Антон Леонтьев - Профессия – первая леди
Публика в клинике была соответствующая – богатые пожилые дамы и господа. И вдруг такое – кто-то швырнул в меня грязным мячом и при этом заливисто хохочет! Какая родительская безответственность! И что делают в клинике доктора Оссенберга наглые дети?
– Прошу вас, извините, ради бога! – раздался мелодичный женский голос с акцентом. Я подняла взгляд и увидела спешащую ко мне даму. Высокая, грациозная, светловолосая, она была облачена в светло-зеленый брючный костюм. На ее лице было написано выражение ужаса и смущения.
У этой дамы есть свой неповторимый стиль, подумала я. Она явно иностранка, скорее всего, из Восточной Европы – после падения «железного занавеса» Германия оказалась наводнена не только эмигрантами и беженцами, но и богатыми туристами.
Благородная осанка, тонкая молочного цвета кожа, маленький, чуть вздернутый носик и пухлые губки. Даме было чуть за тридцать. Волосы цвета меда спускались на плечи. Мое внимание привлекли ее глаза – удивительного изумрудно-бирюзового оттенка с золотистыми искорками. Эта особа произвела на меня впечатление человека, который умеет добиться того, чего хочет, причем не затрачивая много усилий, и не позволяет пренебрегать своим мнением, возможно, не всегда приятным.
Откуда же эта иностранка, подумала я. Из Польши, Венгрии или, может быть, России? Я решила, что она – супруга состоятельного русского: ее шелковый костюм стоил весьма дорого, я разбираюсь в подобных вещах, да и осанка головы, улыбка и жесты свидетельствовали, что она – дама, уверенная в себе. Она неуловимо напомнила мне одну мою гамбургскую подругу, супругу сенатора.
– Прошу вас, извините, это вышло совершенно случайно! – повторила незнакомка еще раз.
Ее акцент не походил ни на русский, ни на польский. По-немецки она говорила бегло, хотя сразу стало понятно, что это не родной для нее язык.
– Это все мои дети, они такие проказники, – сказала дама. – Они двойняшки, им десять лет. Они не хотели причинить вам неудобства!
В голосе дамы было столько искренности, а ее изумительные глаза так лучились раскаянием и добродушием, что я невольно улыбнулась. И все же я отчетливо слышала, как кто-то нагло хохотал, когда мяч ударился о мою грудь и выбил у меня из рук книгу! Воспитанные дети так не поступают!
– Оля, Сережа! – позвала дама своих чад.
Из-за зеленой изгороди ко мне с опаской приблизились два подростка – худенький светловолосый мальчик и стройная девочка; дети были одеты в одинаковые джинсовые костюмчики, и нельзя было не заметить, что они – брат и сестра. Светлые волнистые волосы, материнские глаза.
Дама что-то сказала на родном языке – девочка понурила голову, а мальчик рассмеялся. Незнакомка немедленно нахмурилась, от ее хорошего настроения не осталось и следа. Видимо, она принадлежит к тому типу людей, у которых настроение меняется очень быстро, решила я. Женщина сказала несколько фраз, я ничего не понимала – однако мне показалось, что это герцословацкий язык.
Я общалась с герцословаками, у меня были знакомые в генеральном консульстве этой страны, оно расположено в моем родном Гамбурге. Я в восхищении от тамошней культуры и истории. Поэтому с интересом следила за развитием событий.
Дама отчитывала своего шаловливого отпрыска, и по мере того, как она строгим и даже злым голосом говорила что-то, мальчик бледнел, улыбка исчезла с его личика, под конец он был готов расплакаться. Удовлетворенно качнув головой, дама повернулась ко мне – она снова была в великолепном расположении духа.
– Мои дети хотят перед вами извиниться, – сказала она нараспев. – Это вина моего сына Сергия. Оля – чрезвычайно разумная девочка, а вот ее брат… Он всегда готов играть и… и… и….
Дама нервно закусила губу, подыскивая подходящее немецкое слово. Она строила фразы безукоризненно, и я решила, что она наверняка жила в Германии некоторое время: мои герцословацкие знакомые, изучавшие немецкий язык у себя на родине, знают великолепно грамматику, но у них не хватает практики, и им совершенно незнакомы разговорные выражения.
– Шалить, – подсказала я даме, к которой немедленно почувствовала симпатию.
– Да, да, играть и шалить, – с облегчением подхватила незнакомка. – Сергий!
В ее голосе снова послышались металлические нотки. Мальчик подошел ко мне и по-немецки сказал:
– Я не хотел… Извините меня, пожалуйста. Мне очень жаль… Это больше никогда не повторится…
– Ольга! – Дама, как главный режиссер, следила за ходом постановки. Девочка (в ее глазах блестели слезы) подошла к моему креслу и присоединилась к извинениям брата.
