Валерия Вербинина - Похититель звезд
Но Шарль не успел закончить фразу, потому что в комнате вновь материализовался Рудольф фон Лихтенштейн, от которого, как надеялся шевалье, он окончательно избавился. Немец вошел так стремительно, что створка двери с грохотом ударилась о стену.
– Кузина, – проговорил он быстро, – дело плохо. Я уже уходил, когда меня нагнали мадемуазель Натали и англичане из санатория. Ваша соотечественница нашла на берегу труп.
– Чей? – насторожилась Амалия.
Прежде чем ответить, Рудольф поглядел на Шарля.
– Никто из них не знал того человека, – произнес он. – А я знал его, потому что мне приходилось встречаться с ним прежде. Это доктор Брюкнер.
Глава 39
Мадам Легран, которая выходила по делам, как раз собиралась вернуться в комнату баронессы Корф, которую сегодня столкнули в воду и которая едва не погибла. По словам доктора Гийоме, бедная женщина в ближайшие два дня вряд ли смогла бы передвигаться самостоятельно. Однако едва сиделка приблизилась к лестнице, которая вела на верхний этаж, ее глазам предстало возмутительное и совершенно противоестественное зрелище, а именно: жертва недавнего покушения мчалась вниз по ступенькам со скоростью, которую ей только позволяли пышные юбки шелкового платья. С левого бока жертву заботливо поддерживал немецкий кузен, а правым, здоровым локтем предусмотрительно завладел Шарль де Вермон.
– Госпожа баронесса, – пролепетала мадам Легран, теряя голову, – куда же вы? Сударыня! Вам нельзя вставать!
Но сударыня только отмахнулась и двинулась дальше. По здравом размышлении мадам Легран решила, что все равно не угонится за госпожой баронессой, и решила пожаловаться на нее кому следует.
В кабинете доктора Гийоме собрались все трое медиков. Главный врач нервно курил, расхаживая по комнате. Шатогерен обмяк в глубоком кресле и прислонился головой к его спинке. Что же до Филиппа Севенна, то он говорил о мадам Ревейер, которая предпринимает отчаянные попытки, чтобы вернуться в санаторий. Ее муж готов дать большие деньги на исследования доктора Гийоме с тем, однако, условием, что, если тот откроет лекарство от туберкулеза, оно будет названо именем его жены.
– Какое лекарство, дорогой мой! – невесело усмехнулся Гийоме. – По-вашему, научная работа – нечто вроде ухода за садом, которым можно заниматься в любое время и в любом настроении? Черт возьми, наука требует самоотречения, ясной головы, колоссального времени, идеальных условий, наконец! Как я могу чем-то заниматься, когда в санатории творится черт знает что? Ах, мадам Легран! Надеюсь, вы не принесли нам дурные вести?
Мадам Легран порозовела от волнения и сказала, что она ни в коем случае не хотела тревожить месье Гийоме, но госпожа баронесса встала с постели и вышла из дома. Шатогерен в изумлении поднял голову.
– Вышла из дома? Сама? – не веря, переспросил Гийоме.
– В сопровождении шевалье и своего кузена.
– И куда она направилось?
– По-моему, на берег, – подумав, ответила мадам Легран.
Гийоме вскинул вверх обе руки, словно сдаваясь.
– Поразительно! Скажите, Рене, вы можете себе представить что-то подобное? Ее чуть не убили, она едва не утонула, и вот – дня не прошло, больная снова идет на берег. Зачем? Женщины, женщины! – Доктор повернулся к Севенну: – Филипп, сходите за мадам Корф. Объясните ей, что, если она простынет на ветру, я ни за что не ручаюсь. И заставьте ее лечь в постель!
– Я пойду с вами, – присоединилась мадам Легран к Севенну.
Они нашли Амалию, ее кузена и Шарля на берегу возле какой-то груды, напоминающей человеческое тело. Но, приблизившись, сиделка поняла, что это и впрямь тело, и ее охватил невольный страх.
– Значит, труп мне не померещился, – проговорила Амалия, ни к кому конкретно не обращаясь. – Он и в самом деле был там… в волнах.
Рудольф обернулся, заметил мадам Легран с молодым врачом и кашлянул.
– Поговорим потом, – негромко уронил он.
Севенн потребовал объяснений. Рудольф рассказал, что художница заметила на берегу тело, сообщила о нем англичанам, а он узнал уже потом. Судя по всему, труп пробыл в воде не слишком долго, хотя чайки и успели его поклевать. Да, и о том, кем является утопленник или убитый, он, Рудольф фон Лихтенштейн, не имеет ни малейшего представления, равно как и его спутники.
Пришлось послать за инспектором Ла Балю, который прибыл через час. Заодно инспектор захотел узнать подробности нашумевшей дуэли, о которой говорила вся Ницца. Дуэль, как утверждали осведомленные источники, состоялась из-за прекрасных глаз некой русской баронессы, находящейся в санатории. Почему-то ни Шарль, ни Рудольф даже не вздумали оспаривать сию версию, что, разумеется, делало честь их скромности.
