Марио Пьюзо - Первый дон
Санчия знала, что такому не бывать, но прекрасно понимала, что и ей, и Альфонсо грозит опасность, а потому на этот раз прикусила язычок. Однако ей хотелось знать, что думает Хофре о своем отце… какие чувства испытывает по отношению к нему.
Он уже улегся рядом, оперся на локоть, чтобы смотреть на нее. И вновь она остро почувствовала его наивность.
– Хофре, – Санчия коснулась его щеки. – Я всегда признавала, что, выходя замуж, считала тебя слишком молодым и тугодумом. Но с тех пор узнала тебя ближе, начала понимать, увидела доброту твоей души. Я знаю, что ты способен на любовь, которая недоступна другим членам твоей семьи.
– Креция умеет любить, – возразил Хофре. Вспомнил, как Чезаре не выдал его тайну, и уже хотел добавить:
«Чезаре тоже», – но передумал.
– Да, Креция умеет любить, и это для нее беда, потому что безграничное честолюбие отца и брата разорвет ей сердце. Неужели ты не видишь, какие они?
– Отец верит, что его миссия – укрепить церковь, – объяснил Хофре. – А Чезаре хочет, чтобы Рим стал таким же могучим, как и во времена Юлия Цезаря, в честь которого его и назвали. Он считает, что его призвание – сражаться на священной войне.
Санчия улыбнулась.
– А ты никогда не думал, каково твое призвание? Кто-нибудь тебя об этом спрашивал? Как ты можешь не испытывать ненависти к брату, который перетянул на себя все внимание отца, или к отцу, который так редко вспоминает о твоем существовании?
Хофре провел рукой по ее смуглому плечу. Прикосновение к бархатистой коже доставило ему огромное удовольствие.
– В детстве я мечтал о том, чтобы стать кардиналом.
Запах одежд отца, когда совсем маленьким он брал меня на руки и сажал на шею, наполнял меня любовью к Господу и желанием служить ему. Но прежде чем я мог выбирать, отец отправил меня в Неаполь. Чтобы женить на тебе. Поэтому тебе досталась вся та любовь, которую я берег для Бога.
Влюбленность Хофре только прибавила Санчии желания раскрыть глаза мужу, показать, сколь многого его лишили.
– Святейший Папа часто безжалостен в достижении своих целей. Ты же видишь эту безжалостность, пусть она и задрапирована Целесообразностью. И честолюбие Чезаре граничит с безумием… или ты этого не понимаешь?
Хофре закрыл глаза.
– Любовь моя, я вижу больше, чем ты думаешь.
Санчия страстно поцеловала его, и они слились воедино. С годами он стал нежным, опытным любовником, потому что она оказалась хорошей учительницей. И в первую очередь старался доставить ей удовольствие.
Потом они лежали рядышком, Хофре молчал, но Санчия посчитала необходимым предупредить его с тем, чтобы обезопасить себя.
– Хофре, любовь моя, если твоя семья попытается убить моего брата или не помешает этому и отошлет меня ради политических выгод, будешь ли ты в безопасности?
Как долго они позволят нам быть вместе?
– Я никому не позволю разлучить нас, – в голосе Хофре слышалась угроза. То было не признание в любви, а обещание мести.
* * *
Чезаре провел утро на улицах Рима, спрашивая горожан о нападении на Альфонсо. Не слышал ли кто о появлении в городе заезжей банды? Не видел ли кто чего-то такого, что может помочь следствию? Усилия его не дали результата, и он возвратился в Ватикан, где Александр напомнил ему, что он должен встретиться с кардиналом Рарьо и обсудить подготовку к юбилейной Пасхе.
Встретились они за обедом на террасе кардинальского дворца, Чезаре предложил оплатить многие из запланированных праздничных мероприятий и силами солдат провести расчистку города.
Потом по предложению кардинала они отправились в лавку, торговавшую антиквариатом. Кардинал Рарьо собрал великолепную коллекцию античной скульптуры, и владелец лавки, репутация которого не вызывала сомнений, сообщил, что ему есть чем порадовать постоянного покупателя.
Через несколько минут узкая улочка привела их к крепкой дубовой двери. Кардинал постучал. Улыбчивый пожилой мужчина с длинными седыми волосами открыл дверь.
Кардинал представил своего спутника:
– Джованни Коста, я привел к тебе великого Чезаре Борджа, главнокомандующего папской армией. Он хочет посмотреть твои статуи.
Коста рассыпался в приветствиях, через лавку провел дорогих гостей во внутренний дворик, забитый как старинными скульптурами, так и их частями. На столах и на земле лежали и стояли руки, ноги, торсы. В дальнем конце дворика одну из скульптур прикрывал кусок материи.
