Наталья Солнцева - Кинжал Зигфрида
– Почему «были»? Мама еще жива.
– Да, но не для меня. Нельзя бередить старые раны. Когда-то я резала по живому и не вынесу этого вновь. Я почувствовала, что отца нет в живых… Последнее время меня преследовал его образ – он пытался что-то донести до меня. Покинув Камку, я ощутила такую тоску, что не выдержала и позвонила Леде. Она сказала мне о смерти папы. Если бы не это, я бы не стала с ней встречаться. Я не собиралась возвращаться! Я только хотела расспросить ее о папе, о том, как он умер, узнать, где его похоронили…
– Хочешь, я сам все разузнаю и мы съездим на кладбище? Обещаю! – Он помолчал. – Как ты смотришь на то, чтобы расписаться официально?
Она через силу улыбнулась.
– Для меня это не имеет значения. Перед Богом мы супруги, а остальное неважно.
– Ничего не важно? – спросил Михаил. – А если я окажусь преступником, вором, мошенником? Ты и тогда не бросишь меня?
– Мы обвенчаны. Я твоя жена, что бы ни случилось.
В ее глазах, не проливаясь, стояли слезы. Он не знал, не мог найти слов, чтобы выразить свои чувства – нежность, сострадание, бесконечную вину, жгучее желание все исправить, упасть на колени, просить помилования и любви. Но любовь не подают, это не монета, пусть даже отлитая из чистого золота.
– Я… должен признаться тебе, – пересохшими губами вымолвил Михаил. – Сможешь выслушать исповедь корыстолюбца и негодяя, который недостоин дышать одним воздухом с тобой?
Она побледнела и кивнула.
– Леда говорила правду. Она послала меня отыскать тебя, чтобы жениться, а потом убить. Самое страшное, что я согласился! Превыше всего в жизни я ставил выгоду и наживу. Я обыкновенный подонок, из тех, что косяками бродят в коралловых рифах бизнеса. Благодаря отцу я получил прекрасное образование, но светлый ум никак не влиял на темную натуру. Деньги и статус – вот мои идолы. Ради них я готов был жениться по расчету на дочери Куприянова. Не на тебе – на Леде! Я прикидывался влюбленным, ничего не зная о ее сестре. Когда ты ушла из дома, Куприяновы вычеркнули тебя из семьи, из своей жизни, из памяти. Даже Павел Анисимович. Полагаю, он слишком любил тебя, чтобы простить. Оказавшись на пороге смерти, он смягчился, задумался о пережитом, а может быть, просто решил насолить Леде. И переделал завещание, оставив жене и младшей дочери дом в Витеневке и небольшое содержание, а всю недвижимость, счета в банках и компанию «Куприянов и партнеры» отписал тебе. Оригинал хранился у нотариуса, а копия – в домашнем сейфе твоего отца. Леда прочитала документ и показала его мне. Ее чуть удар не хватил! Похоже, покойный именно на это и рассчитывал. А потом, когда она пришла в себя, мы вместе придумали, как заполучить все.
Перед смертью Куприянов предпринимал попытки найти свою старшую дочь, но внезапная кончина помешала этому. Он успел выяснить, что ты осела где-то в Новгородской области, и я взялся за дело. Ездил по деревням и поселкам, показывал твою фотографию десятилетней давности и расспрашивал, расспрашивал. На одном забытом богом хуторе мне повезло: я наткнулся на пожилую женщину, которую исцелил старец Авксентий. Она-то и узнала тебя на снимке. «Девка похожа на помощницу пустынника, только та постарше будет» – так она сказала. Я подготовился и отправился в Камку под видом инженера Прилукина. Куприяновские миллионы стоили того, чтобы жить в грязной развалюхе, кормить комаров да при том еще корчить из себя специалиста-дорожника, который интересуется старым монастырским трактом. Я нашел тебя, но почему-то не торопился докладывать об этом Леде. Не знаю, что меня удерживало. Помнишь нашу первую встречу у колодца? Стоило мне посмотреть на тебя, как в моем сердце что-то проснулось. Я увидел в тебе… не могу выразить, что я увидел…
Он смешался. Слова все портили. Но другого способа передать свои чувства он не знал.
– Я перестал замечать, в каких условиях я живу, что ем, куда хожу, чем занимаюсь. Я думал только о тебе – днем и ночью. Когда мне приходилось уезжать в Москву, к Леде, разгребать завалы в работе компании, я становился совсем не таким, как в Камке. Я умирал столько раз, сколько мы расставались. Мой ум отказывался понимать, что на меня нашло. Ум любви не знает, она для него – чуждый элемент. Я всегда жил рассудком, а чувства считал второстепенными и ничтожными. Я отбрасывал их, как ненужный хлам, который мешает идти вперед, делать карьеру, добиваться поставленных целей, зарабатывать деньги. Ум все подвергает анализу, все толкует на свой лад… Умом любить нельзя. И вдруг я погрузился в такое блаженство, в такую мучительную радость, что сам себя перестал узнавать. Можешь мне не верить, ты имеешь на это полное право.
