.
Женщина не пригласила его пройти в комнату, и Саша остался в просторной прихожей. Было видно, что здесь живут небогатые, но достаточно зажиточные люди. В специально оборудованном стенном шкафу висели хорошие пальто, кожаные куртки. В щель от неплотно прикрытой двери была видна хрустальная люстра, ковер на полу.
Через пару минут женщина вернулась и коротко сказала:
— Пойдемте.
Она привела Сашу на большую светлую кухню, где его ждал высокий худой мужчина с темными глазами и тонким с горбинкой носом. Это был Саруханов. В сущности, со времени их последней встречи прошло не так много времени, но было видно, что Сергей изменился. Если тогда в его глазах читались беспокойство и страх, то теперь их сменила усталость и какое-то безразличие к своей судьбе.
— Здравствуйте, гражданин следователь, — сказал Саруханов, также узнавший Турецкого. — Что, пришли проведать своего подопечного?
— Нет, Сергей Тотосович, я по делу.
Турецкий сел за стол, закурил и только после этого достал из кармана аккуратно сложенный листок с фотороботом «социолога Игоря».
— Посмотрите внимательно, вам не знаком этот человек?
Саруханов взял портрет и несколько минут пристально вглядывался в неживые, немного схематические черты, неизбежно присущие этим искусственным портретам.
— Нет, пожалуй, нет, — наконец сказал Саруханов.
В его голосе Турецкому почудилась неуверенность.
— Вы уверены, что никогда его не видели?
— Я уверен, что среди моих знакомых такого не было, — ответил Саруханов. — А вот видел или не видел, не могу сказать. Может быть, и видел. Людей сколько встречаешь и так, и по работе, трудно всех вспомнить.
— Но не можете утверждать, что наверняка его не видели?
— Не могу.
— Знаете, Сергей, — сказал Турецкий, — давайте я оставлю этот портрет у вас. Вдруг вы вспомните, что где-то все- таки видели этого человека. Вы ведь что-то припоминаете, верно?
— Скорее мне кажется, что я что-то припоминаю, — улыбнулся Саруханов. — Но давайте, подумаю. Хотя, — добавил он, — я вряд ли что-то вспомню. У меня довольно хорошая память на лица, но не упомнишь же всех, с кем в трамвае ездил.
— Не упомнишь, и все же.
Турецкий поднялся. Он не хотел надолго засиживаться у родственников Саруханова, это было небезопасно, вдруг кто-то увидит, что сюда ходит следователь.
— И вот еще, — Турецкий улыбнулся, — Константин Дмитриевич просил вас быть как можно осторожнее. Старайтесь пока не выходить.
— Я стараюсь, — мрачно ответил Саруханов, — да только тошно очень. Уж во двор-то можно выйти?
— Не советую. Для вашей же безопасности, — сказал Турецкий.
Он снова вышел в прихожую. На миг ему показалось, что какой-то темный силуэт поспешно скрылся в ванной, но он не придал этому значения.
3
Сергей Саруханов взял в руки портрет, который дал ему Турецкий. Что-то в этом лице казалось смутно знакомым, но только едва-едва. Он был совершенно уверен, что лично этого человека не знал, и все-таки с уверенностью утверждать, что он никогда в жизни его не видел, он также не мог. Где-то в уголках памяти эти черты были запечатлены.
Саруханов вгляделся в тьму за окном. «Сколько сейчас? — подумал он. — Наверно, уже часа два». В квартире все спали. На Сергея напала смертельная тоска — сколько времени ему придется просидеть здесь, даже не имея возможности выйти на улицу. Что за жизнь... Сначала он скрывался в Калуге у родственников, где его нашла-таки милиция, теперь вот должен сидеть у совсем дальних родственников. И сколько так придется прятаться? Проще всего, наверно, было уехать в Армению, Меркулов обещал это устроить, но пока надо ждать. И сколько еще придется прождать... Эта полная неизвестность мучила больше всего.
Саруханов снова посмотрел на портрет. Нет, он решительно не мог вспомнить, где он видел этого человека и видел ли его вообще.
