Антон Леонтьев - Потрошитель душ
Он поднялся из-за стола и подошел к комоду, из верхнего ящика коего вынул два револьвера.
– Папа, этого недостаточно! Прошу вас! – вскричало мое начальство. Князь, поцеловав дочь в лоб, услал ее в будуар к матери, а нам сказал (положив при этом пистолеты на белоснежную скатерть):
– Ох уж эти женщины! Сашенька такая же паникерша, как и ее мать! Будь у меня сын, он повел бы себя точно так же, как я! То есть не поддался бы истерии!
– Ваше сиятельство является отцом чудной и, что важнее всего, успешной дочери! – сухо произнес Орест Самсонович, на что князь ответил:
– Знаю. Но не по мне все эти ее выкрутасы с образовательными вояжами за границу, педагогическими и медицинскими курсами, наконец, работой главным редактором. Называйте меня старомодным или даже ретроградным – по моему разумению, удел женщин – выйти замуж и нарожать детей! И в этом моя драгоценная супруга подвела меня, ибо все наши сыновья скончались. А Сашенька… Эта блажь пройдет! Признаю, что ей удалось сделать из убыточной газетенки вполне солидное издание, однако есть надежда, что она образумится, выйдет замуж, и я смогу с чистой совестью передать зятю и его с Сашенькой сыну бразды правления в моей небольшой журналистской империи.
Князь явно лукавил – он был подлинным газетным магнатом! От меня не ускользнуло, что, ведя речь о зяте, он посматривал в сторону Ореста Самсоновича. Неужели он хотел… (Этого, корректор, не убирать!)
– Александра Дмитриевна может дать фору любому мужчине… – начал Бергамотов, но смолк, ибо предмет разговора появился в зале.
– Матушка находит идею дополнительной охраны особняка великолепной! – сказала она.
Князь вздохнул:
– Я в этом ничуть не сомневался. Ладно, с бабами жить – по-бабски выть. Ваш ассистент всегда такой молчаливый?
Он кивнул на Мэхпи. Тот ответил:
– Всегда.
– Eh bien[22], – просиял князь, – не люблю всю эту светскую болтовню. А пес у вас славный! Помнится, у меня был такой, и однажды покойный государь Александр Николаевич, удостоив меня своего августейшего визита…
Он углубился в воспоминания тридцатилетней и даже более давности, а Орест Самсонович имел честь откланяться.
Начальство тоже отбыло восвояси, прихватив с собой мой предыдущий, на коленке написанный опус, а мы с Орестом Самсоновичем поехали в особняк госпожи Чернозвоновой.
Было около девяти, когда мы прибыли на Миллионную улицу, где располагался огромный гранитный особняк, унаследованный вдовой от фабриканта Чернозвонова, ныне покойного (ибо ею же и отравленного!).
Около него нас уже поджидал, потирая руки, полковник Брюхатов.
– Так зачем вы просили сюда явиться? – поинтересовался он, подпрыгивая на морозном ветру. – Думаете, что Джек заявится убивать Чернозвонову или ее дочку?
– Думаю, вряд ли. Ибо Джек живет в этом особняке! – будничным тоном сказал Орест Самсонович, и полковник выпучил глаза. Он тотчас пожелал узнать детали, но Бергамотов, распорядившись, чтобы ждали его команды и не предпринимали никаких ненужных действий, приказал взять особняк в кольцо.
– На этот раз не уйдет! – уверенно произнес Брюхатов. – Это только от вас, Бергамотов, Джек-потрошитель ускользает. А мимо меня и моих орлов и мышь не проскочит!
Великий сыщик вздохнул, как мне показалось, со скепсисом, однако от замечаний удержался. Мы прошествовали по величественной лестнице к входной двери.
Орест Самсонович велел дворецкому доложить о нашем прибытии. Тот заявил, что госпожа Чернозвонова не принимает.
– Тогда доложите ей, что речь идет о ее покойном супруге! И его кончине! – произнес он громко, и дворецкий, побледнев, исчез. Через минуту он вернулся и велел следовать за ним.
Проведя нас по анфиладе комнат, он распахнул двери салона, три стены которого были облицованы малахитом, а четвертая представляла собой огромное, от пола до потолка, зеркало в золоченой раме. Да, деньги у кровавой вдовы явно водились. И она сама, облаченная во все черное, собранная и явно настороже, стояла возле камина.
– Что это значит? – произнесла она вместо приветствия. – Как вы смеете трепать имя моего покойного супруга!
– Что послужило причиной смерти вашего супруга? – спросил Орест Самсонович, тоже ее не приветствуя.
Чернозвонова шумно вздохнула, и в ее глазах вспыхнул страх. Она боялась – да еще как!
