Анна и Сергей Литвиновы - Я тебя никогда не забуду
– Иван Гурьев? Вы? Что привело вас ко мне?
В голосе Аристова звучали недоумение, робкая радость и надежда. Поразительно, как одинаковы люди! И насколько они не меняются с возрастом! Я точно так же чувствовал себя в свои двадцать, когда мне домой позвонил редактор журнала «Гаудеамус» и равнодушным голосом сообщил, что они собираются напечатать мой рассказик «Враль»…
И в шестьдесят (или сколько там лет моему контрагенту?) тоже чего-то ждешь. И на что-то надеешься – в том числе на грядущую славу.
Придется мне, во имя собственных интересов, подо-греть надежды Павла Савельича. Кто знает, может, издательство и соберется печатать его мемуары. Но сначала надо задать ему главный вопрос:
– Ваши воспоминания и впрямь написаны на основе реальных событий?
– Конечно. Выдумывать я, в отличие от вас, не умею. А что вы хотели? – задал вполне естественный вопрос бывший майор.
И я сказал ему правду: что прочел его мемуары, и они мне в общем понравились.
– Я, конечно, не могу самолично решать, главное слово остается за издательством, но я бы порекомендовал их к опубликованию – правда, по размеру они невелики, и надо с ними что-то делать: то ли вы увеличите объем, то ли напишете про другое дело?..
А далее я наплел Аристову, что хочу повстречаться с ним, причем прямо сейчас – надо поговорить о возможных перспективах и о том, как ему усовершенствовать свой труд.
Когда мы условились, я понял, что уже одет и в нетерпении, словно боевой конь, приплясываю в ожидании момента, когда смогу сесть в машину и свалить с гостеприимной дачи издателя.
Моего хозяина Андрея в пределах видимости не оказалось. Прислуга сказала, что он еще в шесть утра уехал на озеро. Мне порой кажется, что время для моего издателя идет совсем иным образом, чем для прочих, обычных людей – включая меня. Ежедневно, и в выходные, пробуждаться в половине пятого утра – многие не пошли бы на такой подвиг даже ради миллионов долларов. А за день Андрей успевает произвести столько дел, движений, звонков, что иным представителям человеческого рода с лихвой хватит на месяц. Кто еще, кроме него, следующим утром после собственного дня рождения, вместо того чтобы расслабленно похмеляться, уйдет с рассветом на сёрфе?
И слава богу, значит, прощаться не придется – черкну юбиляру записку с выражениями благодарности.
Я выскочил из дому, даже не попив кофе, и по утреннему Пятницкому шоссе рванул в направлении города.
…Аристов оказался седым, благородным, прихрамывающим: типичный пенсионер-отставник. Концы его не по-военному длинной шевелюры, были мокроваты. Он явно только что, к моему приходу, вымыл голову – сия деталь тронула и как-то расположила меня к нему. Одет Павел Савельич был в плисовую ковбойку – похоже, еще из тех, что в начале шестидесятых под торговой маркой «Дружба» поставляли нам китайские братья.
Отставник провел меня на кухню – крохотную, шестиметровую. Мебель образца восьмидесятых дополнял нависающий над холодильником телевизор «Сони». «Мне и рубля не накопили строчки…» – вздохнул я про себя, имея в виду Аристова. За долгую и, похоже, безупречную службу в краснознаменной милиции он не дослужился ни до чего, кроме квартиры-малогабаритки.
– А вы почему не на даче? – спросил я отставника. – Погодка-то какая…
– Жена там с внуками воюет, – махнул рукой Павел Савельич.
«Значит, все-таки дачка есть. Ну, слава богу: не совсем уж нищим на пенсии оставили служивого».
– А я с природы сбежал, – продолжил он. – Решил: помоюсь, футбол опять же посмотрю.
– А где дачка-то ваша? – полюбопытствовал я.
– Под Шатурой.
– Да, не Рублевка.
– И не говорите – далековато.
– Зато и плюсы имеются: никто сюда не нагрянет, нашу с вами тусовку не разгонит.
С этими словами я выгрузил на стол бутылку «Мартеля», тортик и пару лимонов.
– Без четверти одиннадцать, – усмехнулся отставник. – Не рано ли?
– Хотите, подождем, как положено, одиннадцати?
– Это с чего бы? – не понял Павел Савельич.
– Вы забыли, когда в советские времена спиртные напитки начинали продавать?
– Ах, да, и правда! «Час волка» называлось! А ведь в горбачевские времена и вовсе после двух давали.
– То ли дело сейчас, – поддакнул я. – От заката до рассвета – все, что угодно.
– Ну, я как-то и раньше по поводу алкогольных табу особенно не страдал и теперь спиртным оргиям не радуюсь.