Внезапно на лист бумаги сзади упала тень. Сергей резко обернулся. За его спиной стояла Татьяна, внучка бабушки Ставрулы. Сейчас, с густыми темными волосами, распущенными по плечам, в красно-черном атласном халате, с пеной белых кружев ночной рубашки на груди, она была похожа на сказочную фею. В ее красоте было что-то завораживающее. Она сделала шаг вперед и оказалась у самого стола, где лежал портрет. Взглянула на Сергея, затем на лист бумаги, лежавший перед ним. Сергею показалось, что глаза ее вспыхнули.
На миг она застыла, затем повернулась к Сергею и с улыбкой спросила:
— Так, значит, вы предпочитаете мужчин?
— Что? — Сначала до Сергея не дошел смысл ее слов.
— Ну вы сидите ночью один на кухне, когда все спят, и любуетесь портретом мужчины, — объяснила Татьяна.
— Да нет, это... — забормотал Сергей, пытаясь как-то оправдаться и одновременно не объяснять, что за портрет он рассматривает.
— Это ваш друг? — снова спросила Татьяна, небрежно указывая на фоторобот.
— Нет, я и не видел его никогда. Просто... — Сергей снова растерялся, — спрашивают, не знаю ли я его, вот и пытаюсь вспомнить, где я его видел, а скорее всего, и не видел никогда.
— Ну и черт с ним, — улыбнулась Татьяна. — А то я уже расстроилась, что вы не обращаете на меня внимания.
Она подошла к Сергею еще ближе, так что он чувствовал тепло ее тела. Ее сверкающие глаза манили его. И хотя она не прижималась к нему, не протягивала к нему руки, вообще не дотрагивалась, а только смотрела с какой-то загадочной полуулыбкой, он понял, что она берет его, решительно и бесповоротно.
— Я... — сказал он срывающимся голосом, как будто был мальчишкой-школьником, собравшимся в первый раз поцеловаться с уже опытной в этих делах подругой.
— Не надо слов, — сказала Татьяна и привлекла его к себе.
Глава двадцать пятая ЧЕЛОВЕК С КРАСНЫМ РЮКЗАКОМ
1
Найти в Москве человека, официально здесь прописанного, особого труда не составляет — все они стоят на учете, и такие поиски и раньше, в докомпьютерную эпоху, занимали минут пятнадцать, не больше, а теперь это и вовсе минута.
Но вот если человек в Москве не прописан и официально не зарегистрирован, то его розыск больше напоминает поиски иголки в стоге сена. Еще хорошо, если это какой-то преступный авторитет, которого многие знают, или связанный с кем-то человек, но когда это столетняя старуха, никому, кроме ближайших родственников, не известная, проблема становится еще сложнее и поиск может занять день, два, три...
Как удалось выяснить, мать Ивана Афанасьевича Ставрула Христофориди действительно была когда-то прописана в поселке Витязево Краснодарского края, однако там не проживала уже лет двадцать. По мнению соседей, она жила у кого-то из детей, которых у нее оказалось пятеро, и их точных адресов ни соседи, ни местная милиция не знали. Вот почему потребовались целые сутки на запросы, звонки в другие города, проверки по картотекам и прочему, прежде чем удалось установить, что в Москве, кроме старшего сына, живет также дочь Ставрулы Елена Мкртчян, вышедшая в свое время замуж за армянина. Дальше дело пошло проще — найти Елену оказалось уже нетрудным делом.
Турецкий сидел у себя в кабинете и рассматривал пейджер, небольшое устройство с крохотным экранчиком, на котором могли вот-вот возникнуть буквы секретного сообщения. Что адресаты имели самое прямое отношение к организации «черного вторника», а следовательно, к убийству, подкупу и запугиванию деятелей банковских структур, Турецкий не сомневался. Тут совпадало очень многое — тот же тип взрывчатки, что и на Малой Филевской, «добро», которое дал таинственный Скронц накануне «черного вторника»...
Однако сейчас пейджер молчал — экран был пуст. Турецкий поднялся и стал нетерпеливо ходить по кабинету из угла в угол. С минуты на минуту он ждал информации о бабушке Татьяны Христофориди. Время ползло медленно.
