Кейт Аткинсон - Чуть свет, с собакою вдвоем
Судя по тарелкам, измазанным дрянью, которая сильно смахивала на дерьмо, сливки общества тирамису уже доели.
— Я не голоден, — сказал Барри. — Но спасибо.
— Мы тебя так редко здесь видим, Барри, — сказала Маргарет Стрикленд.
— Это потому, что я не играю в гольф, — ответил Барри.
— Зато ты пьешь, — сказал Ломакс, наливая ему виски.
Оркестр настраивался, и Альма, жена Лена, сказала:
— Хочешь потанцевать, Барри?
Состарилась она некрасиво — слишком много отпусков под дешевым иностранным солнцем. За семьдесят, а все на шпильках и в боевой раскраске. Создав Альму и Барбару, сломали изложницу. Слава тебе господи.
Рэй Стрикленд слегка мотнул головой, — мол, давай выйдем. Барри похлопал Альму по плечу:
— Может, попозже, лапуль. — (Когда в аду наступят заморозки.)
Он пошел за Рэем Стриклендом наружу. Ночная прохлада как лекарство.
— Я подумал, завтра на похоронах небось не удастся поболтать, — сказал Стрикленд.
— Ну, ага? — ответил Барри.
— Не знаю толком, как и сказать-то. — Стрикленд уставился на свои начищенные туфли и поморщился.
— Кто-то разнюхивает насчет Кэрол Брейтуэйт, вопросы задает? — помог ему Барри.
— Да. — На лице у Стрикленда нарисовалось облегчение.
— Хочешь, чтоб я посодействовал? — спросил Барри.
— А ты можешь? — неуверенно спросил Рэй.
— О да, — сказал Барри. — Уж я посодействую.
Барри устало заполз в машину. Любопытно, выпьют ли сливки общества за Рекса Маршалла нынче вечером. Может, перед «дискотекой семидесятых».
Они все были в тот Новый год в «Метрополе», Истмен во всем своем великолепии, Рекс Маршалл, Лен и Алма Ломакс, Рэй Стрикленд и его странная женушка Маргарет, Уинфилды.
Как знать, может, Иэн еще жив. Уинфилды уехали в Новую Зеландию — кто-нибудь весточки от них получал? Давно он не вспоминал об Уинфилдах. Китти Уинфилд. Иэн Уинфилд. Барри рухнул в длинный черный тоннель и выпал в прошлое. «Принести вам что-нибудь, констебль? Барри, да?»
Кэрол Брейтуэйт воскресает. Воскресает, восстает.
21 марта 1975 годаБарри закурил. Он сидел в машине перед домом Уинфилдов. Очень славный домик. И не вообразишь, каково жить в таком доме, каково жить в Харрогите, столице северной аристократии. Надо бы привезти сюда Барбару. Если ему хватит смелости позвать ее на свидание. Он сводит ее в кино. Рядом с его знакомыми Барбара такая изысканная, одета всегда безукоризненно. «Эта девочка все твои деньги спустит», — говорила его мать.
Что такое Стрикленд творит? Наболтал, что у него машина на техосмотре, мол, остался без колес, не мог бы Барри его забрать? Непонятно, что мешает вызвать такси. Барри отдежурил, мать ему ужин пожарила, он уже нацелился. Какая незадача, что у Рэя Стрикленда есть его домашний телефон.
— Не на полицейской, — сказал Стрикленд.
Он ждал перед многоэтажкой в Лавелл-парке. Барри подкатил на старом «форде-кортине» — второе поколение, Барри вспоминает эту тачку с нежностью и спустя тридцать лет.
У Стрикленда на руках спал ребенок, завернутый в одеяло. Стрикленда трясло, взаправду трясло. В ступоре, что ли. Небось, перепил. Все знали, что пить Стрикленд не умеет. Барри открыл ему заднюю дверцу «кортины».
— Шеф? — спросил он, надеясь на пояснения.
— Поезжай, Крофорд, — устало сказал тот. — В Харрогит, к Уинфилдам.
Этих Уинфилдов Барри знал. Она роскошная, прежде моделью была. Барри с ней очень и очень не прочь.
На последнем повороте Стрикленд очнулся.
— Спасибо, что ты это делаешь, — сказал он, когда они остановились перед домом. — И я буду очень признателен, если ты никому не скажешь.
— Вашей тайне ничто не угрожает, шеф, — сказал Барри. Понятия при этом не имея, в чем тайна-то.
— Я понимаю, как это выглядит, но на самом деле все иначе, — сказал Стрикленд, выходя из машины.
Ребенок так и не проснулся. И у Барри ни малейшего понятия, как же это выглядит. Он посмотрел, как Стрикленд прошел по дорожке, позвонил в дверь.
Барри подождал десять, пятнадцать минут. Дверь открылась, вышел Иэн Уинфилд. Барри опустил стекло, и Уинфилд сказал:
— Принести вам что-нибудь, констебль? Барри, да? — Безупречные больничные манеры.
Любопытно, что именно он предлагает.