В Чезаре проснулось любопытство.
– А что там? – спросил он.
Коста подвел их к скульптуре. Театральным жестом рывком сдернул материю.
– Это, наверное, самое великолепное творение рук человеческих, которое ко мне попадало.
У Чезаре перехватило дыхание, когда он увидел высеченного из белого мрамора Купидона. Полузакрытые глаза, полные губы, мечтательность и страсть, отразившиеся на лице. Скульптура словно светилась изнутри, изящные крылышки заставляли поверить, что Купидон того и гляди сорвется с места и полетит. Действительно, красота скульптуры просто завораживала.
– Сколько? – спросил Чезаре.
Коста сделал вид, что не хочет продавать Купидона.
– Когда станет известно, что скульптура у меня, цена взлетит до небес.
Чезаре рассмеялся, но не отступил.
– Сколько она стоит сейчас? – он подумал, что Купидон очень понравится Лукреции.
– Сегодня, ваше высочество, две тысячи дукатов, – ответил Коста.
Прежде чем Чезаре успел произнести хоть слово, вмешался кардинал Рарьо, который уже обошел скульптуру, потрогал ее.
– Мой дорогой друг, – обратился он к Косте, – но это же не античная скульптура. Мои чувства подсказывают мне, что сработали ее совсем недавно.
– У вас острый глаз, кардинал, – улыбнулся Коста. – Но я и не говорил, что это – антик. Правда, работу над ней закончили не вчера, а в прошлом году. Ее автор – молодой, очень талантливый скульптор из Флоренции.
Кардинал покачал головой.
– Современное искусство меня не интересует, ему нет места в моей коллекции. Тем более по такой запредельной цене. Пошли, Чезаре.
Но Чезаре не мог оторвать взгляд от скульптуры. Не стал ни советоваться, ни торговаться.
– Мне без разницы, сколько она стоит, когда сделана.
Я ее беру.
Коста начал извиняться.
– Прибыль идет не только мне, большую часть денег я должен отдать скульптору и его представителю. Да и перевозка обошлась недешево.
Чезаре улыбнулся.
– Твоя работа закончена, я уже сказал, что беру скульптуру. За названную тобой цену. Две тысячи… – тут в голове мелькнула другая мысль. – А как звать этого молодого скульптора?
– Буонарроти. Микеланджело Буонарроти. Он безусловно талантлив, не так ли?
* * *
Рим гудел от слухов. Сначала говорили, что Чезаре убил еще одного брата, но, поскольку он публично заявил о своей непричастности к нападению на Альфонсо, этот слух быстро сменился другим. Теперь горожане судачили о том, что Орсини, разозленные правлением Лукреции в Непи, отомстили ее мужу, союзнику их врагов, семьи Колонна.
Но Ватикан занимали совсем другие проблемы. Папа, который несколько раз падал в обморок, заметно ослабел, его даже пришлось уложить в постель. Лукреция, которая раньше не отходила от мужа, теперь все чаще уступала свое место Санчии, а сама уходила к отцу. Александр сильно похудел, но присутствие дочери придавало ему бодрости.
– Скажи мне правду, папа, – как-то раз обратилась она к нему. – Ты не имеешь никакого отношения к нападению на Альфонсо, не так ли?
– Дитя мое, – Александр сел. – Я никогда бы не поднял руку на того, кто принес тебе столько радости. Твое счастье для меня превыше всего, поэтому я и выставил надежную охрану у дверей его комнаты.
У Лукреции словно гора свалилась с плеч. Она не знала, как бы повела себя, узнав, что отец приложил руку к покушению на жизнь ее мужа. Но в тот самый момент, когда Папа уверял дочь в своей непричастности к случившемуся, двое смуглолицых неаполитанцев, знакомых Санчии, входили в комнату Альфонсо. Здоровье его шло на поправку, в тот день он чувствовал себя особенно хорошо, хотя прошло только полмесяца с того трагического вечера. Он уже мог стоять, но не ходить.
Альфонсо тепло приветствовал мужчин, а потом попросил сестру оставить их, чтобы они могли побеседовать о том, чем занимаются мужчины в отсутствие женщин, а такие разговоры, объяснил Альфонсо, не предназначаются для женских ушей. Своих друзей он не видел уже несколько месяцев, так что поговорить им было о чем.
Довольная тем, что брат рад визиту друзей, Санчия покинула Ватикан, чтобы навестить детей Лукреции. Она знала, что времени на это много не уйдет. А в том, что в компании этих двух мужчин Альфонсо будет в полной безопасности, Санчия не сомневалась.