Марио Пьюзо - Омерта
Женщина в дорогих очках и костюме в мелкую полоску взяла деньги и проводила ее в одну из комнат, где Эспинеллу ждала ванна, благоухающая маслами, импортированными из Китая. Минут двадцать она отмокала под тихую музыку, дожидаясь прихода Рудольфе, инструктора сексуального массажа.
За двухчасовой курс Рудольфе брал три тысячи долларов. Этим он очень гордился, потому что его почасовая оплата была выше, чем у знаменитых адвокатов. «Потому что они вас трахают, — говорил он своим полностью удовлетворенным клиентам с сильным баварским акцентом и легкой улыбкой на губах, — а я доставляю вам удовольствие».
Эспинелла услышала о Рудольфе во время облавы на проституток, которая проводилась в элитных отелях города в рамках борьбы за общественную нравственность. Консьержу одного из них уж очень не хотелось давать показания под присягой, и он рассказал ей о Рудольфе. Эспинелла подумывала о том, чтобы арестовать его, но однажды встретилась с Рудольфе, воспользовалась его услугами и решила, что лишать женщин такого удовольствия — куда как большее преступление.
Наконец он постучал в дверь, спросил: «Можно войти?»
— Я рассчитываю на это, котик, — ответила она.
Рудольфе вошел, оглядел ее.
— Отличная глазная повязка.
Во время первого сеанса Эспинелла удивилась, когда Рудольфе вошел в комнату голым.
— А чего одеваться, если потом придется раздеться? — удивился он, высокий, мускулистый, с татуировкой тигра на правом бицепсе, густой светло-русой порослью на груди. Волосы на груди особенно ей нравились, они выгодно отличали Рудольфе от моделей в глянцевых журналах с ощипанным, выбритым, блестящим от масла телом, то ли мужчин, то ли женщин. Сразу и не скажешь.
— Как жизнь? — спросил он.
— Лучше не спрашивай, — ответила Эспинелла. — Скажем так, мне необходим курс сексуальной терапии.
Рудольфе начал со спины, добрался до шеи, потом перевернул ее, помассировал грудь и живот. И когда начал поглаживать промежность, Эспинелла уже тяжело дышала, а ее «дырочка» сочилась влагой.
— Почему другие мужчины не могут делать того же? — с удовлетворенным вздохом спросила Эспинелла.
Рудольфе уже собирался перейти к основной части, массажу языком. Вопрос этот он слышал многократно, и его самого изумляло количество сексуально неудовлетворенных женщин.
— Для меня загадка, почему другие мужчины не могут делать то же самое. А что ты думаешь по этому поводу?
Ей не хотелось прерываться, но она чувствовала, что Рудольфе хочется поболтать, прежде чем перейти к главному.
— Мужчины — слабаки. Все основные решения принимаем мы. Когда играть свадьбу. Когда заводить детей. Мы ими правим и используем там, где они могут хоть что-то сделать.
Рудольфе улыбнулся.
— Но при чем тут секс?
Эспинелле хотелось, чтобы он вернулся к прерванному занятию.
— Не знаю. Это всего лишь теория.
Рудольфе вновь начал ее массировать, неторопливо, ритмично. Без устали. И всякий раз, когда он поднимал ее на вершину блаженства, она представляла себе, какая чудовищная боль ждала следующей ночью Асторре Виолу и его головорезов.
«Макаронная компания Виолы» занимала большой кирпичный склад в Нижнем Ист-Сайде на Манхэттене. Работало там больше сотни человек.
Из больших джутовых мешков они выгружали на конвейер импортированные из Италии макароны, которые потом автоматически сортировались и расфасовывались по коробкам.
Годом раньше, вдохновившись журнальной статьей, в которой описывалось, как небольшие компании резко увеличивали свою рентабельность, Асторре нанял консультанта — выпускника Гарвардской школы бизнеса. Молодой человек предложил Асторре вдвое увеличить отпускную цену, переименовать макароны в «Спагетти дядюшки Вито» и уволить половину сотрудников, заменив их временными рабочими, которые получали бы вдвое меньше. Получив последнюю рекомендацию, Асторре уволил консультанта.
Кабинет Асторре располагался на последнем этаже, в углу помещения размером с футбольное поле. Вдоль стен выстроились фасовочные машины из нержавеющей стали. Дальний торец занимала погрузочная площадка. Видеокамеры контролировали как подъезды к зданию, так и внутренние помещения, чтобы Асторре, не выходя из кабинета, мог отслеживать, кто приходит и приезжает на склад, и контролировать производственный процесс. Обычно склад закрывался в шесть вечера, но в этот день Асторре оставил на работе пять своих самых квалифицированных сотрудников и Альдо Монцу. Он ждал гостей.
Накануне, когда он рассказал Николь о своем плане, она яростно возражала.
— Во-первых, ничего не выйдет. А во-вторых, я не хочу становиться соучастницей убийства.
