Филипп Марголин - Ловкость рук
— Одна свинья или шесть фашистских баранов — мне без разницы.
Старина Арлен побагровел.
— Когда-нибудь слышали о неуважении к суду? — взвизгнул он. — Еще одно сравнение с животными со скотного двора, и будете отвечать и по этой статье… мистер Джонс.
Вообще-то я уверен, что вместо «мистер Джонс» Хэтчер хотел сказать «парень», но он перестал так называть афроамериканцев после того, как ему за это сделал втык Верховный суд Орегона. Впрочем, Хэтчер относился к чернокожим не с большим предубеждением, чем к людям любой другой расы, находящимся у него на скамье подсудимых.
То была еще одна причина, по которой я подумал, что Томми Ли совершил глупость, решив защищать себя сам. Ему нужен был адвокат, поднаторевший в этих играх. Черт, да с таким клиентом, как Томми Ли, любой адвокат страны скорее съел бы свою шляпу, нежели допустил бы, чтоб Арлен Хэтчер рассматривал это дело.
— Вы понимаете, что это ваше конституционное право, проводить слушания в присутствии жюри присяжных? — спросил Хэтчер.
— А вы как думали? Я не глухой. И еще знаю, что имею право от них отказаться.
Тут в глазах Хэтчера сверкнул злобный торжествующий огонек, а губы скривились — это он пытался скрыть радостную улыбку при виде того, что теперь судьба Томми Ли целиком в его руках. Я почти что слышал, как он подсчитывает в уме максимальный срок, который сможет определить Томми Ли, если признает его виновным.
— Что ж, очень хорошо, мистер Джонс, — сказал Хэтчер. — Буду рад рассмотреть ваше дело. Вы готовы продолжить, мистер Бетун?
Моим единственным свидетелем был офицер полиции Портленда по имени Мартин Сингер, крупный жизнерадостный мужчина, честный просто до безобразия. Марти всегда говорил правду, выступая свидетелем. Некоторые окружные прокуроры жаловались, что проиграли свои дела именно из-за патологической честности Марти, но я предпочитал его, потому как присяжные всегда ему верили.
Он поклялся на Библии, и я пояснил, что 8 февраля 1970 года Марти работал дорожным патрульным. А затем спросил его, задерживал ли он кого-нибудь во время своего ночного дежурства в центре Портленда за опасное вождение.
— В 9:35 вечера я был на дежурстве, патрулировал район между Сэлмон и Третьей, — начал Сингер. — А потом вдруг вижу: летит машина на большой скорости, то и дело перескакивая из ряда в ряд. Я включил мигалку, но машина продолжала двигаться тем же манером, проехала еще квартал и притормозила у обочины.
— И что вы сделали?
— Ну, я поравнялся с ней, вышел из своей машины и подошел к водителю. И первым делом попросил его предъявить права. Ну и пока он вытаскивал их из кармана, наклонился и учуял, что от него исходит сильный запах алкоголя. Это, вкупе с таким опасным вождением, заставило заподозрить, что водитель пьян, и потому я попросил его выйти из машины.
— Вы просили водителя пройти соответствующие тесты на трезвость?
— Просил, — ответил Сингер.
— Что именно вы попросили его сделать?
— Заставил пройти по прямой линии, потом отсчитать в обратном порядке до ста. Ну и еще повторить за мной несколько слов, которые трудно даются нетрезвым водителям.
— И каков был результат?
— К моему удивлению, он отлично справился со всеми тестами.
— Скажите, офицер Сингер, вы видели права этого водителя?
— Да, сэр.
— На чье имя они были выписаны?
— На имя Бобби Ли Джонса, — ответил Сингер.
Тут сердце у меня екнуло.
— Вы, наверное, хотели сказать, на имя Томми Ли Джонса, да, офицер? — спросил я, давая Сингеру шанс исправить свою оговорку.
Тот заметно смутился.
— Я… нет, я все-таки думаю, там было написано Бобби Ли, — сказал он. А потом посветлел лицом и радостно добавил: — Но позже он сказал, что зовут его Томми Ли Джонс.
— Позже?
— Ну, когда я сообщил, что должен его арестовать.
— И тогда водитель сказал, что его имя Томми Ли Джонс?
— Так точно, сэр. Он сказал, что позаимствовал права у брата, без его разрешения.
Тут я с облегчением выдохнул и указал на подсудимого.
— Вы арестовали именно этого человека?
Тут впервые за все то время, что Сингер давал показания, Томми Ли вдруг ожил. Выпрямился и уставился на офицера полиции с таким видом, точно напрашивался на идентификацию. А Сингер вдруг заколебался.
— Да, — неуверенно пробормотал он. — Думаю, это был он.