– От прободения давнишней язвы двенадцатиперстной кишки! – сказала она. – Таково было заключение врача, выдавшего свидетельство о смерти. Почему вас это так занимает, господин Бергамотов?
Ага, кровавая вдова даже знала, кто он такой! Что ж, мы имели дело с более чем серьезным противником.
– Того самого врача, которому вы заплатили семь тысяч рублей серебром? – тихо спросил Орест Самсонович. – И кроме того, подарили его жене пару золотых серег с аквамаринами, а сыну – отличного орловского скакуна?
Вдова вздрогнула, ее лицо исказилось, и на мгновение мне стала видна ее душа – злобная, мерзкая, жестокая. Это была душа Джека-потрошителя!
– Кто вам такое сказал? Этот пропойца? Так он все что угодно может сочинить! И вообще, он давно страдает белой горячкой!
Но голос ее дрожал.
– Предсмертная агония вашего супруга была очень похожа на симптомы отравления мышьяком, – продолжил Орест Самсонович.
– И что из того? – крикнула Чернозвонова, сверкая глазами. – Мало ли на что это похоже! А вырыть его бренные останки и подвергнуть их унизительным экспериментам вы не сможете – я об этом позабочусь!
– Это и не понадобится, Лидия Филипповна! – заверил Орест Самсонович. – Ибо в моем распоряжении находится прядь волос, отрезанная у вашего покойного мужа врачом, выдавшим свидетельство о смерти. И проведенный мной анализ подтверждает, что в теле вашего супруга находилось огромное количество мышьяка, причем мышьяка, которым его травили на протяжении нескольких месяцев, – так, чтобы это походило на смерть от вновь открывшейся язвы.
Чернозвонова дернулась, ее руки инстинктивно сжались, а я подумал, что лапы у нее мужские, большие, сильные. Такие, которыми можно заколоть человека и вырезать у него из груди сердце…
– Посему даю вам возможность сделать чистосердечное признание. В противном случае в вашем доме будет произведен обыск – можете убедиться в том, что ваш особняк окружен силами полиции. Вот-вот подъедет прокурор с ордером…
О прокуроре Орест Самсонович, конечно, присочинил, но эта весть произвела на Чернозвонову сильное впечатление. Она, нажав завитушку над каминной доской, вдруг схватила тяжеленную кочергу – и бросилась на Ореста Самсоновича.
Я успел оттащить великого сыщика в сторону, метнулся к двери – и понял, что она заблокирована при помощи тайного механизма, только что приведенного в движение кровавой вдовой. А Чернозвонова, по-прежнему молча, снова кинулась на Ореста Самсоновича. Он, видимо, чувствуя движение воздушных потоков, уклонился, и кочерга обрушилась на стену в десяти сантиметрах от его головы. А эта дьяволица опять замахнулась, явно желая размозжить Бергамотову голову.
Схватив стоявшую на каминной доске массивную малахитовую вазу, я опустил ее на голову кровавой вдовы – в тот момент, когда она в очередной раз пыталась убить Ореста Самсоновича кочергой. Лидия Филипповна повернулась, ее глаза были широко распахнуты – и, несмотря на то что удар был сильный, двинулась на меня, держа в руках окаянную кочергу.
Но вдруг покачнулась, а потом так же молча, как нападала на нас, повалилась на пол.
– Я убил ее? – произнес я, заикаясь, а Орест Самсонович склонился над ней, нащупал сонную артерию и произнес:
– Эта даму так просто не пришибешь. Жить будет!
Я подскочил к двери и, дергая за ручку, стал вопить, требуя нас выпустить. И в самом деле, дверь распахнулась, и на пороге возник все тот же дворецкий. В руках у него был массивный, тускло поблескивающий револьвер.
Заметив кровавую вдову распростертой на ковре, он смутился, вздрогнул, и я, пользуясь секундной паузой, ударил его ногой по коленной чашечке. Дворецкий взвыл, успел выстрелить, и пуля попала в зеркальную стену.
Он собрался выстрелить снова, но носок ботинка Ореста Самсоновича врезался ему в другую коленную чашечку, а каблук другого ботинка ударил по запястью. Заохав, дворецкий повалился на пол, а я подхватил выпавший у него револьвер.
Через минуту дом был наводнен людьми полковника Брюхатова. Сам он, громыхая, подобно Зевсу на Олимпе, отдавал приказания. И кровавую вдову, и дворецкого, и прочих слуг тотчас арестовали. Не удалось только отыскать дочку Чернозвоновой Лидию Кузьминичну – ее комната была пуста. Где дочка и не стала ли она жертвой очередного преступления своей бешеной матери, Чернозвонова, пришедшая в себя, сообщить не пожелала, она упорно молчала, игнорируя все обращенные к ней вопросы.
