Михаил Черненок - Последствия неустранимы. Жестокое счастье
— Не могу я спать, — сказал Туманов.
— Прими снотворное, успокойся. Твоя «явка с повинной» на языке юристов самооговором именуется.
— На суде наша тайна с Надей станет известна всему району. Такой позор…
— Постараемся, чтобы судебный процесс был закрытым.
— В райцентре тайну не закроешь. Здесь все как на ладошке.
— Придется вам с Надей уехать отсюда, если судьи не установят вашей вины.
— Да мне легче в колонию! Ведь не расстреляют же меня за убийство на почве ревности?..
— Иди, Олег, домой, иди…
Туманов упрямо не хотел уходить из кабинета, и Бирюкову самым серьезным образом пришлось доказывать упрямцу его невиновность. Когда в конце концов за Олегом все-таки закрылась дверь, Антон устало откинулся на спинку стула. В напряженном мозгу назойливо билось одно и то же: «Софья Георгиевна?.. Огнянникова?.. А если Надя Туманова?..» Ответа пока не было.
Бирюков взялся за телефон и набрал квартирный номер Головчанских. После нескольких продолжительных гудков в трубке послышался слабый, похоже, заплаканный женский голос.
— Софья Георгиевна?.. — спросил Антон.
— Нет, это сестра Сони.
— Мне бы Софью Георгиевну на минутку.
— Ее только что «Скорая» увезла в больницу.
18. Из крайности в крайность
Районная больница находилась на окраине райцентра, в сосновом бору. Собственно, это был целый больничный городок с двухэтажными лечебными корпусами и подсобными помещениями. В приемном покое Антон Бирюков узнал, что Головчанская госпитализирована в терапевтическое отделение, и прошел на территорию городка. По дорожкам между цветниками прогуливались выздоравливающие больные. У хирургического корпуса, в небольшой беседке, свежевыбритый старичок в полосатой больничной пижаме тайком покуривал сигарету. Антон узнал Пятенкова, остановился и спросил:
— Как жизнь, Максим Маркович?
Пятенков, словно испугавшись, подошвой тапочка мигом придавил окурок:
— Жизнь — на все сто! Выкарабкался, елки-моталки, с того света! Доктора пока не позволяют курить и принимать густую пищу. Куриным отваром потчуют. Но в том отваре все необходимые организму витамины имеются, кроме спирта. Так что, как говаривал мой покойный папаша, живы будем — не помрем.
— Больше не пейте всякую гадость.
— Что ты! Теперь стану вдвое наблюдательней. Обжегшись на коньяке, буду дуть и на водку… Тьфу, оказия! Хотел сказать «на воду»…
Бирюков шутливо погрозил старику пальцем и пошел дальше. Прежде чем встретиться с Головчанской, он переговорил с лечащим врачом. Состояние Софьи Георгиевны, по мнению врача, было вполне удовлетворительным, и никаких препятствий для беседы с нею не имелось.
— Правда, ведет Головчанская себя несколько странно, — сказал врач. — То вдруг чуть не до истерики доходит, то впадает в прострацию.
— Чем это объяснить? — спросил Бирюков.
— Основная причина, конечно, заключается в смерти мужа. Психическая травма очень серьезная. Вдобавок неуравновешенный, вспыльчивый характер. Временами Софья Георгиевна похожа на капризного ребенка, привыкшего, чтобы любое желание выполнялось как по мановению волшебной палочки. Сегодня, едва доставили в палату, потребовала успокаивающий укол. Медсестра, обрабатывая шприц, чуть замешкалась. Софья Георгиевна разбушевалась до истерики.
— Посоветуйте, как с ней лучше говорить?
— Как сочтете нужным. Психически Головчанская совершенно здорова, а крайности в настроении носят чисто показную видимость. Это, мягко говоря, от невоспитанности.
— Зачем же ее положили в больницу?
— Родственники устали. Попросили устроить в стационар — подлечить нервную систему. Я сейчас приглашу Софью Георгиевну сюда. Здесь и поговорите.
Врач вышел из кабинета, а через несколько минут вошла Софья Георгиевна. В больничном халате, перетянутом пояском, она походила на исхудавшую девочку-подростка, но осунувшееся, с глубокими морщинами у глаз лицо безжалостно выдавало возраст. В первое мгновение Головчанская не то замешкалась, не то растерялась, однако быстро совладала с собой и грубовато спросила:
— Даже в больнице не даете покоя?
— Софья Георгиевна, нам нужно поговорить спокойно, — будто не заметив грубости, сказал Бирюков. — Садитесь, пожалуйста.
— Я не стану с вами разговаривать.
— Почему?
— Потому что жаловалась на вас областному начальству, и вы теперь будете мстить.
