Фридрих Незнанский - Когда он проснется
Примерно в половине четвертого утра на милицейском «рафике» Грязнов с Турецким подъехали к магазину «Океан».
– Ну и где тут ЖЭК? – поинтересовался Турецкий.
– Сейчас найдем.
Они в сопровождении троих омоновцев вышли из микроавтобуса и направились вокруг дома. На двери одного из полуподвальных помещений они заметили табличку «ЖЭК № 649». Грязнов осторожно постучал в грязное окошко. Никакого ответа.
– Вряд ли тут кто-то есть.
– А женщина, которая ответила по телефону?
– Не знаю… – покачал головой Грязнов, – может быть, ЖЭК отдал телефонный номер кому-то в аренду?
Он набрал номер на своем мобильнике и приложил ухо к оконной раме, надеясь услышать звонок в одном из кабинетов. Ничего.
– Но телефон должен находиться где-то рядом.
– Предполагаешь пройтись по квартирам? – иронично спросил Турецкий.
– Нет. В каждой из квартир есть свой телефон. Вывод?
– Ты хочешь сказать, что номер могут арендовать вместе с помещением?
Грязнов кивнул.
– Давай пройдемся еще.
С другого торца дома находилась серая, обшитая железным листом дверь под козырьком с игривыми железными завитушками. Рядом с дверью находился пульт домофона.
– «Попитка не питка», как говаривал Иосиф Виссарионович, – сказал Грязнов, решительно нажимая кнопку.
Через пару минут из динамика раздался испуганный голос:
– Кто там?
– Свои.
– Кто это «свои».
– Милиция.
Грязнов решил, что маскироваться уже ни к чему.
Голос в динамике умолк. Еще минуты через полторы раздался женский голос:
– Кто это?
– Да свои, говорят же. Милиция!
– Леонид Карпович, вы, что ль?
– Да, да, открывай!
– Ребятки, имейте совесть. Позавчера были. Уже поздно. Все спят давно, – произнес женский голос.
Грязнов повернулся к Турецкому с вопросительным выражением на лице. Что бы могла значить эта загадочная фраза? Турецкий сделал знак, чтобы он не останавливался.
– Давай открывай! Нечего лясы точить! – строго проговорил Грязнов. – Дело есть.
– Ну ладно, – неохотно ответила женщина, – знаю я ваши дела…
Вскоре загрохотали засовы и дверь открылась. Грязнов кивнул омоновцам, и вся компания вошла внутрь.
– Заходите, гости дорогие, – фальшиво улыбаясь, встретила их необъятная бабенция в черном шелковом халате и с пушистой гривой черных волос. Однако когда она увидела хмурые лица невыспавшихся омоновцев с автоматами наперевес и неприветливые лица Грязнова и Турецкого, а главное, не обнаружила среди вошедших загадочного Леонида Карповича, баба заорала благим матом.
– Кто вы такие?
– Молчи, – урезонил ее Грязнов, – ишь разоралась! Дверь закрыть! Охрану разоружить. Один остается на входе.
– Да кто вы такие? – сбавив силу голоса, но так же возмущенно воскликнула баба.
– Я, мадам, начальник МУРа Вячеслав Грязнов.
– Ой, – недоверчиво скривилась баба, – будет врать-то. С каких это пор начальники МУРа по ночам где попало шастают?
Грязнов молча вытащил из кармана удостоверение и сунул его под нос бабе.
Тем временем Турецкий оглядел интерьер. Вниз вела лестница, покрытая зеленым ковролином. Белые арки, светильники в виде больших светящихся шаров, картины на стенах, изображающие обнаженных женщин – причесывающихся, купающихся в ванне, стоящих перед зеркалом. По обеим сторонам лестницы стояли горшки с фикусами.
– Что тут за контора у вас? – спросил он у хозяйки.
– Это лечебно-профилактический центр «Попрыгунья», – важно ответила та, – все бумаги в порядке.
– И чем занимается ваш центр?
– Лечением… – не очень уверенно ответила хозяйка, – и профилактикой.
– А медсестры, я полагаю, все на рабочих местах? – насмешливо спросил Турецкий, который уже давно понял, куда они попали, – судя по названию вашего центра, работа у них подвижная. Умаялись небось?
– Так, сейчас нет времени на разговоры, – строго сказал Грязнов, – где телефон?
Хозяйка повела их вниз, в большой зал со стойкой бара, кожаными диванами, несколькими столиками и небольшим подиумом в углу. За стойкой находился телефон.
– Так, хозяйка, как тебя звать-величать?
– Люба, – ответила бабища, у которой коленки подгибались от страха.
– Михась звонил?
– Н-нет. Еще не звонил…
– А должен?
Она пожала плечами.
– Он собирался уезжать?
– Вроде да…
– Ну так вот. Мы будем здесь сидеть около телефона, пока не позвонит Михась. И ты с ним поговоришь как ни в чем не бывало. Поняла?
– А если он не позвонит? – с вызовом ответила Люба.
– Будем сидеть до тех пор, пока не позвонит. Вопросы есть?
Грязнов принял такой грозный вид, что Люба старательно закивала.
– Имей в виду, без фокусов. Ты статью уже имеешь – за организацию притона. И от меня зависит, что тебе еще припаяют. Ясно?
– Ясно, ясно, миленький, – заплакала Люба, – не губи, красавец. Что хошь отдам.
Она запустила руку в необъятный бюст, похожий на два больших кома подоспевшего дрожжевого теста, долго рылась и достала большую пачку долларов.
– Ты никак хочешь еще одну статью получить? – сердито отреагировал Грязнов.
– Да что ты, – замахала руками опытная бандерша, – обижаешь. Нешто я правил не знаю? Оформи как добровольную сдачу материальных ценностей…
Грязнов засмеялся:
– Соображает… Короче, как договорились. Говоришь с Михасем как обычно. И виду не подавай, что здесь кто-то посторонний.
– Да, да, соколик, – испуганно говорила Люба, – даже не сомневайся.
– Гляди у меня… – погрозил пальцем Грязнов.
Внезапно одна из дверей открылась и в зал вошла совершенно голая заспанная девушка с пустым стаканом в руке.
– Мам Люба, что такое, – зевая спросила она, – что за шум?
Она огляделась и, увидев омоновцев, недовольно скривилась:
– Что, опять из отделения?
И, не замечая отчаянных знаков, которые подавала ей Люба, поинтересовалась:
– А где Леонид Карпович?
– Идите к нам, девушка, – позвал ее Турецкий, – вы, я полагаю, хотите выпить?
– Угостишь, – профессионально подмигнула девушка, – выпью.
– Гыть в комнату! – шикнула Люба. – Пошла вон!
– А что такое? – непонимающе пожала плечами та. – Разве это не из отделения?
– Вон! – заорала Люба.
Девушка испуганно убежала, тряся аппетитными ягодицами.
– Что ж вы так грубо с персоналом, Мама Люба? Правда, судя по тому, что вы «Мама», это, наверное, ваша дочь? – издевался Турецкий.
В этот момент зазвонил телефон.
– Алло, – сказала Мама Люба, взяв трубку, – да… Мишенька, здравствуй… да… да… хорошо… у нас все нормально… На кого ж вы нас оставляете, Михаил Семенович?… Слушаюсь… Все будет как надо, не беспокойтесь… Ничего… Нормальный голос… Как всегда… Счастливого пути, Михаил Семенович…
– Ну, – разом воскликнули Турецкий и Грязнов, когда она положила трубку.
– Сказал, что не будет его некоторое время. Что уезжает он.
– Куда – не сказал?
– Нет.
– Гляди… Мы все равно разговор записываем.
Грязнов набрал номер Петровки.
– Грязнов… Да, слышали… Откуда звонили? Белорусский вокзал?.. Пришли туда подкрепление. Сейчас выезжаем.
Он повернулся к Любе:
– Ну-ка говори, какой из себя твой Михась?
– Ну молодой, лет тридцати, может, трошки постарше. Лысенький, невысокий…
– Как одевается?
– В дорогом пальто, в черной кожаной кепке ходит. И как у него уши не мерзнут?
– Ладно, там разберемся. По коням, ребята!
– Звонок был из автомата в здании Белорусского вокзала, – говорил Грязнов, когда они уже были в машине, – я так полагаю, он туда приперся не для того, чтобы просто позвонить. Наверняка он собирается умотать.
– Может, в Европу? – предположил Турецкий.
– Может. Я так думаю, у него документы фальшивые. И он не хочет в аэропорту светиться. А здесь – езжай, не хочу. Нашим пограничникам сунет, полякам. Они хрусты ох как любят! А может быть, просто через Белоруссию в Львов намылился. В любом случае нужно поторопиться, как сказали в справочной, следующий поезд, на Могилев, отходит через полчаса.
Несмотря на раннее утро, Белорусский вокзал был полон. Потоки людей шли от подходивших к перрону электричек, другие, состоявшие из гораздо более нагруженных пассажиров, – от поездов дальнего следования. В устье перрона, там, где начинался красивый узорчатый дебаркадер, встречные потоки перемешивались между собой, образовывая ужасную давку. В воздухе слышались русские и белорусские ругательства. Черные гранитные Маркс и Ленин печально взирали на происходящее со своих постаментов.
Чтобы отыскать здесь кого-то, нужно быть по меньшей мере Кашпировским, подумал Турецкий, когда они оказались в этом человеческом водовороте. Дорогое пальто, кожаная кепка… Здесь по меньшей мере пара сотен наберется, одетых таким образом.
Они направились к табло. Могилевский отходил через пятнадцать минут, на Варшаву через полчаса, в Минск через сорок пять минут. На Гродно через час десять. Потом еще один варшавский и экспресс в Смоленск.