— Если бы суд проходил с участием присяжных, Лайл, то после такого неуверенного опознания мне наступил бы конец, но старина Арлен будто и слова не слышал с тех пор, как Томми Ли обозвал его свиньей. Черт, да если бы Сингер заявил, что Томми Ли является карликом и выходцем с Кавказа, он бы и бровью не повел, поскольку речь шла о судьбе именно Томми Ли.
— Итак, вы арестовали водителя и препроводили его в участок?
— Нет, сэр. Он был вежлив, проявлял готовность к сотрудничеству, а потому я просто сказал, что вызываю его в суд, назвал дату суда и отпустил домой.
— Один последний вопрос, офицер, — попросил я. — Что произошло между назначенной датой суда и по какой причине подсудимого поместили под стражу?
— Ну, тут такое дело… Его арестовали по обвинению в убийстве, по запросу из Нью-Джерси.
Ну, разумеется, то был абсолютно незаконный прием — упоминать об убийстве на этом процессе. Будь у него настоящий адвокат, он непременно возразил бы и заявил, что это нарушение процессуальных норм. Но на войне, как и в любви, все средства хороши. Если уж Томми Ли решил защищать себя сам, придется ему расхлебывать все последствия этого решения. К своему восторгу, я увидел, как судья Хэтчер записывает в блокнот слово «убийство». А потом обводит это слово ручкой несколько раз. Ну, а затем снова бросает на Томми Ли взгляд, преисполненный ненависти.
— Вопросов больше нет, — сказал я.
Тут любой хороший адвокат просто сделал бы фарш из этого заявления Сингера на тему идентификации личности, и имел бы все шансы выиграть дело, но Томми Ли сам вырыл себе яму. Сперва он скроил злобную гримасу. Затем с ненавистью уставился на Сингера. А потом принялся осыпать моего свидетеля оскорблениями.
— Но разве вы не сказали моему брату, которого остановили вместо меня, что готовы уладить дело за пятьдесят баксов?
— Это неправда! — воскликнул Сингер, и уши у него запылали. Марти регулярно посещал церковь, знал Священное писание наизусть. Обвинять его во лжи — то была величайшая несправедливость на свете.
— Так сколько тогда у него просили?
Я возразил, Хэтчер громко застучал молоточком, заседание продолжилось. Теперь не только Хэтчер, но и Сингер взирал на Томми Ли с негодованием.
— Вы заявили, что так называемый арест имел место 8 февраля 1970 года? — В голосе Томми Ли звучал нескрываемый сарказм.
Сингер кивнул.
— Вы, что же, пили или терроризировали жителей стрельбой, как обычно делаете в этот день?
Хэтчер грохнул молотком прежде, чем я успел возразить.
— Еще один оскорбительный или не относящийся к делу вопрос, — предупредил он, — и я выдвигаю обвинение в неуважении к суду. Этот офицер — представитель закона. Так что извольте относиться к нему уважительно.
И тут Томми Ли вскочил на ноги.
— А мне не за что уважать эту белую свинью! Он сам себя позорит, говоря, что арестовал меня, хотя на самом деле меня там не было! — выкрикнул он.
Тут подлетели охранники и силой усадили Томми Ли на место. Сингер весь так и кипел. Хэтчер что-то бормотал себе под нос. С каждым следующим словом Томми Ли все глубже рыл себе яму, в которую, я не сомневался, он скоро попадет.
— Так как же вышло, что вы арестовали именно меня, а? — немного успокоившись, спросил Томми Ли.
— Я помню вас, — сказал Сингер теперь уже более уверенно, чем когда я допрашивал его.
— А разве все ниггеры для вас не на одно лицо? — с ухмылкой спросил подсудимый.
Вот тут Сингер рассердился уже не на шутку.
— Всегда мог отличить одного чернокожего мужчину от другого, для меня это не проблема, мистер Джонс, — уверенно и твердо ответил он.
— Но разве тогда вы остановили не моего брата, Бобби Ли, и тот назвался моим именем, чтоб запутать вас и уйти от ответственности? — спросил Томми Ли, нарушая правило, известное каждому студенту-первокурснику. Каждый раз, подвергая сомнению правильность идентификации Сингера, он лишь укреплял офицера полиции во мнении, что Томми Ли и есть тот самый человек, которого он арестовал.
Сингер помрачнел и покачал головой.
— Вы тот самый человек, которого я арестовал, мистер Джонс.
Томми Ли резко развернулся и указал на чернокожего мужчину, сидевшего в зале.
— Разве не его вы тогда остановили? — спросил он.
Сингер уставился на темнокожего незнакомца. Волосы аккуратно подстрижены, чисто выбрит. Одет в деловой костюм-тройку, белую шелковую рубашку с темно-бордовым галстуком. Иными словами, между ним и Томми Ли Джонсом не было ничего общего. И Сингер ответил на вопрос буквально через пару секунд:
