Ольга Тарасевич - Плачущий ангел Шагала
Менты очень быстро узнали о том, что Иван Никитович приобрел полотно Марка Шагала. Несмотря на то что Филипп об этом не сказал ни слова. А остальные не могли ничего пояснить, так как ничего не знали.
Но, как назло, прямо в тот же момент, когда в папиной квартире было не протолкнуться от сотрудников милиции, отцу на сотовый позвонил потенциальный покупатель. Впрочем, услышав не папин голос, он положил трубку. А еще в блокноте отца, как проболтался потом следователь Седов, имелась запись о встрече с Петренко.
Алиби на время смерти витебского искусствоведа у Филиппа не было. Но прошло довольно много времени, никаких вопросов по Витебску ему не задавали, и это успокаивало Филиппа.
А вот Антонина Сергеева беспокоила все больше и больше. Он стал за ней следить. Когда домой к женщине пришел толстяк со стальными глазками, который вымотал ему в прокуратуре все нервы, Филипп понял: пора действовать. Сергеева вот-вот расколется.
Похоже, женщина тоже была в панике. Уже на следующий день Филипп чуть не упустил ее. Автомобиль Сергеевой покидал Москву.
Он преследовал ее «Жигули» и думал о том, что, скорее всего, давняя приятельница отца ни о чем не подозревает, причины ее страха в другом. Возможно, она была как-то связана с покупателем картины Марка Шагала, и тот сейчас предъявляет ей претензии. Вот чем обусловлено ее бегство.
«Надо с ней поговорить, выяснить все подробности сделки. Покупателя менты так и не нашли. Возможно, Сергеева может вывести на него. Я просто сдам его милиции, и с меня будут взятки гладки», – рассуждал Филипп, притормаживая вслед за Сергеевой у заправки.
Женщина залила бензин, потом отъехала на стоянку, прошла в кафе. Он терпеливо дожидался ее на стоянке. Лишние свидетели ни к чему.
– Филипп, горе-то какое, сочувствую…
Она поверила его сбивчивым объяснениям, дескать, случайно проезжал рядом. Побледнела, когда он спросил:
– А когда вы в последний раз видели папу?
И в тот момент отчаянно засигналил бензовоз, их автомобили мешали развернуться громоздкой машине.
Антонина Ивановна решительно выдохнула:
– Давайте отъедем пару километров от заправки и остановимся. Мне надо с вами поговорить…
Что она собиралась сказать? Какую информацию сообщить? Этого Филипп так и не узнал.
Потому что, когда он вышел из своей машины и направился к прикуривавшей Сергеевой, женщина вдруг замерла. Сигарета с золотым фильтром выскользнула из ее пальцев, дрожащими руками она потянулась за новой.
Филипп проследил за направлением ее взгляда, и в голове молнией сверкнула догадка. Ботинки! О, черт! Она не видела его, но заметила обувь! Все же заметила!!! Светло-коричневая кожа с запоминающимся тисненым узором. Второй такой пары в Москве не сыщешь, он купил эти ботинки в Италии, в магазинчике, торгующем эксклюзивной обувью…
Будний день, трасса не оживленная.
Филипп убил ее прямо возле дороги, проломил череп быстрым резким движением руки, сжимающей кастет. И оттащил в лес. Потом отогнал с дороги «БМВ», чтобы авто не мозолило глаза. И сел за руль «Жигулей» Сергеевой.
Если он ничего не путает, в этом районе должно быть большое озеро, расположенное в глухом уединенном месте. Когда-то их семья любила приезжать сюда. Но сейчас зима. Мокро, сыро. Ни туристов, ни рыбаков. Только глухой лес и глубокое озеро. Никто ни о чем не догадается…
Филипп избавился от автомобиля, потом долго добирался до своей машины. Страх и отвращение, стучащие зубы, останавливающееся сердце. Хотелось ни о чем не думать. Вернуться домой, растянуться на постели, закрыть голову подушкой. И чтобы пришло утро, и чтобы все произошедшее оказалось дурным сном. Какой он идиот! Спокойная, размеренная жизнь, пусть и в тисках отцовского гнета, все же намного лучше этого кошмара. Но когда каждый божий день загоняют в угол, водят на коротком поводке, то нервы не выдерживают и самые нелепые, непредсказуемые поступки совершаются словно сами собой. Филипп переступил черту. Он за гранью нормальной жизни. Там плохо, страшно, противно. И хочется домой. Но возвращаться – это Филипп понимал совершенно отчетливо, – возвращаться нельзя. Следователя, этого толстяка с проницательным взглядом, обмануть очень сложно. Он проверяет каждый шаг, в этом Филипп убедился. Приезжали на фирму, разговаривали с секретаршей, с бухгалтером. Надо обеспечить себе алиби, срочно, потому что иначе…
Как только появилась сотовая связь, Филиппу снова позвонили с Украины. Груз все еще на таможне, надо срочно что-то делать, покупатели грозят отказаться от товара, а украинское представительство выступало как посредник, вложило собственные деньги.
Филипп заверил, что сделает все возможное для спасения украинской «дочки». И бодрым шагом припустил к машине.
«На Украину я не поеду, – думал он, ежась от сырости в своей стильной кожаной, но очень тонкой курточке. – Буду звонить. Только бы Рыжий работал, только бы мне повезло…»
Знакомый таможенник все сделал в лучшем виде. В базе данных въезд был датирован 23 ноября, днем ранее убийства Сергеевой. Выезд Рыжий пообещал отметить аж 1 декабря и восхищенно присвистнул:
– Ну у тебя и здоровье, это ж надо так загудеть! Хорошая телка?
– Хорошая, – буркнул Филипп.
С Рыжим, большим ценителем женской красоты, он познакомился год назад. Тому приглянулись подобранные на трассе Филиппом проститутки, и он с радостью согласился «одолжить» девчонок и забрать их на обратной дороге. В Киеве было запланировано много встреч, не до развлечений с девочками…
Подобные фокусы значительно облегчали жизнь. Даша не отличалась особой ревностью, но Филипп на всякий пожарный всегда страховался. Не хватало еще, чтобы ребенок страдал из-за их скандалов, вызванных вполне естественным для каждого мужчины желанием максимально разнообразить свою жизнь!
Он планировал добраться наконец до дома. Выспаться в своей постели, а не на продавленных койках придорожных мотелей. Но до Москвы добраться не получилось.
– Да, мужик, ты и зашился. Корешей московских пришлось напрягать, чтобы тебя разыскать. Миха тебе помог. И ты Миху уважь, отстегни, сколько не жалко…
Не узнать белорусский акцент невозможно. Тот самый бомж! Блин, блин, блин!!!
– Мне пора. Тут на почте уже очередь…
– Как тебя найти? – устало поинтересовался Филипп. – Конечно, я готов с тобой поделиться деньгами. Сколько ты хочешь?
Мозг уже привычно анализировал. Витебский алкаш звонит с почты, значит, ни сотового, ни домашнего телефона нет, это уменьшает риск засветиться. В таможенной базе данных его выезд будет отмечен аж 1 декабря, значит, теоретически он все еще на Украине. Другая страна. Следователь довольствуется телефонным звонком. Ну не поедет же Седов в Киев, чтобы проверять все подробности.
…Филипп отшвырнул очередной окурок и с досадой посмотрел на окно. Вронская и не думает ложиться! Может, пойти к ней, не дожидаясь, пока она уснет? Нет, надо ждать. Даже если она откроет дверь, то может закричать. Это все испортит.
Свет вдруг погас. Но не только в окне, все дома в округе погрузились в темень. И двор, и крыльцо перед аптекой, освещавшееся прежде красно-фиолетовой вывеской. И в ту же секунду Филипп почувствовал: чьи-то стальные пальцы сжимают горло. Перед глазами замелькали горящие точки. Темнота вдруг озарилась зеленым свечением. Зеленый ангел стремительно взмыл в черное небо. Воздуха уже не хватает, подумал Филипп, не хватает, не хва…
* * *– Короче, Седов, не знаю, как тебе сказать. Но вот такие дела. Мертвый он.
– Филипп Корендо? Как же так?!
Руководитель спецподразделения, откашлявшись, тихо сказал:
– Так. Свет вырубили во дворе. И во всех близлежащих домах тоже. А у нас же основная группа в подъезде размещалась. Во дворе тоже были ребята. Но – темнота, хоть глаз выколи. Пока пацаны сообразили, что к чему, пока к нему метнулись. А он уже мертвый. Шею ему свернули.
– Вы спецназ или кто, на хрен?!
– А ты сам виноват, мудила! Взяли бы его во дворе, тепленького! Нет же, заладил: надо хотя бы факт проникновения в жилище, улик нет, доказательств нет! Вот сейчас у тебя, Володя, все есть. И улики, и доказательства.
– Извини. С группами у домов Кикнадзе и Семирского связывался? К Семирскому хоть успели добраться после того, как появилась новая информация?
– Да. Успели. Дома и Кикнадзе, и депутат. И технари доложились: никаких подозрительных разговоров по телефону. Все, ничем помочь не могу.
– А ребята, которые были возле дома Вронской! Неужели ничего не видели?
– В том-то и дело, Седов. Ни фига. Свет погас. Они метнулись – мертвяк. Убийца как сквозь землю провалился…
* * *Вячеслав Горелов добрался до своего джипа. Удовлетворенно потер руки. Они все еще хранили тепло обрывающейся жизни. Но ни жалости, ни сожаления Горелый не испытывал. Так и надо этому мудаку. Светочка вырастет в уверенности: произошла жуткая трагедия. Убили деда, убили отца. Но ее сердечко никогда не зайдется от боли. Его девочка никогда не узнает, что тот, кого она считала папой, сам замарал руки кровью отца. И не только отца…
