Харлан Кобен - Прошлое не отпустит
И вот как раз в этот момент, когда Делл сидел на белой кушетке, думал о своей чудесной Марии, а «Шестерки» вели с отрывом в восемь очков, раздался звонок в дверь.
Рука сразу потянулась к медальону святого Антония Падуанского. Его всегда заклинают в память об утраченном, в том числе, насколько было известно Деллу, об исчезнувших людях. В молодости он считал, что все это чушь, предрассудки, но с годами привык верить в приметы.
Он рывком встал и открыл дверь. На пороге стоял этот коп, Голдберг. Он ничего не сказал. Да в том и необходимости не было. Взгляды их пересеклись, и Голдберг кивнул. А как иначе один мужчина может выразить сочувствие другому? У Делла в груди что-то оборвалось.
Конец. Пришла полная, опустошительная ясность. Делл Флинн все понял. Его мальчика больше нет. Его сын мертв. Короткая жизнь оборвалась. Больше ничего не будет, никакое чудо не способно спасти его. Никогда больше Делл не возьмет своего мальчика за руку, не увидит, не поговорит. И игры «Орлов» кончились. Карлтон ушел, он больше не вернется, и Делл знал, что и для него все позади.
У него подкосились ноги. Он начал опускаться на пол, но Голдберг успел подхватить его. Делл осел в сильных руках полицейского. Боль была непередаваемой, невыносимой.
— Как? — наконец выговорил он.
— Мы нашли его недалеко от того места, где раньше обнаружили следы крови.
— В лесу?
— Да.
Делл представил сына — одинокого, маленького, замерзшего.
— Там обнаружили и другие тела. Мы считаем, что это дело рук серийного убийцы.
— Как вы сказали, серийного убийцы?
— Мы полагаем, да.
— То есть… как? Не было никакой причины, и моего мальчика убили просто так, наугад?
— Пока мы ничего определенного сказать не можем.
Делл попытался забыть о боли, сосредоточиться на словах Голдберга. Так поступаешь в самые страшные минуты. Одни отмахиваются, не приемлют правды. Другие жаждут мести. Но в любом случае трудно сосредоточиться на мысли о том, что́ все это означает, — такое слишком трудно перенести. Отвлекаешься на что-то постороннее, поскольку ничего не способен противопоставить беспощадной правде.
Чувствуя, как к глазам подступают слезы, Делл спросил:
— Мой мальчик страдал перед смертью?
Голдберг на секунду задумался.
— Не знаю.
— Вы поймали этого типа?
— Пока нет. Но обязательно поймаем.
С экрана донеслись приветственные крики болельщиков. «Шестерки» явно побеждали. Его сын мертв, а люди радуются. Никому нет дела. В доме по-прежнему было электричество. По улицам ездили машины. Болельщики поддерживали любимые команды.
— Спасибо за то, что сообщили лично, — услышал Делл собственный голос.
— У вас есть с кем побыть?
— Жена скоро вернется.
— Хотите, чтобы я дождался ее?
— Нет-нет, спасибо, справлюсь. И еще раз спасибо, что заехали.
— Делл! — Голдберг откашлялся.
Делл поднял голову. В лице Голдберга читалось явное сочувствие, но не только, было и кое-что еще.
— Невинные люди не должны больше страдать, — сказал он. — Вы меня понимаете?
Делл промолчал.
— Остановите этих психопатов, — продолжил Голдберг, протягивая ему сотовый. — Слишком много смертей для одного дня.
В ослепленном болью сознании Делла промелькнуло подобие ясной мысли. Голдберг прав. Пролилось слишком много крови. Делл взял сотовый и набрал номер Кена.
Ответа не последовало.
Брум позвонил Саре Грин.
— В четыре часа дома будете?
— Да.
— Можно заехать?
— Что-нибудь новое появилось?
— Да. — И после секундного молчания: — Боюсь, новости не очень хорошие.
— Жду вас в четыре.
Перед домом Рэя Левина ярко горели фонари, распространяя вокруг болезненно-желтый свет. Перед скромным зданием стояли четыре полицейских автомобиля. Когда Брум подходил, федералы как раз забирались в фургон. Он ускорил шаг, вошел в дом и увидел Доддса.
— Что-нибудь нашли? — спросил Брум.
— Ничего неожиданного, если ты об этом. Никаких орудий убийства. Никаких ручных тележек. Ничего в этом роде. Мы начали просматривать на компьютере его фотоархив. В этом отношении по крайней мере этот малый сказал правду — снимки у старой мельницы делались всегда восемнадцатого февраля, связи с Марди-Гра нет.
Действительно, это сильно укрепляло позиции Левина.
— Это кто там, федералы? — Доддс выглянул в окно.
— Они.
— Забирают у нас дело?
— Да, теперь это их младенец, — кивнул Брум и посмотрел на часы. Больше здесь болтаться нечего. Можно поехать к Саре. — Что ж, если это все…
— Не совсем. Тут одна штуковина показалась мне весьма странной.