– Вот ваш мяч, – протягивая детям игрушку, сказала я. В глазах мальчика сверкнул восторг, однако он не решился взять мяч, а с опаской посмотрел на мать.
– Вы сегодня достаточно натворили, – сказала она по-немецки. – Отправляйтесь в свою комнату!
– О, не будьте так строги! – сказала я, изменив свое изначальное впечатление об этих детях – возможно, они были слишком резвые, но милые и воспитанные. – Мне вовсе не хочется, чтобы Сережа и Оля отправлялись в комнату и сидели там – ведь погода сегодня такая солнечная!
– Ну, мама! – сказали в один голос дети и затараторили что-то по-герцословацки. Я видела, что дама колеблется между желанием проявить педагогическую строгость и несомненной материнской нежностью. Наконец, подняв вверх палец, она призвала отпрысков к тишине.
– Обещайте мне, что впредь будете следить за мячом и обращать внимание на других отдыхающих, – сказала она на немецком. – Если подобное повторится, я отберу у вас мяч. Сергий, ты меня понял?
Мальчик понуро кивнул головой, однако в его глазах светилась неподдельная радость.
– Ольга, ты должна следить за своим братом, – наказала дама. Затем она позволила детям удалиться – мальчик и девочка с визгом унеслись.
– О, мне очень жаль, – в который раз повторила дама, указывая на мой безнадежно испачканный сарафан.
Я произнесла:
– Это пустяки, не стоит обращать внимание. Вам повезло – мои дети давно выросли, они учатся вдали отсюда, и я вижу их всего несколько раз в год.
– А вы кто по знаку Зодиака? – совершенно неожиданно спросила меня дама. Этот вопрос рассмешил меня: я знаю женщин, которые истово верят в астрологию, выверяют весь свой день по гороскопам и считают, что звезды управляют нашей судьбой. Неужели и эта красивая герцословачка из их числа?
– Овен, – ответила я. Я разбираюсь в астрологии поверхностно, не верю в столоверчение и считаю многих из так называемых целителей шарлатанами и проходимцами.
На лице дамы возникла гримаска, которая моментально сменилась красивой улыбкой. В отличие от спесивых герцословацких дам, с которыми я имела несчастье быть знакомой, моя собеседница улыбалась, не стесняясь показывать жемчужные зубы, а не чопорно сжимая губы.
– Скажу честно, что Овен – это тот знак, под которым я не хотела бы родиться, – разоткровенничалась незнакомка. – Они такие импульсивные и властные…
Ну надо же! Еще до того, как мы узнали имена друг друга, она уже делает выводы о моем характере! Мне стало немного обидно. Словно уловив мои мысли, дама хитро улыбнулась, и ее глаза загадочно при этом сверкнули, она поспешно добавила, желая замять неловкость:
– Овны – великолепные товарищи и радушные хозяева. На них всегда можно положиться, они никогда не бросят друга в беде.
– Меня зовут Марилена Финч, – произнесла я, подавая незнакомке руку. Ее ладонь, которую она протянула мне в ответном жесте, была тонкой и белой, украшенной только одним – обручальным – колечком. Герцословацкие мадам из Гамбурга никогда не ограничивались одним обручальным кольцом, они предпочитали дутое золото со сверкающими красными или синими камнями – не рубинами и сапфирами, разумеется, а искусственными кристаллами.
– Надежда Бунич, – представилась моя собеседница. Надежда, что за чудное имя! Мое предположение подтвердилось, она из гористой и таинственной Герцословакии.
– Вы не родственница писателя Марека Бунича? – проявив знания герцословацкой литературы, спросила я. Мой вопрос смутил Надежду, она исподлобья посмотрела на меня и быстро ответила:
– Нет, что вы! Это фамилия моего мужа, и он не имеет никакого отношения к книгам!
Тогда я не поняла, почему Надежда, или Надя, как я начала звать ее совсем скоро, так смущается, когда речь заходит о ее муже. Я решила, что она никак не может привыкнуть к неожиданному богатству, – скорее всего, ее супруг солидный бизнесмен.
Я указала Надежде на пустующее кресло, она присоединилась ко мне. Мы разговорились. Мне сразу стало ясно, что этой женщине есть что сказать. Она чутко и живо реагировала на реплики собеседника, никогда не оставаясь равнодушной ни к одной из тем. Надя пришлась мне по душе. Чем-то она напоминала меня саму, и в то же время между нами лежали миры.
Надежда прибыла в клинику доктора Оссенберга, где она проходила курс лечения после жуткой автокатастрофы, в которую попала почти год назад. Вначале она отделывалась общими фразами, и только позже, когда мы сблизились и стали доверять друг другу, Надя рассказала мне о том, что произошло.
