Ольга Володарская - Хрустальная гробница Богини
– Я не знаю, зачем ты туда вообще спускалась. Там же трупы! Пусть бы Дуська одна шла, раз напросилась… Кстати, она все еще там?
– Ага.
– Чего нашли? – Она, весело подмигнув, щелкнула пальцем по горлышку бутылки, высовывающейся из Эвиной подмышки. – Кроме этого, разумеется?
– Ничегошеньки. Но Дуда не теряет надежды. Говорит, там тьма помещений, и все собирается обследовать.
– Ну дает, – коротко хохотнула Тома. – А мы, представь себе, уже закончили.
– И каковы результаты поисков?
– Ху… же не придумаешь! Лыж нет, сигналок нет, ни черта нет! Только фонари, веревки да палки. Ну и куча дребедени, конечно.
– Что же делать?
– Будем решать. Соберемся в гостиной и все обсудим за рюмкой чая. Так что зови Дуду… – И не успела Эва придумать предлог, чтобы этого не делать, как Тома сама изменила решение: – А вообще-то не зови! Пусть делом занимается. Авось и вправду найдет что-нибудь. – Вдруг она наморщила нос и пробормотала: – Откуда прелой шерстью пахнет? От тебя, что ли? – И только тут Тома заметила, что пух Эвиного свитера полег от влаги. – Где ты промокнуть умудрилась? Ты что, на улицу ходила?
– М-м-м… Нет. В подвале в одном месте с потолка течет… На меня накапало…
– Вот так у нас всегда! С виду дворец, а на самом деле – халупа! Никак строить не научимся, все бы нахалтурить. Надо хозяйке сказать, пусть меры примет, а то дом просесть может.
– Лучше Антону скажи, Элена все равно забудет.
– Не, она сейчас нормальная. Почти трезвая.
– Пока да, но после этих двух пузырей, – Эва передала бутылки «Мерло» Томе, – которые она попросила достать из погреба, будет как ландыш серебристый…
Пока она болтали, по лестнице в холл спустилась Натуся. Заметив Эву с Томой, она подошла к ним со словами:
– Я только что от Ники. Звала ее спуститься…
– И что? – нахмурила не подкрашенные, не выщипанные, а густые и светлые брови Тома. – Все еще корчит из себя невинно осужденную?
– Обижается, естественно… – Натуся привычно сдула с глаз длинную челку и, глянув на Эву своими огромными глазищами, спросила: – А ты чего сырая?
– В подвале намокла, – ответила Эва. – Вы не против, если я пойду переоденусь?
– Конечно, иди. Мы тебя подождем.
– Не стоит, – выпалила она. – Я еще в ванной немного посижу. Чтобы согреться. Сами знаете, как быстро я простужаюсь. – Эва театрально покашляла. – А мне сейчас болеть никак нельзя – нас ждет Италия!
– Ладно, иди к себе. Не торопись, мойся, переодевайся, если что – мы в гостиной.
И, взяв Тому под руку, Натуся зашагала по холлу к дверям гостиной. Проводив их взглядом, Эва бросилась к лестнице. По пути она чуть не сшибла спускающуюся Ладочку и едва не отдавила ноги вышедшей из коридора Нике, но времени на долгие извинения тратить не стала, дважды бросила «пардон» и продолжила бег.
Наконец Эва добралась до двери в свои апартаменты. Толкнула ее. Вошла. Подлетела к окну. Вскарабкалась на подоконник и, сощурившись, уставилась вдаль. Было уже довольно темно (солнце еще не село, но низина уже тонула в сумраке), так что световые сигналы должны быть отчетливо видны. Однако, проторчав у окна минут десять, Эва не увидела ни одного всполоха, ни единой вспышки. То ли Дуда еще не добралась до конечной цели, то ли Эва проворонила первый сеанс связи!
Мысленно выругавшись, она сползла с подоконника и начала переодеваться. Ее вещи уже были собраны и запакованы, поэтому пришлось напяливать на себя не то, что хотелось, а то, до чего смогла добраться. Добралась Эва до кашемировой водолазки и спортивных штанов, которые брала для занятий йогой. Эти вещи совершенно друг с другом не сочетались, а уж с ее ботиночками, украшенными аппликацией из меха и жемчуга, – подавно, но Эва решила наплевать на это. Главное – ей тепло и удобно, а остальное, да простит ее Тома, ерунда! Наскоро облачившись в эклектичный наряд, Эва вернулась на свой пост.
* * *Прошло полчаса. Ноги Эвы затекли, спина устала, в глазах от напряжения начались рези. Но все эти мелкие неприятности меркли перед одной большой, а именно страстным желанием опустошить мочевой пузырь. Эве ничего не осталось, как спрыгнуть с подоконника и кинуться в уборную. К несчастью, там окна не было, так что наблюдение вынужденно прервалось. Но ненадолго, ибо Эва стаскивала и надевала штаны по дороге. Короче говоря, уложилась она секунд в сорок и могла бы этому порадоваться, если б, выбегая из туалета, не увидела, как за окном что-то сверкнуло. Быстрая вспышка и темнота. То есть короткий сигнал. Точка.