С первых же слов нашего диалога отставник мне понравился. Производил он впечатление человека ясного, простого, незамысловатого, однако умного и быстро реагирующего. Впрочем, именно таким я его, после прочтения рукописи, и воображал. И я перестал париться по поводу нашей беседы. Как пойдет, так и пойдет. Куда логика совместного распития алкоголя выведет! Хотя в душе у меня нарастало нетерпение, словно пружинка сжималась все больше и больше: неужто я скоро, вот-вот, хоть что-то узнаю о НЕЙ?
Однако я смирил себя и для начала поговорил о том, что интересовало моего собеседника больше всего, – о нем самом, любимом. Впрочем, меня тоже занимало, куда в дальнейшем вырулила жизнь автора мемуаров? Сегодня на рассвете я расстался с ним, тридцатипятилетним, – теперь передо мной сидел седовласый почти что старец. Целая жизнь протекла между этими двумя точками – и какая ж она была у нас у всех в эти годы удивительная и непредсказуемая!
Дочка его выросла, вышла замуж (я так понял – неудачно), потом еще раз (и тоже не блестяще), сейчас опять одна и уехала на заработки в Испанию, а внуков кинула на стариков, вот они с женой и расхлебывают последствия собственного воспитания… Женат мой собеседник по-прежнему на той самой Але – уж и до золотой свадьбы всего ничего осталось…
Когда Аристов говорил о своей супруге – вроде бы ворчливо, – лицо его тем не менее разглаживалось, и мне оставалось лишь завидовать этой парочке…
А сам он дослужился до полковника и в девяносто третьем, в самое лихое время, снял погоны. Друзья звали и устраивали преуспеть в новом, нарождающемся бизнесе – охранном. Павел Савельич честно пытался, и судьба вела его зигзагом – от начальника службы безопасности в западной фирме до простого охранника в офисном центре и снова – до «личника» подлинного олигарха и аналитика в крупном разыскном бюро.
– А теперь все – дембель вчистую, – браво, однако горьковато улыбаясь, молвил отставник. – Артроз, аритмия, гипертония. Хватит, побегал… Вот, зачем-то записки свои стал в порядок приводить – долгими зимними вечерами…
Так разговор и коснулся, безо всяких толчков и понуканий, того, что мне самому было более всего интересно. Я похвалил язык и слог, какими были написаны воспоминания, а потом спросил, есть ли о чем другом моему новому приятелю написать, и он воскликнул:
– Полно!
Я посетовал, что как-то скомканно заканчиваются уже готовые мемуары. Не знает ли мой собеседник, как дальше сложились судьбы описанных им преступников? В частности, главной героини. Вы ее помните? Указали настоящее имя?
И тут сердце мое замерло. Оно, сердце, чуяло правду. И услышало, и не обвалился потолок:
– Конечно, настоящее. Естественно, я ее помню.
– Почему помните «конечно же»?
– Ну, еще бы! Забыть такую преступницу! Меня обвела вокруг пальца. Немногим это доводилось.
– Так ее в конце концов поймали?
– Насколько я знаю – нет.
– Вы уверены?
– Ну, абсолютной гарантии я дать не могу – но до девяносто второго года, пока я в отставку не вышел, – нет. Точно – нет. Я за судьбою этой девчонки следил, и внимательно. А после… После ее и искать-то перестали. Новая страна возникла – кому тогда до нее было дело!
– Хотел бы я ее найти.
– Да, девчонка огневая. Мне тоже было бы любопытно с ней повидаться. Но вы ее не найдете.
– Почему вы так уверены?
– Ну, раз советская милиция за десять лет не нашла – как вы-то теперь отыщете? Тем более что с тех пор еще почти двадцать лет прошло. Да она давным-давно легализовалась под другим именем, а потом, наверное, еще и замуж вышла – а может, и не раз…
У меня дурной характер, когда кто-то говорит мне: сделать это невозможно, даже и не пытайтесь, – я готов все силы положить, костьми лечь, только чтобы добиться своего. Обожаю, как говорят американцы, челленджи.
И я ответил на этот вызов – прямо сейчас. Действием. Стал узнавать, не сходя с места, то, что можно было узнать.
– А если бы вам, Павел Савельевич, поставили задачу найти эту Наталью Рыжову? Что бы вы делали?
– Говорю же: это не-воз-мож-но. Разве только случайно.
– Я уверен, что для такого сыщика, как вы, ничего невозможного нет. – На лесть падки все – в том числе и бывшие полковники милиции. – С чего бы вы начали?
– Ох, Иван, экий вы настойчивый… Ну, наверно, я постарался бы поставить себя на ее место… С ее родным паспортом на имя Натальи Рыжовой – человека, находящегося во всесоюзном розыске, жить ей, конечно, в Советском Союзе было невозможно. Тогда же на каждом шагу требовался паспорт: гостиница, жилье, прописка, работа…