Антон улыбнулся:
— Это совсем детский аргумент. Не капризничайте. Садитесь, поговорим как взрослые люди.
Головчанская, хотя и с неохотой, но все-таки села. Сейчас она совершенно не походила на сдержанную рассудительную женщину, какой была при первой встрече с Бирюковым.
— Чем вызваны ваши жалобы? — спросил Антон.
— Почему до сих пор не арестованы убийцы моего мужа? — вопросом на вопрос ответила Головчанская.
— Кто они?
Софья Георгиевна театрально всплеснула руками:
— Вы слепые, глухие?.. Весь райцентр говорит о Тумановых, а у вас уши ватой заткнуты!
— Мы не собираем сплетни.
— Потому что вы бездельники! Привыкли ни за что не отвечать.
— О нашей деятельности, Софья Георгиевна, судить не вам. Если на то пошло, то ваша ревность дает основание…
— Подозревать в смерти Саши меня?
— Да, вас.
Лицо Головчанской стало мертвенно-бледным.
— Вы обалдели?.. — сквозь зубы процедила она и выкрикнула: — Это месть за мою жалобу! Месть!!!
— Это предположение, — спокойно возразил Бирюков. — Вы ведь ревновали мужа. Скажите, не так?..
— Бред! Идиотский бред!
— Допустим. Но кто дал вам право шантажировать по телефону Тумановых?
— Они сами мне признались. Олег даже сказал, что пойдет сегодня в уголовный розыск или в прокуратуру с повинной.
— Он приходил, но я не принял его «повинную».
Головчанская сжала худенькие кулачки:
— Хотите спасти Тумановых? Они, наверное, вам взятку дали? Ваш номер не пройдет! Я напишу Генеральному прокурору!
Бирюков нахмурился:
— Не кричите так громко. И не надо, Софья Георгиевна, пугать прокурором. Олег не виноват в смерти вашего мужа. Александра Васильевича отравила женщина.
— Надя Туманова! — опять выкрикнула Головчанская.
— От кого получили такую информацию?
— Я не стану перед вами отчитываться.
— Скажите мне правду, и тогда мы быстрее найдем действительного убийцу.
— Не скажу!
— Напрасно. От того, что вы будете строчить жалобы, раскрытие преступления не ускорится.
— Приедет из Новосибирска или из Москвы опытный следователь и ускорит.
— Он задаст вам те же вопросы, которые пытаюсь выяснить я.
— Ему расскажу. — Головчанская скептически усмехнулась. — А то, видите ли, заявляется ко мне домой следователь прокуратуры… Мальчишка с проницательными глазами. Но вопросики подкидывает заковыристые: где я была в ту ночь, когда отравили Сашу? Знала ли, что Саша не уехал в Новосибирск?.. Да будет вам известно, ничего я не знала! И знать не хочу! Вот так вот…
— Что в этих вопросах обидного?
— Ничего!
— Вот и я так думаю… — Бирюков чуть помолчал. — Понимаю, Софья Георгиевна, вашу трагедию. Но нельзя терять над собою контроль, нельзя забывать о собственном ребенке. Руслан наверняка слышал ваши телефонные звонки к Тумановым, догадывается, что вокруг смерти отца накручивается какой-то клубок. Зачем вы это нагнетаете?
— Что, по-вашему, я должна сказать Руслану? Как объяснить, отчего умер его отец?
— В таком возрасте еще рано объяснять детям столь серьезные вещи. «У папы отказало сердце» — и все.
— Но это же ложь!
— Ребенку иногда полезно солгать, только надо умело это делать… — Не дождавшись от Головчанской ни слова, Антон продолжил: — Руслан нынче начал ходить в школу. По райцентру, как известно, распространились самые нелепые слухи. Где гарантия, что они не донесутся до школы и соклассники не спросят у Руслана, что с его отцом?.. Вы подготовили сына к достойному ответу? Задумались над тем, кто вырастет из вашего ребенка: порядочный, добрый человек или с детства озлобившийся на всех и вся неудачник?..
— Со временем Руслан сам во всем разберется, — тускло проговорила Головчанская.
— Ошибаетесь.
— Не надо морализировать и поучать. Я не глупее вас. — Софья Георгиевна зябко поежилась, сунула худенькие руки в рукава халата. — Неужели серьезно хотите обвинить в отравлении мужа?..
— Обвинен будет действительный убийца, — уклончиво ответил Бирюков.
— Почему же намекнули о подозрении?
— От подозрения до обвинения — дистанция огромного размера. Я хотел сказать, что нельзя всю беду сваливать на Тумановых. Дело значительно сложнее, чем вам кажется. Тумановы виновны, скромно скажем, в «мелочах», которые привели к тому, что Александр Васильевич оказался на их даче, — и только.