Точка! А дальше?
Рванув сползшие штаны за шнурок, Эва ринулась к окну. Вспрыгнула на подоконник. Прилипла лицом к стеклу. Сощурилась так, что заболела переносица, но…
Ничего!
Абсолютная темнота!
«Как так? – мысленно возопила Эва. – Ведь мы договорились, что Дуда повторит сигнал через минуту! На тот случай, если я сразу не пойму…»
Но сигнал не повторился ни через минуту, ни через две, ни через пять. Низина продолжала тонуть во мраке (солнце уже зашло, а луна еще не показалась), и мрак этот до дрожи в коленях пугал Эву, ибо его беспросветность говорила о том, что с Дудой что-то случилось…
Нехорошее, страшное, непоправимое!
Подумав об этом, Эва заплакала. Горько, слезно, сопливо, а не как обычно – беззвучно, аккуратно роняя слезинки на шелковый платочек и следя за тем, чтобы нос не покраснел. Рыдала она долго. Сколько именно, сама не знала. Может, минут пять, а может, и двадцать, и все никак не могла остановиться. Ей было жаль Дуду, жаль Пола, Ганди, Клюва, даже И-Кея! А в глубине души она больше всего жалела себя: ведь теперь она осталась одна! Единственный человек, которому она доверяла, сгинул в том вязком мраке, что завладел пространством вокруг дома…
Устав плакать, Эва пошла в ванную, умылась. Без увлажняющего геля, обычным мылом и водой. Вытерла опухшее лицо полотенцем. По привычке глянула на свое отражение, но тут же отвернулась от зеркала, потому что увидела не БОГИНЮ, а какую-то кошмарную бабу с узкими глазами, лоснящимся носом, бесформенным ртом, а самое ужасное – с морщинами! У красных глаз и безобразного рта! А еще меж бровей… И на шее!
Да она просто старуха!
Яростно отшвырнув полотенце, Эвы вышла из ванной. Прошагала к чемоданам. Отыскала косметичку и начала краситься. По всем правилам. С тональным кремом-пудрой, маскировочным карандашом. Не только чтобы привести себя в порядок, но и с целью успокоиться: одних умиротворяет вязание, других секс, третьих созерцание огня, а вот ее – наложение макияжа…
Через пять минут зеркало полетело в сторону. За ним тени, тушь, подводка. Алым пятном по ковру растеклась жидкая помада. Эва вскочила с кресла и, не обращая внимания на рассыпавшиеся по полу дорогущие тюбики и баночки, проследовала к двери. Все! Больше нет сил оставаться одной. И горе свое скрывать! И тайну! Она должна рассказать всем о сорвавшемся плане Дуды. Об азбуке Морзе, о точках, тире. О световом сигнале, оборвавшемся так внезапно…
Выйдя из апартаментов, Эва заспешила к лестнице. Спустилась на второй этаж. Встав на распутье (пять дорог имели место: две вверх, две в стороны, одна вниз), огляделась. В холле ни одной живой души. В коридорах тоже. Видимо, весь народ по-прежнему находится в гостиной. Эва собралась уже ко всем присоединиться, но тут заметила, что дверь хозяйской комнаты чуть приоткрыта. Это не удивило и не испугало Эву, но привлекло внимание, поскольку до этого она ни разу такого не замечала – и Антон, и Ольга следили, чтобы покои Элены была недосягаемы для гостей. А то еще вломятся в неурочный час, разбудят хозяйку или, того хуже, застукают ее за каким-нибудь нелицеприятным занятием. Или просто из любопытства нос сунут, кому ж такое понравится? Эва понимала – никому, но, невзирая на это, двинулась к двери, сгорая от желания заглянуть за нее. Одним глазком! Только чтобы рассмотреть интерьер (в тот единственный раз, когда она проникла в комнату взглядом, не смогла этого сделать).
На цыпочках Эва приблизилась. Прислушалась. Тихо. Значит, хозяйки в комнате нет. Это хорошо – никто не застукает ее за постыдным занятием. Осторожно ступив вперед, Эва изогнула шею и заглянула в щель.
В комнате был бардак. Кровать не заправлена, вещи раскиданы по полу, обувь грудой свалена у порога, но при этом ни одной пустой бутылки, ни единого окурка, ни кусочка недоеденной пищи. Очевидно, Элена тщательно следит за тем, чтобы замести следы своих пирушек. Куда, интересно, она прячет опорожненную тару? В окно, что ли, бросает? Или в шкаф засовывает? А может, под матрас? Эва покосилась на кровать Элены. Подушки грудой, одеяло комом, шелковая простыня сползла на пол (видимо, госпожа Рэдрок очень неспокойно спит), а на обнажившемся полосатом матраце какое-то черное пятно. Близорукая Эва пригляделась повнимательнее. Оказалось – не пятно, а предмет, имеющий форму кирпича… Книга, что ли?
