Сэйте Мацумото - Земля-пустыня
— Пойдемте поближе к морю. — Мужчина неожиданно заговорил по-японски. — Вон та скала особенно хороша.
У этой скалы увенчанные пенистыми шапками волны разбивались у самых ног, вздымая тучи брызг. Цвет их был иной — прозрачный, светло-зеленый. Внизу, на выступавшем в море огромном камне, стоял человек с удочкой.
— Устал, — произнес спутник Кумико. — Если вы не против, я присяду.
С характерным для японцев возгласом «доккойсе!»[12] он непринужденно опустился на камень. Теперь во всем его поведении угадывался японец.
— Присаживайтесь рядом, — дружелюбно предложил он, обернувшись к Кумико и глядя на нее снизу вверх. — Вот здесь будет удобно. — Он вынул из кармана белоснежный носовой платок и расстелил его рядом с собой.
— Извините, что доставляю вам беспокойство, — сказала Кумико.
— Что вы! Все время стоять на ногах утомительно. Присаживайтесь.
Внезапно Кумико охватило странное чувство. Она ощутила невыразимое доверие к этому человеку, который и сказал-то ей всего несколько слов. Такого чувства она не испытывала даже к Асимуре — мужу Сэцуко. Должно быть, виной тому был возраст мужчины, изборожденное глубокими морщинами лицо, весь его облик.
Кумико без стеснения села рядом с мужчиной. Ветер временами доносил сюда морские брызги.
— Меня зовут Кумико Ногами, — сказала она, почувствовав необходимость представиться.
— Да? Хорошее имя, — кивнул он. Его глаза за черными очками глядели в сторону моря, но он, казалось, всем своим существом откликнулся на это имя. — По-видимому, настал черед представиться и мне. Моя фамилия Бернард.
Эта иностранная фамилия как-то не вязалась с обликом сидевшего рядом с ней господина. У Кумико было такое ощущение, будто он назвал не свою, а чужую фамилию, принадлежавшую совсем другому человеку.
Фамилия французская, думала Кумико, но вне всякого сомнения, либо отец, либо мать этого человека были японцами, и он долгое время, наверно, воспитывался в Японии. Да и не всякий японец мог бы похвастаться таким воспитанием, не исключено, что последующее пребывание во Франции, наложило на него свой отпечаток. Как бы то ни было, а у меня такое впечатление, будто рядом со мной сидит японец.
— Вам кажется странной моя фамилия? — улыбнулся мужчина, как бы угадав мысли девушки. — В самом деле, все считают меня японцем, и ничего в этом нет удивительного.
— Вы долго жили в Японии?
— Да. Я окончил японский университет, но и до этого долгое время жил в Японии.
Значит, моя догадка верна лишь отчасти, подумала Кумико. Но его японский язык, его токийское произношение? Ничего похожего на корявые фразы, какими изъясняются иностранцы. Такой язык можно впитать только с молоком матери.
Бернард сидел сгорбившись. Именно так сидят пожилые японцы где-нибудь на открытой веранде дома, подставив спину солнцу и любуясь, например, бонсаем[13].
Но в его профиле — может быть, тому виной были темные очки — была какая-то суровость. Нет, не такими глазами любуются бонсаем. Это была суровость одинокого, беспрестанно о чем-то думающего человека. От всей его обращенной к морю фигуры веяло безысходным одиночеством.
Горький комок подкатил у Кумико к горлу и не позволял ей продолжать разговор. Она вспомнила, что этот человек именно в такой же позе сидел тогда, в саду храма Нандзэндзи.
— Девочка, — вдруг тихо сказал мужчина, глядя на море. — Как здоровье вашей мамы? — Его голос прозвучал чуть хрипло.
— Благодарю вас, она здорова, — ответила Кумико.
— Это хорошо… Как должна быть счастлива она, имея такую прекрасную дочь.
Кумико молча поклонилась, но в следующий момент с удивлением подумала: почему он спрашивает только о матери? Обычно в таких случаях интересуются здоровьем обоих родителей.
— Вы где-нибудь служите?
— Да, — ответила Кумико и назвала место своей работы.