– Я полагаю, – произнес инспектор, нерешительно поглядывая на труп, – что несчастный… гм… все же утонул.
– Если, конечно, он имел привычку плавать в одежде, – сухо ответил Севенн. – Простите, месье, но я так устроен, что называю кошку кошкой.
– Мужчина мог упасть с палубы корабля, – возразил Ла Балю.
– И его не хватились? – Тон Шарля был самым невинным.
Однако Амалия встала на защиту инспектора. Что бы ни случилось с неизвестным, объявила она, месье Ла Балю наверняка доберется до истины. В конце концов, такова прямая обязанность полиции – разбираться с неопознанными трупами.
– Кузина, – прошептал Рудольф, когда они вернулись в апартаменты Амалии и Шарль на минуту куда-то отлучился, – должен признаться вам, что происходящее нравится мне все меньше и меньше. Если за всем стоит Эстергази…
И он изложил Амалии, почему граф мог быть заинтересован в устранении своих сотрудников.
– Мне пришло в голову то же самое, – спокойно промолвила молодая женщина. – Хотя, насколько я понимаю, похищенное письмо не появилось в прессе, никто не шантажирует правительство Богемии и вообще ровным счетом ничего не изменилось.
– За исключением того, что люди, которые могли знать что-либо о гибели кронпринца, исчезают один за другим, – добавил Рудольф.
– Кстати, о людях, которые могли что-то знать… Как вы думаете, кузен, кто лучше всего знает мужчину?
– Его женщина? – тотчас же предположил фон Лихтенштейн.
– Именно, – кивнула Амалия. – Среди тех, кого вы мне назвали, меня заинтересовало одно имя. Мари д’Эвремон. Что вам о ней известно?
– Мне? Да ничего, по правде говоря, – ответил Рудольф. – Если хотите, могу рассказать вам про дочь герцога Савари, с которой у кронпринца был роман. Что касается Мари, то она, похоже, просто-напросто служила им ширмой.
– Нет, дочь герцога меня не интересует, – возразила Амалия. – Шарль возвращается, я слышу его шаги… Мне нужна именно Мари д’Эвремон. Если вас не затруднит, наведите о ней справки, я буду вам чрезвычайно благодарна.
Шевалье, который вернулся с охапкой пестрых роз, с неудовольствием увидел, что немецкий кузен никуда не провалился (как того хотелось бы офицеру), а смирно сидит напротив Амалии, изучая какую-то русскую газету. Преодолев секундное раздражение, Шарль стал расставлять цветы в вазы. Одновременно он обдумывал вопрос, нельзя ли к чему-нибудь придраться и вызвать Рудольфа на дуэль, чтобы уж окончательно избавиться от него. Хотя, с другой стороны, если Амалия привязана к своим родственникам, такой поступок мог ее огорчить, а офицер ни за что на свете не хотел огорчать баронессу.
– Рудольф, – тихонько сказала Амалия, когда Шарль отошел и не мог ее слышать, – вы держите газету вверх ногами.
Кузен вздохнул, положил газету, поцеловал Амалии руку и нехотя удалился. По правде говоря, ему совсем не хотелось оставлять молодую женщину одну, но он рассудил, что Шарль де Вермон о ней позаботится. Вскоре явилась мадам Легран, которая принесла лекарство для госпожи баронессы. Вслед за сиделкой пришел доктор Гийоме, который выпроводил шевалье и осмотрел больную.
– И все-таки вам следовало сказать инспектору Ла Балю о том, что с вами произошло, – хмуро заметил он.
– Полно, доктор, – улыбнулась Амалия, – ничего ведь страшного не произошло. А рука… рука заживет.
– Я ценю ваше самопожертвование, – возразил Гийоме, – но что, если вы простудитесь? При вашей болезни последствия могут быть весьма плачевными. Вы только начали выздоравливать, и тут этот случай…
Но Амалия спокойно повторила, что не изменит своего решения, и, попрощавшись с доктором, села читать Шамфора.
Когда Шарль де Вермон вернулся, он увидел, что Амалия неподвижно сидит в кресле, глядя куда-то в окно, и выражение ее лица не на шутку его озадачило.
– Что-нибудь случилось? – с беспокойством спросил он.
– Не знаю, – задумчиво протянула Амалия. – Не уверена. То есть… – Она закусила губу. – Получается, не зря мне все время снилась книжная лавка, потому что я не могла понять, что на самом деле не так… Откройте вон тот ящик, Шарль, и подайте мне письма, которые там лежат… Благодарю вас. И еще, шевалье. Помнится мне, в библиотеке был отличный сборник Буало. Вас не затруднит разыскать его и принести мне?