У него пересохло в горле, и он замолчал. По лицу Таисии пробегали тени прошлого, отзываясь в сердце томительной болью. Ее губы приоткрылись, но не издали ни звука.
– Я не инженер Прилукин, – признался муж. – Я – Влад Неверов, исполняющий обязанности вице-президента компании твоего… вашего с Ледой покойного отца. Мы сговорились убить тебя после того, как ты станешь моей женой. Потому что в случае твоей смерти все перешло бы ко мне. Леде Павел Анисимович при любом раскладе не оставил ничего, кроме содержания. Если бы ты умерла незамужней и бездетной, все его богатство досталось бы монастырю, куда он ездил замаливать грехи. В пику родной дочери! Он замыслил досадить ей даже с того света.
Таисия не заплакала. Ее слезы высохли. Она пропускала мимо ушей все, касающееся преступного заговора, и ловила подробности отцовской любви. Ей не хватало его все годы, проведенные вдали от дома. Она мысленно говорила с ним бессонными ночами, когда над лесом всходила оранжевая луна и всхлипывали болотные птицы, когда одиночество становилось карой Господней, а не благом. Ей бы тогда еще понять, что монашеский затвор – не ее стезя.
Слова мужа доносились до нее сквозь пелену горечи и сожаления, застилающую сознание. Ей было все равно, что Леда дважды покушалась на ее жизнь, она не винила сестру. Демоны алчности и зависти присасываются к людям намертво – попробуй оторви. Даже молитвы исцеляют не каждого.
– Господин Куприянов рубил сплеча, – продолжал между тем Неверов. – Он решил, что нажитым состоянием будешь владеть либо ты, либо монастырь. Он возлагал на тебя большие надежды и верил: чувство ответственности и дочерний долг заставят тебя вернуться к мирской жизни.
– А…
Он испугался: вдруг Таисия его не слышит и придется повторять все это снова и снова? Он взял ее за плечи и легонько встряхнул:
– Ты меня понимаешь?
– Да, да, говори…
– Я лгал всем. Матери – что езжу в длительные командировки. Леде – что разыскиваю тебя. Она теряла терпение, торопила. Я совершенно запутался! Я не признавался себе, что… полюбил тебя. Мной будто безумие овладело. Я продолжал оказывать тебе знаки внимания, но ты была неприступна. Твоя монашеская одежда и твои обеты стали, казалось, непреодолимой преградой. Я старался, изощрялся, как мог. А когда я совершенно отчаялся, ты вдруг проявила благосклонность…
Мысли Таисии текли по собственному руслу:
– Ты… собирался жениться на Леде? Ты обещал ей?
– Я ничего не хочу скрывать от тебя – ни одной мерзкой подробности. Я сам себе противен… и, наверное, тебе тоже. Да, я клялся ей в любви и уговаривал выйти за меня замуж. Потом, когда внезапно умер Павел Анисимович и всплыло завещание, мне пришлось перекраивать планы. Я должен был жениться на тебе, потом убить, представить все как несчастный случай, получить наследство, и тогда только наш с Ледой брак смог бы принести ей выстраданное богатство. Подозреваю, что она побаивалась, как бы я не смылся с миллионами Куприянова. Но выбора у нее не было! Она взяла с меня слово, она убедила себя, что мы без памяти влюблены и безраздельно принадлежим друг другу. Поверила в придуманную ею сказку. Труднее всего расставаться с иллюзиями, созданными самим собой.
– Вы с ней… были близки?
Таисия будто наотмашь ударила его этим вопросом. Так, что икры из глаз посыпались. Как выкручиваться? Да и стоит ли?
– Мы стали любовниками почти сразу после того, как я уволился из компании. Куприянов был грубиян и самодур, но чутье у него срабатывало безотказно. Он интуитивно угадал во мне расчетливого эгоиста, способного ради денег на любую аферу. – Неверов говорил о себе, как о ком-то другом, был беспощаден в суждениях. – Мой будущий, как я полагал, тесть оказался дальновидным человеком. Он распознал угрозу и защитил свои бастионы. Разумеется, я намеревался обчистить Леду, как только представится удобный случай. Но она-то об этом не знала! А гнев Куприянова я обратил себе на пользу. Отец и дочь кипели от взаимной ненависти, я же потирал руки.
– Как ты… собирался меня убить?
Неверов падал в пропасть и не мог остановиться. Он шагнул в бездну и предоставил судьбе решать его участь. Он зашел так далеко, что пути назад не было. Теперь от этой хрупкой женщины, с которой он стоял под венцом, зависели его жизнь или смерть.