— Нет, спасибо, — сказал Барри.
— Детектив-констебль Стрикленд скоро придет, — сказал Уинфилд, словно беспокойного ребенка утешал.
Еще пять минут, и Стрикленд снова в машине, и трясет его еще больше.
— Отвези меня домой, Крофорд, — сказал он. — Наверное, жена волнуется, куда это я подевался.
Через три недели в Лавелл-парке нашли тело Кэрол Брейтуэйт. Сказали, что пролежало три недели. Даже Барри смог сложить два и два. Стрикленд убил ее и забрал ребятенка.
* * *Гостиная Марджори Балкер. Павильон. Ночь.
Марджори Балкер. Кто вы такие? Что вы тут делаете?
Первый Бандит. Мы ищем Винсента. Где он?
Марджори Балкер. Не знаю, я не знаю, где он.
Второй Бандит. Ты что думаешь, лапуся, мы идиоты?
Марджори Балкер. По какому праву вы сюда врываетесь? Убирайтесь вон!
Первый Бандит. Сначала дождемся Винса, дорогуша. Я тебе советую срочно звякнуть своему голубоглазому мальчонке и сказать, что, если он не возьмет ноги в руки и не прискачет сюда, его престарелая мамочка отправится на погост червей кормить.
Марджори Балкер. Еще чего не хватало. Не для того я воевала с Гитлером, чтоб испугаться каких-то школьных драчунов.
Она озирается, видит кочергу у камина.
Первый Бандит (Второму Бандиту). Живенькая пташечка, а?
Второй Бандит (Первому Бандиту). Да нет, ворона дряхлая. (Марджори.) Кончай геройствовать, дорогуша.
Марджори Балкер (хватая кочергу). Я вас не боюсь.
Они дерутся. Первый Бандит бьет Марджори и отшвыривает на пол. Она ударяется головой о каминную решетку.
Не взрыв, но всхлип.[158] Режиссер лично принес ей сценарий, сочувственно скривив лицо. Уведомление о казни. Бедная старуха Марджори Балкер кончит плохо. Плохой и приторный конец, как засохший карамельный пудинг.
— Берегись, Тилл, — сказала Джулия, когда режиссер зашагал к ним. — Он, похоже, тащит тебе приглашение на корабль мертвых.
— Ну вот и все, дорогая, — сказал режиссер Тилли. — Конец.
А теперь Саския с ней нянчится, будто Тилли — бедный инвалид. Принесла ей кружку теплого молока с медом и тарелку печенья, а еще свою шаль, обернула Тилли плечи.
— Как-то это неожиданно, да? — сказала Саския. — Помню, когда меня убили в этой ужасной автокатастрофе в «Холлиоуксе»[159] — мой парень был психопат, хотел подложить бомбу в церкви на моих похоронах, помните? Ну еще бы, незабываемо. Я когда прочла сценарий, у меня аж поджилки затряслись, но потом меня номинировали на лучшую актрису в мыльной опере, так что ничего. Вот увидите, все будет хорошо. И вообще, вам бы покой не помешал, правда? Не в мире покоиться, конечно, а передохнуть, днем телик посмотреть, сделать себе подарок — заглянуть в салон красоты.
Слава богу, потом Саския выдохлась и, неопределенно махнув рукой Тилли, утопшей в подушках, сказала:
— Ну что, спокойной ночи.
— Спокойной ночи, — сказала Тилли.
Наконец-то можно снять парик.
Тилли уезжает, и Саския не скрывала восторга — продюсеры уже пообещали, что ей никогда больше ни с кем не придется делить жилье; впрочем, ходят слухи, что она и сама скоро отбывает. Говорят, «в Л. А.», попытать удачи.
— Мелкая рыбешка, а пруд большой, — сказала Джулия. — Утонет.
— Ну, я надеюсь, не утонет, — сказала Тилли. — Чуток поплещется беспомощно.
Саския радовалась, а то как же — завтра вечером приезжает ее парень. Не регбист, — как выясняется, это уже вчерашняя новость (буквально). Новый был штатский; правда, Тилли запуталась, — вообще-то, он армейский, лейтенант из Колдстримского гвардейского полка.
— Что может быть лучше мужчины в форме, правда? — сказала ей Саския.
Рядом с мужчиной в форме Тилли бывала разве что в «Ее Величества судне „Фартук“»[160] — в юности у нее был неплохой певческий голосок. Забавно, она об этой постановке напрочь забыла. А сейчас-то в ноты попадет? Лейтенанта Саскии звали Руперт — похоже, из очень приличной семьи. Это Саскию немало тревожило.
— Ну а то, — сказала Джулия. — Саския сидит на кокаине. Держать себя в руках выше ее сил. Поедет обедать с его мамочкой и папочкой в загородное поместье, изобразит акцент Тары Палмер-Томкинсон,[161] джемпер с кардиганом, жемчуга, все дела, а потом они ее застукают, когда она пойдет занюхивать с их шикарного стульчака — ну, с одного из, я уверена, что у них несколько.
