Тимур Свиридов - Призраки в горах
6
Турсунов не ошибся. Его предсказания очень скоро сбылись. В госпиталь прибыла делегация от местного населения. В основном это были мужчины. В длинных полосатых халатах, мягких сапогах, под халатами у многих европейские костюмы. В форме представители царандоя – народной милиции. Среди них одна женщина, смуглолицая, с резкими властными чертами, талия перетянута солдатским ремнем, на котором красовалась новенькая, желтой кожи кобура, из нее выглядывала темная рукоятка пистолета. Делегацию возглавлял секретарь местного отделения народно-демократической партии – пожилой, гладко выбритый мужчина, в больших роговых очках, с продольным шрамом на щеке.
Гости принесли в госпиталь для раненых солдат и медицинского персонала подарки: сдобные, на бараньем сале, лепешки, яблоки, гранаты, кисти зимнего, чуть привядшего винограда, оранжевые мандарины, сушеные янтарные абрикосы, темный сахаристый тутовник, изюм без косточек – плоды садов и щедрой афганской земли.
Особенно долго они задержались у кровати Наргиз. Каждый наклонялся к девочке, прижимался щекой к ее щеке, высказывал свое сочувствие и добрые пожелания. Девчонка прямо расцвела на глазах, видно было, как ей хотелось держаться с достоинством, не выдавать рвущуюся наружу радость. На ее тумбочке выросла гора фруктов и восточных сладостей.
Делегацию сопровождал по госпиталю и давал пояснения главный хирург Юрий Александрович. У него было моложавое, гладковыбритое лицо. И все же что-то выдавало в нем человека, уставшего видеть множество людских страданий и смертей, следы бессмысленной жестокости и зверств, чинимых фанатиками.
– А где тот храбрый лев, который проявил геройство в бою с бандой Башир-хана? – спросил по-русски у главного хирурга человек со шрамом на щеке, глава делегации.
Юрий Александрович подвел его к кровати Олега.
– Вот он, наш герой, сержант Бестужев.
Олег немного растерялся, оказавшись в центре внимания гостей. Те смотрели на него с искренним сочувствием, на его забинтованную ногу, качали головами, о чем-то переговариваясь между собой. А женщина с пистолетом на боку выдохнула:
– Ой-йе! Ой-йе!
– Много крови потерял в бою, – пояснил Юрий Александрович, – еле спасли парня.
– Спасибо, храбрый батыр! – человек со шрамом на лице пожал Олегу руку. – Рахмат, батыр! Банда кровавых шакалов Башир-хана разгромлена. Народ будет жить спокойно и мирно. Жаль только, что сам шакал Башир-хан, как черная змея, уполз в горы. Он теперь долго там будет зализывать раны, долго не решится высунуть носа из своей норы. Спасибо тебе, храбрый батыр! Спасибо всем воинам!
Когда делегация удалилась, Наргиз подозвала Турсунова и что-то сказала ему, показывая рукой на Олега. Турсунов улыбнулся и перевел ее слова:
– Наргиз спрашивает, как тебе, брат, очень больно?
– Скажи, что терпеть можно, – ответил Олег и сочувственно подумал о том, что ей самой, такой хрупкой девчонке, с ее ранами и этой капельницей страдать приходится, наверное, гораздо больше, чем ему, крепкому и взрослому парню.
– Наргиз просит, – продолжал Турсунов, – чтобы ты, брат, как она говорит, обязательно покушал винограда и урюка, они прямо от солнца силу дают в жилы человека.
– Обязательно покушаю, – кивнул Бестужев. – Передай ей от меня спасибо.
После обеда снова появилась делегация. На этот раз в госпиталь пришли школьники, местные пионеры с галстуками на груди. Из той самой школы, в которой еще недавно преподавали отец и мать Наргиз. Девчонка встрепенулась, оживилась. Что-то быстро заговорила и школьники ей отвечали чуть ли не дружным хором.
Пионеров привела молоденькая учительница. Олег мельком взглянул на нее и подумал, что, если бы встретил такую на улице, ни за что бы не подумал, что она уже учительствует. На вид – студентка первого или второго курса, не больше. А тут на тебе! И как слушаются: не успеет слова вымолвить, как школьники спешат выполнить ее просьбу.
Олег посмотрел на нее. Учительница была стройная, как молодой тополек, тонкая в талии и удивительно хороша смуглым продолговатым восточным лицом, на котором четкими полумесяцами легли смоляные брови, а под ними – глаза. Чудо, а не глаза! Крупные, миндалевидной формы, уголки чуть приподняты, а зрачки угольно-черные и как бы светящиеся изнутри. Олег невольно поймал себя на мысли, что в ее глаза он мог бы смотреть часами. Но тут же вспомнил строгие наставления, какими их напутствовали еще там, в школе сержантов, насчет того, чтобы не заглядывались на восточных женщин, не заговаривали с ними, ибо это у афганцев не принято, не оказывали обычных знаков внимания, поскольку их могли воспринять как дурные манеры и оскорбительные намерения.
Учительница, почувствовав на себе внимание раненого, выпрямилась, метнула на Олега из-под длинных ресниц быстрый взгляд и снова обратилась к школьникам. Но Олег все же успел заметить в том взгляде нечто большее, чем обыкновенное женское любопытство.
А пионеры тем временем спели дружным хором какую-то длинную песню на своем языке, приведя в неописуемую радость Наргиз. Потом по знаку учительницы запели по-русски, смешно коверкая слова, но очень старательно и воодушевленно:
С небольшого ручейка
Начинается река,
Ну а дружба
Начинается с улыбки…
Учительница им подпевала, и Олег невольно уловил, что она поет правильно, ровно и без акцента, что свидетельствовало о том, что она знает русский! И он не ошибся в своем предположении.
Пришел главный хирург Юрий Александрович и медсестра Валентина. Они принесли в картонной коробке конфеты, самые обыкновенные леденцы и карамель с начинкой из повидла, обернутые в разноцветные фантики, да небольшие стограммовые пачки печенья и вафли. Но каким светом благодарности засияли глазенки у афганских пионеров при виде тех немудреных конфет и печенья! Олег невольно поймал себя на мысли, что в любой столичной школе на такие конфеты московские школьники и не взглянули бы. Вспомнил и лекции о том, что простые люди живут в этой стране бедно и скромно, питаясь в основном пшеничной, а чаще кукурузной лепешкой, да запивая их чаем, а из сладостей обычно употребляют изюм, сушеный тутовник да урюк.
– Сухейла, а это тебе от нашего госпиталя, – Валентина протянула учительнице шелковый голубой платок с яркими алыми цветами и длинными кистями. – Наш бакшиш!
Учительница смутилась. Румяная краска снова чуть заметно проступила сквозь загар на ее щеках и шее. Слегка выпуклые губы дрогнули в улыбке.
– Спасибо, – сказала Сухейла по-русски, принимая двумя руками подарок.
Она развернула платок и накинула его на плечи. Пионеры, особенно девчонки, радостно залопотали на своем языке и дружно захлопали в ладоши.
– Спасибо! – еще раз повторила Сухейла и добавила: – Я скоро отсюда уеду. Здесь я временно, пока не пришлют новых преподавателей.
– Далеко? – спросила Валентина.
– В горы. Я уже говорила об этом, – сказала учительница. – У меня там дядя и тетя, двоюродные братья. Там тоже есть школа и очень нужны учителя.
– А ты не боишься? – спросил Юрий Александрович. – Тот край, насколько мне известно, контролируют душманы.
– Там моя земля, там мои родственники. Они не дадут меня в обиду, – с достоинством ответила Сухейла. – Я три года в Душанбе училась, чтобы нести свет знаний своему народу, обучать его грамоте. Как же я могу не поехать?
– Я просто не хочу, чтобы с тобой беда случилась, – искренне произнесла Валентина. – Мы все полюбили тебя, Сухейла.
– Со мной ничего не может случиться! – спокойно ответила Сухейла и стала прощаться. – До встречи! Хаер!
Учительница повернулась к раненым, встретилась взглядом с Олегом и, улыбнувшись ему, произнесла:
– Шафа бешид! Выздоравливайте!
– Шафа бешид! – хором повторили за ней пионеры.
– Носибе дашманат шава! – произнесла Наргиз и сама перевела: – Пусть ваши страдания достанутся врагам!
– Носибе дашманат шава! – дружно повторили пионеры.
Перед уходом Сухейла отдельно попрощалась с Наргиз.
– Поправляйся, моя сестра. Школа ждет тебя.
Когда пионеры дружной стайкой вместе со своей молоденькой учительницей удалились, Валентина заглянула в палату:
– Мальчики, у них праздники, а у нас лечение. Готовьтесь к процедурам, – подошла к Бестужеву, тряхнула золотисто-каштановыми кудрями, улыбнулась: – Как чувствуешь себя, братишка?
– Нормально, – ответил Олег, уже не смущаясь под ее взглядом.
– Сейчас повезем на перевязку.
– Красивая афганка, – мечтательно произнес малоразговорчивый латыш, ни к кому не обращаясь.
– Она полутаджичка, как и я, – поправил его Олесь Турсунов. – Отец у нее пуштун, а мать таджичка.
– Все равно восточная красавица.
– Есть и получше, – не сдавался Турсунов.
– Что ты понимаешь в женской красоте? – тихо и лукаво произнес латыш.
