Наталия Левитина - Практически невиновна
Да, сценарий Полины был хорош, однако сценаристка – ах, какая оплошность! – не предусмотрела одной детали. У Виктории оказался недействительным загранпаспорт. Моментальный побег из страны стал невозможен. Коробкину пришлось метаться между «Короной» и ОВИРом, используя все свои способности, чтобы максимально сократить срок получения паспорта.
Коробкин не предполагал, что ляп с паспортом – умышленный просчет Аполлинарии. Он не догадывался, что играет в спектакле не ту роль, на которую рассчитывал. Истинное предназначение Коробкина в этой авантюре – стать жертвой праведного гнева Боровикова.
Алиса и Коробкин, развлекаясь в «Короне» и собираясь за кордон, не знали главного – швейцарский счет уже пуст. Им нечего красть, их опередили. И Боровиков уже бушует, как торнадо, обнаружив исчезновение денег.
Тут вступают скрипки. Вернее, Виктория, преображенная в Алису. У Вики своя партия. Она должна изображать девицу, абсолютно не понимающую сути происходящего. И первое время Вика совершенно естественна – долговременный наркоз не прошел бесследно, девушка с трудом ворочает извилинами.
Разрабатывая план, Аполлинария предположила, что влюбленный в Алису вице-губернатор, обнаружив исчезновение денег, не станет впопыхах лишать подругу жизни, а отправит кого-нибудь понаблюдать за девушкой.
Действительно, вице-губернатор нанимает Дениса Черенкова, и вскоре частный сыщик и его объект встречаются. Виктория постепенно доказывает парню, что она не Алиса, а ее несчастная копия. Черенков докладывает Боровикову, что Алиса, обворовав 18 апреля его счет, попыталась подсунуть вместо себя бедную девушку, с мозгами размягченными длительным наркозом. Таким образом, гнев Боровикова теперь направлен на Алису и ее сообщника – Кирилла Коробкина…
Полина все рассчитала верно. Она, правда, не думала, что финальная сцена обезобразится двумя мертвыми телами. Она предполагала, что вице-губернатор использует свое влияние и на долгие-долгие времена засадит Коробкина в тюрьму. А изменницу и воровку Алису простит, и та всю оставшуюся жизнь будет со слезами на глазах твердить ему, что не брала денег со счета и не знает, куда они пропали.
Судьба распорядилась иначе. Коробкин и Алиса отправились на тот свет, а блистательные подельницы неслись сейчас в автомобиле по идеально гладкому шоссе. Шикарный кабриолет летел с немыслимой скоростью.
– Я чувствую себя виноватой в смерти Кирилла, – вздохнула Виктория.
– Приехали!
– Нет, правда!
– Ты не виновата, что у них отказали тормоза.
– Если бы не наша авантюра, он вообще не очутился бы в машине Алисы Горностай. А так… Получается, я ему отомстила? Ведь я желала ему смерти!
– Успокойся, сокровище! Ты практически ни в чем не виновна. Если он и погиб в результате вендетты, то это не твоя месть, а моя.
– Я не понимаю… А тебе-то он что должен?
– Вика, не удивляй меня, пожалуйста.
– Ну, я не понимаю!
– Только не говори, что ты ничего не знаешь!
– Чего я не знаю?
– Что Николаша – от Коробкина.
– ?!!!
Виктория усваивала новость довольно долго – километров десять.
– А как же твой муж? – медленно произнесла она.
– Прикрытие для моего высокоидейного папы. Он не вынес бы позора и обсуждений – дочь, красавица, отличница, принесла в подоле. Средневековые взгляды. Пришлось скрыться из города с первым попавшимся кандидатом.
– Значит, Николаша и Данила – сводные братья?
– А мы с тобой – почти родственницы.
– Кирилл знал?
– Год назад я раздобыла его телефон и позвонила ему. Сказала, что Николаша – его сын, у него порок сердца, возможно, потребуются деньги на операцию. Знаешь, что он ответил? «Мой ребенок абсолютно здоров. Родила недоноска непонятно от кого – сама и выкручивайся!»
– Скотина!
– Редкой сволочеообразной породы.
Заклеймив Коробкина, девушки немного помолчали. Но Виктория все же не успокоилась. Кажется, ей просто необходимо было предаться рефлексии и самобичеванию.
– Но это не наши деньги. Мне стыдно! – опять вздохнула она.
– О боже! Подумаешь, избавили Боровикова от десятой доли его богатств. Не волнуйся за мальчугана – у него еще много заграничных валютных счетов.
– За него я не волнуюсь. Я – за тех, кто остался без денег, украденных Боровиковым из бюджета. Мы тратим деньги, которые принадлежат не Боровикову, а старикам, инвалидам, матерям-одиночкам!
– Какой потрясающий гражданский пафос! – восхитилась Полина. – Почему я не заметила его раньше, когда ты покупала платье в бутике Версаче за три тысячи евро? Хочешь пострадать еще немного? Страдай. А я не буду. Я не считаю себя виноватой. Боровиков никогда не вернул бы эти деньги. Поэтому хорошо, что они достались мне.
– Сты-ы-дно!
– Вика! Уймись! Ты родилась в России – а это огромная, потрясающая, но необузданная и дикая страна. Наше общество первобытно. Чтобы в нем выжить, ты должна быть агрессивной и изворотливой. Тебя никто не пожалеет, твои права никто не защитит. Помогут только злость и умение вырвать зубами кусок мяса из бока мамонта.
– Аполлоша! О чем ты! Вспомни, люди тебе сочувствовали, последнее готовы были отдать, чтобы помочь Николаше!
– Я не о них, я о системе. Почему я должна была ползать на коленях и вымаливать у богачей деньги на операцию? Почему мой ребенок никому не нужен? Конечно, откуда же у государства возьмутся деньги, если они высосаны сволочами типа Боровикова? Нет, я рада, что сумела его ограбить! Я ухватила свой кусок мамонта! Теперь я смогу вылечить Николашу, я буду жить полной жизнью, я буду счастлива!
Вика не спорила. Несмотря на эмоциональность Полининых слов, суть не менялась – они совершили кражу. Они воровки, они мошенницы. Но в глубине души Виктория знала: теперь у нее много денег, и это классно. Пусть совесть еще немного повыпендривается – это вопрос времени. Никакая совесть не устоит перед соблазнами, которые дают огромные деньги и полная свобода.
– Я все время думала – за что я так жестоко наказана, – вновь подала голос Полина. – И не могла понять. В моем прошлом не было грехов, равноценных по масштабу этому наказанию – несчастью иметь смертельно больного ребенка. Тогда я решила, что мой грех – в будущем. Да, я украла миллионы. Но я уже давно за все заплатила.
– Это было не наказание, а испытание, – сказала Вика. – Впрочем, какая разница. Дело сделано.
– Лучше скажи, вернешься ли ты к своему доверчивому увальню?
– К Денису?
– У вас, я понимаю, любовь?
Виктория вздохнула.
– Да… Он понравился сынуле. Не знаю, не знаю… Все-таки он немного пресен.
– Дорогая, после Коробкина тебе любой мужчина покажется пресным.
– Да. Коробкин, будь он неладен, был все же яркой личностью.
Воспоминания об оставленном в России друге и любовнике наполнили Викину грудь приятным теплом. Она бы хотела увидеть Дениса рядом с собой в «мерседесе», летящем по дорогам Германии. Но как же она объяснит ему происхождение ее богатства? Не признаваться же, как ловко они использовали Дениса для собственных целей. У бедного парня голова кругом пойдет. Лучше ему ничего не знать. «Ладно, – решила Виктория. – Что-нибудь придумаем. Потом будет видно».
– Хочешь за руль? – предложила Мария.
Здоровякин не переставал удивляться щедрости судьбы в этот чудесный майский вечер. Обычно Маша сама управлялась с джипом и никому не уступала место водителя. Ей доставляло немыслимое наслаждение лихо мчаться по трассе, пугая коллег разболтанной и непрогнозируемой манерой вождения.
Майор сел за руль, подкорректировал эргономические параметры кресла. Ему пришлось настраивать изображение, так как полбутылки коньяка, выпитого с друзьями (Мария отказалась от своей порции, сославшись на беременность), еще не растворились в массе здоровякинских килограммов и основательно будоражили кровь. Но легкий хмель улетучился из головы Илюши буквально через десять минут. Осталось другое – опьянение счастьем. Да, в этот невероятный, сказочный вечер Илья Здоровякин находился на вершине счастья.
– О, смотри, Денис шагает, – обратил он внимание невесты на фигуру друга.
Черенков понуро плелся по тротуару и даже курил, что было для него нетипично.
– Он какой-то расстроенный, – заметила Маша. – Нет, нет, не останавливайся! Домой! Вдруг наши дети там чего-нибудь учудили!..
И «ниссан-патрол» пронесся мимо озабоченного Черенкова…
А для Дениса Черенкова вечер был не особенно приятным. Это был момент волнующих открытий. Сопоставляя факты, анализируя и интерпретируя их в свете нового открытия – Полина и Виктория, оказывается, являлись близкими подругами, – Денис приходил к неутешительному выводу. Его использовали. Да, его ловко использовали две сообразительные девицы, математически точно рассчитав ситуацию.
Теперь Дениса, как полноводную реку, переполняли эмоции – он и злился, и удивлялся, и грустил. Он испытывал обиду на Викторию за искусную ложь. Он восхищался ловкостью двух обманщиц. Он вдумчиво осознавал собственную глупость и доверчивость.