— Что такое?
— Рэй Левин — это настоящее имя?
— Да.
Доддс кивнул, скорее самому себе, нежели Бруму.
— А каких-нибудь других Левиных ты знаешь?
— Других? О чем ты?
— Это ведь еврейское имя, правда? Левин…
Брум обвел взглядом убогое жилище и хмуро посмотрел на Доддса.
— Ну и что? Не все евреи богачи. Или тебе это не известно?
— Я не о том. Ладно, проехали. Не имеет значения.
— Что не имеет значения?
— Ничего. Повторяю, ничего подозрительного мы не нашли. Разве что… — Доддс пожал плечами. — Зачем еврею понадобилось это?
Он протянул Бруму небольшой пластиковый пакет, в какие складывают вещественные доказательства. Поначалу он не понял, но потом, несколько секунд спустя, когда дошло и увиденное отпечаталось в сознании, у Брума буквально закружилась голова и возникло ощущение, будто он падает, падает и не может остановиться. Мир его, и без того нестойкий и колеблющийся, внезапно закружился еще быстрее, так что на ногах удержаться было непросто.
— Брум!
Но он уже ничего не слышал. Он заморгал, еще раз присмотрелся к мешочку и почувствовал некую слабость в желудке, потому что внутри был медальон святого Антония.
С выбранного им места по ту сторону улицы Кен увидел, как Лорен вышла из клуба через заднюю дверь. По стоянке она шла довольно долго. Само ее удаление было неким событием. Любая девица, работавшая в этой помойной яме, считала своим долгом остановить старшую барменшу и обнять ее, а Лорен от объятий не уклонялась и возвращала каждой то, чего та хотела, — кому-то на ухо что-то шептала, кому-то лукаво улыбалась — мол, да, да, все ясно, — кому-то просто говорила что-то приятное.
В общем, вела себя как добрая матушка.
Наконец, пробившись сквозь стайку девиц, Лорен вышла на улицу и направилась домой. Кен следовал за ней на безопасном расстоянии. Жила Лорен недалеко отсюда, в конуре, знававшей лучшие времена, хотя трудно сказать, может, этот дом с самого начала был грязный и занюханный.
Лорен открыла дверь ключом и вошла. Вскоре зажглись две лампы. Она явно жила здесь одна. Кен обошел вокруг дома, заглянул во все окна. Лорен была на кухне.
Выглядела она, как ему показалось, измученной. Сбросив туфли на высоких каблуках, Лорен сидела на стуле. Грея руки о чашку, она с закрытыми глазами потягивала чай. При этом резком свете Лорен выглядела куда менее привлекательно и гораздо старше, чем при тусклом освещении стрип-бара.
Что ж, это понятно.
Кен только добро ей сделает, если из этого ничтожества вырвет. Он почувствовал прилив адреналина. Ладони сами собой сжались в кулаки. Взглянув на кухонный стол, он подумал: да, работенка предстоит нелегкая.
Пора было приступать, однако.
В тот самый момент, как Кен приблизился к двери Лорен, зазвонил его сотовый. Он бросил взгляд на экран и, поняв, что это Барби, решил не отвечать. Постучал в дверь, пригладил волосы и принялся ждать. Послышались шаги, потом лязг сложного замочного устройства. Странно, подумал Кен. Люди тратят кучу денег на дорогие замки, а отвечают на стук, даже не поинтересовавшись, кто пришел.
При виде Кена у Лорен немного расширились глаза, но она даже не попыталась захлопнуть или просто закрыть дверь.
— Так, так. Не тот ли это оплакивавший друга красавчик, что так похож на моего бывшего?
Лорен попыталась изобразить насмешливую улыбку, такую же, как в клубе, но у нее не очень получилось. Кен уловил… не выражение ли страха? Да, это был страх. По увядающему лицу побежали тоненькие морщинки, и Кен ощутил возбуждение.
— Мне надо с вами кое о чем поговорить, — самым приятным образом улыбнулся он.
Лорен это явно не понравилось, но она была не из тех, кто устраивает сцены или прогоняет людей.
— Это важно, — настаивал Кен. — Позволите войти?
— Не знаю, право, — заколебалась Лорен. — Поздно уже вообще-то.
— О, не беспокойтесь. — Кен снова улыбнулся во весь рот. — Обещаю, я буквально на минуту.
С этими словами он решительно шагнул в дом и закрыл за собой дверь.
* * *На воздухе стало холодно, и Рэй спустился по лестнице назад, в «желудок» «Слонихи». Зря он сюда пришел. Конечно, с этим местом были связаны чудесные воспоминания. Может, он думал, что и Кэсси ничего не забыла? Пусть даже так, что из этого? Неужели он рассчитывал, что, встретившись с ней здесь, он тем самым смягчит удар? Или что, вернувшись назад в то время и на то место, где все случилось, он таким образом сумеет ей объяснить, почему сделал то, что сделал?