— Они убили твою телохранительницу и пытались похитить тебя, — напомнил Асторре. — Я не могу сидеть сложа руки, когда опасность висит над нами дамокловым мечом.
Николь подумала об Элен, потом вспомнила споры с отцом за обеденным столом, который определенно сказал бы, что месть — святое дело.
Что смерть подруги не должна остаться безнаказанной, а защита семьи — ее первейшая обязанность.
— Почему мы не можем обратиться к властям? — спросила она.
— Слишком поздно, — отрезал Асторре.
И теперь он сидел в своем кабинете, живая приманка. Спасибо Граззелле, он знал, что Портелла и Тулиппа в городе: приехали на совещание.
Конечно, он не мог гарантировать, что разговор Николь с Рубио заставит их заглянуть к нему, но он надеялся, что они предпримут еще одну попытку убедить его, прежде чем начинать войну.
Он предполагал, что его обыщут, а потому оружия при нем не было, за исключением стилета, спрятанного в специальном кармашке, вшитом в рукав.
На мониторе Асторре увидел шесть человек, входящих в здание со стороны погрузочной площадки. Своим людям он отдал приказ спрятаться и не нападать до его сигнала.
Среди шестерых он узнал Портеллу и Тулиппу.
Потом они исчезли с монитора, зато он услышал приближающиеся к его кабинету шаги. Асторре знал, что Монца и его люди успеют прийти на помощь, если Портелла и Тулиппа попытаются его убить.
Тут Портелла позвал его.
Он не откликнулся.
Мгновение спустя Портелла и Тулиппа возникли в дверях.
— Заходите. — Асторре встретил их теплой улыбкой. Поднялся из-за стола, чтобы пожать им руки. — Какой сюрприз. В такой час ко мне редко кто заглядывает. Я могу вам чем-то помочь?
— Да, — буркнул Портелла. — Мы устроили большой обед, но у нас закончились макароны.
Асторре раскинул руки.
— Мои макароны — ваши макароны.
— А как насчет твоих банков? — мрачно бросил Тулиппа.
Вопрос не застал Асторре врасплох.
— Пришло время поговорить серьезно. Сегодня мы ударим по рукам. Но сначала позвольте показать вам фабрику. Я ею очень горжусь.
Тулиппа и Портелла недоуменно переглянулись. Они не знали, как на это реагировать.
— Ладно, только не затягивай экскурсию, — ответил Тулиппа, гадая, как вышло, что такой клоун до сих пор жив.
Асторре вывел их из кабинета. Увидев четверых мужчин, стоявших у двери, подошел к ним, каждому пожал руку, сказал пару теплых слов.
Тем временем люди Асторре держали всех на мушке, ожидая его команды открыть огонь. Монца расположил троих стрелков на мезонине, остальных — за фасовочными машинами.
Медленно текли минуты, Асторре подробно рассказывал гостям об используемых технологиях. Наконец Портелла не выдержал:
— Слушай, мы уже поняли, что ты прикипел душой к этой фабрике. Так почему тебе не доверить нам управление банками? Мы готовы сделать тебе еще более выгодное предложение. Кроме того, ты будешь получать часть прибыли.
Асторре уже собрался дать команду открыть огонь, как вдруг загремели выстрелы. С мезонина вывалились трое его парней и лицом вниз упали на бетон. Асторре тут же нырнул за ближайшую фасовочную машину.
И уже оттуда увидел, как высокая черная женщина с зеленой повязкой на глазу подбежала к Портелле и схватила его за шею. Ткнула стволом винтовки в толстый живот, потом отбросила ее, выхватила револьвер.
— Всем бросить оружие, — приказала Эспинелла Вашингтон. — Быстро. — Никто не шевельнулся, и она не стала медлить ни секунды. Дважды выстрелила Портелле в живот. А когда он согнулся пополам, врезала рукояткой револьвера по зубам.
Потом схватила Тулиппу.
— Ты будешь следующим, если мне не подчинятся. Это будет называться око за око, мерзавец.
Портелла знал, что без медицинской помощи он протянет лишь несколько минут. Свет уже начал меркнуть у него перед глазами. Он распластался на полу, тяжело дыша, цветастая рубашка окрасилась кровью.
— Делайте, что она говорит, — прохрипел он.
Телохранители Портеллы подчинились.
Он не раз слышал разговоры о том, что смерть от ранения в живот — самая мучительная. Теперь он понимал, что утверждения эти недалеки от истины. Каждый вздох вызывал укол в сердце. Мочевой пузырь перестал ему подчиняться, и на новых синих брюках появилось мокрое пятно. Он попытался сфокусировать взгляд на черной женщине, которая стреляла в него. Вроде бы он видел ее впервые. Попытался спросить: «Кто ты?» — но язык не ворочался. Последней в голове мелькнула сентиментальная мысль: кто скажет Бруно, что он умер?
