Анатолий Степанов - Парад теней
У индивидуальной палаты-апартаментов под номером 801 на белом стуле, растопырив ноги, сидел толстомордый охранник в белом халате поверх кожи. Тухлым взглядом оценив Константина, он спросил гундосо:
- Чего надо?
- Не чего, а кого. Бориса Гуткина.
- Зачем?
- Не твоего ума дело, - взвился Константин. - Иди и доложи.
Охранник, гипнотизируя, секунд пять смотрел на Константина. Ларцев поторопил его:
- Действуй, действуй, Бен.
- Я - не Бен, я - Сема! - горестно и миролюбиво заговорил вдруг охранник, встал со стула, истово перекрестился. - Нету больше Бена, нету! И, наконец, узнал назойливого посетителя. - Так это вы были с тем мужиком, который с нами у жучков сцепился?
Константин в знак примирения похлопал чувствительного Сему по бицепсу и напомнил:
- Иди и доложи.
Обе руки бывшего футбольного администратора, а ныне продюсера были на растяжке. Борис Гуткин находился в позе человека, делающего одно из упражнений утренней зарядки - в положении лежа дотянуться ладонями до пальцев ног. Не дотянулся - замер на полпути.
- Со счастливым спасением тебя, Боб, - поздравил Ларцев. - Вызвонил меня на предмет?
- Охохохо, - пожаловался Гуткин. - Здравствуй, Лара. Присаживайся. Выпить хочешь?
- С чего бы это? - удивился Константин.
- Ни с чего, а за что. За мое счастливое спасение.
- Рано, - твердо сказал Константин, устраиваясь в кресле.
- Что - рано? - испуганно спросил Гуткин. - Считаешь, меня еще доставать будут?
- Рано сейчас. Двенадцать часов. А я раньше пяти не принимаю.
- Так бы и говорил! - разозлился Гуткин. - А то пугаешь, пугаешь!
- Зачем позвал?
- Есть, есть Бог! - в который раз восторженно осознал божье присутствие Гуткин. Счастьем для него было, повторяя и повторяя, рассказывать, как Бог его спас. - Ты представляешь, когда мы подняли и понесли гроб, я вдруг почувствовал, что у меня расшнуровался левый ботинок. И не отойдешь - неудобно ведь, не качнешься - гроб на плече, так и тащился до могилы, боясь наступить на шнурок. Умучился- страсть. Как только гроб поставили, я сразу - за спину Бена и нагнулся, чтобы незаметно шнурки завязать. Тут и рвануло. Сто килограммов Бена мне на спину, и я руками в землю. Я треск своих ломающихся костей слышал, Лара. Меня поначалу за покойника приняли, когда "скорая помощь" трупы разбирать стала. Я весь в кровище, кости наружу, сверху вдрызг изуродованный мертвый Бен... Потом я заорал. От боли, от страха, от счастья, что живой, - не знаю.
- Повезло, - согласился с ним Константин.
- Кто мне шнурки развязал, Лара?
- Бог, что ли? В таком разе он скоро тебе башмаки чистить будет!
- Не кощунствуй, - строго предупредил Гуткин.
- Когда о деле говорить начнешь?
- Сейчас, сейчас, - пообещал Гуткин, прикрыл глаза, помолчал и, непроизвольно раздувая ноздри своего большого носа, в ненависти почти заорал: - Нельзя, нельзя допустить, чтобы эти суки остались безнаказанными!
- Кто эти суки, Боб? - быстро спросил Константин.
- Не знаю.
- Но догадываешься. Что у тебя есть?
- Спокойнее, Лара. - Гуткин был уже сосредоточен и деловит. - Я знаю, что ты принимаешь участие в расследовании, которое по поручению Анны ведет Сырцов. Я знаю, кто такой Сырцов, и знаю, кто еще за ним стоит. Я полностью доверяю этим людям и хочу, чтобы они довели это расследование до конца. Взвизгнул вдруг: - До точки!
- Хочешь, так сказать, стимулировать расследование своими бабками?
- Это само собой. А главное, я хочу посчитаться за смерть ребят и Бена.
- Бен был твоим телохранителем?
- И другом, - добавил Гуткин.
- Вроде Семы, который у дверей, - усмехнулся Константин: - Тело хранитель. Он охранил твое тело, Боб. Насколько мне известно, первый случай выполнения прямых своих обязанностей.
- Не говори так, Лара.
- А как мне говорить, если ты все время в сторону?
- Это ты все время в сторону. Кто речь о телохранителях завел?! уличил его Гуткин и, удовлетворившись, приступил к деловой части: - Ты спрашиваешь, что мне известно об этих скотах, и я опять повторяю: ничего. Но у меня есть ниточка к ним.
- Давай ниточку, - согласился и на такую малость Константин.
- Дам, - пообещал Гуткин. - Но заранее предупреждаю: все, что я тебе сейчас скажу, не может служить официальными моими показаниями и в любой момент я могу отказаться от них.
- Видно, сильно ты нагрешил, Боб.
- Слушать меня будешь? - взъярился Гуткин.