— Прекрасно. Наверно, не за горами и замужество?
Кумико усмехнулась. Для первой встречи этот господин позволял себе слишком большую фамильярность, но она почему-то нисколько на него не сердилась. Должно быть, потому, что от всего облика этого пожилого господина веяло необъяснимым дружелюбием.
— Это принесет вашей маме новую радость.
Разговор все более приобретал ту задушевность, которая возникает только между друзьями. И Кумико, как ни странно, не противилась этому. Мало того, она готова была с радостью продолжать этот разговор бесконечно.
Пожилой господин неожиданно, не снимая очков, стал вытирать глаза. Поймав на себе удивленный взгляд Кумико, он сказал:
— Должно быть, брызги на лицо попали… Завтра я покидаю Японию, — поспешно добавил он.
— Возвращаетесь на родину?
— Скажем так. Но я очень счастлив, что в последний день пребывания в Японии повстречал такую девушку, как вы.
— ?
— С тех пор как я приехал в Японию, мне все время хотелось встретиться именно с такой девушкой, как вы. И теперь я счастлив, что моя мечта сбылась.
Кумико не ощутила наигранности в его словах. Выражение радости и в самом деле все время не сходило с его лица, но оно было не таким откровенным, как у иностранцев, а спокойным и сдержанным, что тоже характерно для японца.
— Позвольте задать вам вопрос, — обратился он к Кумико.
— Пожалуйста.
— Что вы думаете обо мне?
Вопрос был неожиданный и застал Кумико врасплох. И все же она сочла за лучшее ответить откровенно.
— Мне кажется… вы очень, очень хороший человек. — И тут же Кумико подумала, что этими словами она не выразила полностью испытываемых ею чувств, и добавила: — У меня такое ощущение, будто я встретилась с очень близким, с очень дорогим мне человеком.
— Вот как? — Пожилой господин оторвал взгляд от моря и долго вглядывался в лицо Кумико. — Вы действительно так думаете?
— Да, хотя, может быть, так говорить неприлично.
— Нет-нет, почему же! Спасибо вам. Я несказанно счастлив, услышав от вас эти слова.
— Если бы мы познакомились раньше, мы с мамой были бы рады пригласить вас к себе.
— Жаль, что этого не случилось… У меня есть к вам одна просьба, она может показаться вам странной.
— Какая же?
— Завтра я покидаю Японию и в память о нашей встрече хочу, чтобы вы послушали одну песенку, которую я помню еще с детства. Правда, я вряд ли спою ее хорошо.
— Пожалуйста, спойте, — улыбнулась Кумико.
Пожилой господин вновь повернулся к морю и запел. Часть слов он уже забыл, и Кумико стала ему подпевать — она, конечно же, знала эту песню. Звуки песни летели в море.
Конъитиро Ногами пел тихим голосом и одновременно всем своим существом внимал голосу дочери:
Отчего ворон плачет?
Оттого ворон плачет,
Что оставил в горах далеких
Семерых своих воронят…
Песня звучала все громче, чуть ли не заглушая шум волн.
Их голоса разносились окрест и тонули в морской пучине. Непонятное волнение охватило Кумико. Она вспомнила: эту песню она выучила, когда была совсем еще маленькой, и вместе с матерью пела ее своему покойному отцу.
1
Древнейшее в Японии собрание стихотворений, конец VIII столетия.
2
Финансовая клика в довоенной Японии.
3
Накидка японского покроя, принадлежность парадного, выходного или форменного платья.
4
По древним японским верованиям соль отгоняет все нечистое.
5
Японские сандалии на деревянной подошве, которые снимают у входа в дом и надевают, выходя на улицу.
6
Ворота в виде прямоугольной арки перед синтоистским храмом.
7
«Повествование о доме Тайра» — один из литературных памятников Японии.
8
«Храм мхов» (англ.)
9
до свидания (японск.)
10
Блюдо из особого сорта сладкого картофеля, отваренного вместе с сушеной треской.
11
Монах, основавший буддистскую секту Нитирэн-сю в эпоху Камакура (1192—1333).
12
опля! (японск.)
13
Карликовое дерево, выращенное в горшке.