- Ну нагрешил и нагрешил. Чего орать-то?
- Когда возродился подпольный футбольный тотализатор, - элегически продолжил Гуткин, - я, честно признаюсь, решил использовать свое знание футбольного мира и многолетние тесные связи в нем для того, чтобы крупно заработать и одновременно прищемить хвост темным владельцам тотошки. Во залудил! - сам восхитился своим красноречием Гуткин.
- То есть их купленные игры перебить своими купленными играми, тотчас сообразил Константин. - Три игры на юге - твои?
- Все не так просто, Лара. Если идти до конца, то до меня не дойдешь, нету меня в этом деле. Но если всерьез и по-честному, то все провернул я.
- И много на этом взял?
- В том-то и дело, что ни хрена! - вновь осерчал Гуткин. - Даже в убытке остался.
- Это ты-то? - страшно удивился Константин.
- Я, я, именно я! - прокричал Гуткин, дернулся и, естественно, потревожил сломанные руки. Поскулил слегка.
Константин вежливо дождался момента, когда утихли страдания собеседника.
- И не подстраховался? Не верю.
- Если бы я напрямую действовал, то, конечно, бы подстраховался. Но моими были только бабки. Всю операцию в автономном плавании проводил один мой человек, про которого никто не знает, что он мой человечек.
- Что за человечек, Боб?
- Смогу ли я тебе его назвать - будет ясно в конце нашего разговора. А пока давай разговаривать без лишних имен.
- Хрен с тобой. Давай.
- Так вот, эти суки, уж не знаю каким образом, все просчитав, вышли на моего человечка. Хотя и догадываюсь, каким образом. Мой человечек - фигура довольно известная в футбольных кругах именно южного региона...
- И в криминальном мире того же региона, - перебив, добавил Константин. - Хочешь, назову фамилию, имя, отчество, год рождения, а также рост и вес твоего человечка?
- Ну назови, назови!
- Севка Субботин, Всеволод Робертович Субботин, пятьдесят девятого года рождения, рост - один метр семьдесят восемь сантиметров, вес в восемьдесят шестом году - семьдесят два килограмма.
- Сейчас он толстый, - только в одном не согласился Гуткин и обиженно поинтересовался: - Как догадался?
- Балда ты, Боб. Он же с Ростова, с интернатских лет с тамошней уголовщиной повязан. Потому и у нас больше сезона не задержался. Ты же помнишь, каким брезгливым был наш интеллигент Николай Васильевич. Как только про его блатные делишки узнал, так в момент и выставил. Даже Васильич, человек не от мира сего, узнал! Севка же первый, на кого пальцем укажут при любой сомнительной ситуации. Нет, ты - не конспиратор, Боб! При таком твоем чутье - загадка, как ты в бизнесменах оказался, да еще, говорят, и процветаешь.
- Иссяк? - злобно полюбопытствовал Гуткин. - Он что- мешок денег за спину и по командам, да? Ни в одном случае он не позволил себе прямых контактов. Все по меньшей мере через два колена.
- Вот они по цепочке и вышли.
- Ты, Лара, давай выбирай: или слушать меня будешь, или свою сообразительность показывать.
- Ну, извини. Слушаю тебя, слушаю.
- Так вот. Через четыре дня после того, как мы кон сорвали, является ко мне Севка и - весь в слезах и соплях - в ноги. Не хочешь, говорит, моей смерти, тогда отдай весь выигрыш. Я по доброте душевной...
- ...и от страха перед неведомыми извергами... - перебив, дополнил Константин.
- ...и от страха перед неведомыми извергами, - яростно подтвердил Гуткин, - отдал ему те сто пятьдесят тысяч, а их штраф в полста он сам заплатил.
- А ты говоришь - в убытке. При своих остался.
- А накладные расходы? - возмутился Гуткин. - Двадцать пять кусков на ветер!
- Мы деньги считаем или о деле говорим?
- О деле, - остыл Гуткин. - Я ненавязчиво попытался узнать от него, кто его тряс, но он ни в какую. В общем, напуган до хронического поноса.
- Ну и что ты предлагаешь?
- Чтобы Сырцов его повторно потряс. Как профессионал.
- А он опять в отказку.
- Лара, Севка - не пальцем деланный и после этого взрыва понимает, что им отделаться от нежелательного свидетеля - раз плюнуть. А он нежелательный. Для него выбор: или в неопределенности под страхом жить, или, рискуя, навсегда покончить с источником страха. Севка - паренек отчаянный. Можно попытаться. Под гарантию, конечно, что он в любом случае останется в стороне.
- Никаким образом он остаться в стороне не сможет, Боб, ты это прекрасно понимаешь. Просто так его выдернуть невозможно. За ним - хвосты.
- Так пусть Сырцов ему пообещает обрубить хвосты!
- А если это будет не в возможностях Сырцова?
- Главное, пообещать, Лара. - Гуткин устал. Устал говорить, устал убеждать, устал держать голову над подушкой. Уронил затылок на веселенькую наволочку и вперил взгляд в белый потолок.
