Валерия Вербинина - В поисках Леонардо
– Можете не волноваться, – заверил ее Рудольф. – Все в порядке. У каждой каюты стоит по два часовых, так что убийце не удастся снова провернуть то, что он проделал с Кристианом Эрмелином.
– Всей душой надеюсь на это, – буркнула Амалия, – но не забывайте, что для полного успеха его плана ему надо убить как минимум еще одну женщину, а мне бы не хотелось, чтобы она пострадала. Вы сказали Марешалю, чтобы он ни на мгновение не выпускал ее из виду?
– Конечно, сказал, – вскинулся Рудольф, – за кого вы меня принимаете! Кстати, я хотел у вас спросить насчет завтрашних похорон. Нам обязательно туда идти? Признаться, повышенная смертность на «Мечте» действует на меня угнетающе, хоть вы и обещали, что все это скоро кончится.
– Кузен, – примирительно сказала Амалия, – где ваш хваленый немецкий здравый смысл? Разумеется, мы пойдем на похороны, потому что в любом случае лучше присутствовать на них в качестве зрителя, чем в качестве… м-м… виновника торжества.
– Понял, – сказал Рудольф кротко. – Всей душой разделяю вашу точку зрения.
Он отдал Амалии честь, щелкнул каблуками и, по-военному четко развернувшись, проследовал к выходу.
* * *Из дневника Амалии Тамариной.
«28 ноября. Седьмой день плавания. Убит Кристиан Эрмелин. Мы с Рудольфом разоблачили Белоручку, и теперь он сотрудничает с нами. Я была непростительно легкомысленна, распутывая это дело, но теперь я наконец-то оказалась на правильном пути. Конечно, в некоторой мере меня извиняет то, что человек, задумавший все это, отличается невероятной изворотливостью, но все же… Однако больше убийств не будет, уж я сама позабочусь».
* * *Утром 29 ноября над морем стоял густой туман. Амалия натягивала черные перчатки, когда к ней наведался сыщик Деламар, он же вор по кличке Белоручка.
– Должен вам сказать, – доложил он, блестя глазами, – что принятые нами меры принесли свои плоды. По крайней мере, все Эрмелины живы, здоровы и, похоже, не собираются умирать.
– Прекрасно, – отозвалась Амалия. – Отец Рене уже здесь?
– Да, он молится у тела месье Эрмелина.
В каюту заглянул Рудольф фон Лихтенштейн.
– Кузина, вы очаровательны, честное слово! – воскликнул он по-немецки. Амалия укоризненно покосилась на него, поправляя длинные сережки в ушах. – Какое счастье, что вы не вдова, не то я бы с готовностью вас унаследовал.
– Собственно говоря, кузен, я вообще не замужем, – хладнокровно отозвалась Амалия. – А вы что же, делаете мне предложение?
– Я? – отчего-то поразился Рудольф.
– Ну да, – беззаботно подтвердила Амалия. – Нельзя же всю жизнь заниматься одной генеалогией – надо и продолжить ее.
– Кузина, – в величайшем замешательстве пробормотал Рудольф, – нет слов, я вами восхищаюсь, но… По правде говоря, я не создан для брака.
– Это почему же? – удивилась Амалия.
– Видите ли, – в порыве откровенности признался агент, – семнадцать поколений моих предков, так сказать, не отличались скупердяйством.
– А!
– Иными словами, дорогая кузина, у меня ни гроша за душой.
– У вас дар чрезвычайно точно обрисовывать положение, кузен, – заметила Амалия, поворачиваясь перед зеркалом, чтобы проверить, хорошо ли сидит на ней ее платье. – А как же ваш титул, разве он ничего не стоит?
Рудольф расплылся в улыбке.
– Конечно, кузина, некоторые дорого бы дали, чтобы купить его. Вместе со мной в придачу, разумеется. – Он вздохнул. – Видите ли, почему-то считается, что фамилия с приставкой «фон» – весьма выгодное вложение капитала. Но у меня, к несчастью, помимо фамилии есть еще и гордость. Я не продаюсь, кузина. Ни за десять тысяч, ни за сто, ни за миллион.
– Для других это, должно быть, чрезвычайно неудобно.
– Вы верно схватываете мою мысль, кузина. – Он покосился на Деламара. – Между прочим, наш жулик прямо-таки пожирает вас глазами. Надеюсь, он не осмеливается докучать вам?
– К сожалению, нет, – отозвалась Амалия.
– К сожалению? – повторил опешивший агент, но Амалия уже взяла его под руку и увлекла из каюты.
Похороны Кристиана Эрмелина получились тягостными и малолюдными. Большинству пассажиров печальное зрелище уже набило оскомину, и почти половина нашла благовидные предлоги, чтобы отказаться от присутствия на нем. У маркизы Мерримейд болела голова, у маркиза не болело ничего, но он счел своим долгом остаться вместе с женой. Вернеры-Кляйны отговорились морской болезнью, мистер Дайкори не привел никаких причин, но тем не менее не явился. Как он сказал позже Амалии:
– Я стал богатым не для того, чтобы повиноваться дурацким условностям, а для того, чтобы жить, как мне хочется. В данный момент меня не интересуют ничьи похороны, кроме моих собственных.
Художник Фоссиньяк страдал желудочными коликами, его жена сослалась на то, что ей надо присматривать за детьми. Доктор Ортега осматривал раненого Нортена, который мало-помалу шел на поправку, и никак не мог отлучиться. Сеньора Кристобаль сначала закапризничала, заявив, что туман дурно влияет на голосовые связки, но потом все же пришла. Не потому, что ей было жаль убитого, а потому, что находила красивыми глаза у священника.
Кроме оперной дивы, Амалии с кузеном, сыщика-вора, отца Рене, Марешаля и угрюмых матросов, присутствовали также французский дипломат, Ричардсон, миссис Рейнольдс с дочерью, донья Эстебания, аккомпаниатор и члены семьи Эрмелин – Ортанс в черном, прямая и незыблемая, как скала, Армантели, младший брат убитого и Луиза Сампьер. Волны лениво плескались о борт судна, отец Рене читал молитвы, и все присутствующие казались черными тенями, затерявшимися в тумане. Только вчера Кристиан был жив, а сегодня… сегодня… Сегодня его больше нет, а когда-нибудь и все те, что провожают его в последний путь, уйдут в небытие. Капитан, матросы, сама Амалия, Рудольф, отец Рене – все. Жизнь – кувыркание на нити, протянутой над бездной небытия. Они все упадут в нее, один за другим, и никто не избегнет конца. «Каким же будет мой конец?» – спросила себя Амалия. Возле нее в тумане завозилась сеньора Кристобаль, крестясь и шумно вздыхая.
Рудольф заметил состояние Амалии и решил ее отвлечь.
– Между прочим, вообще непонятно, что я тут делаю, – вполголоса объявил он. – К вашему сведению, кузина, я протестант. – Амалия шикнула на него, но неугомонный немец продолжал, ничуть не смущаясь: – У этого священника физиономия разбойника с большой дороги. Интересно, где его угораздило заработать такой шрам?
– Рудольф, – умоляюще шепнула Амалия по-немецки, – перестаньте!
– Согласен, – тут же нашелся невыносимый кузен. – Виноват, в тумане я не разглядел. Вы правы, кузина: он похож на святого. – Амалия сердито воззрилась на германского агента, но Рудольфа ее взгляд не остановил. – Помнится, когда я был в Константинополе…
– В Стамбуле, – поправила его Амалия. – Константинополь, столица Восточной Римской империи и Византии, прекратил свое существование в 1453 году. – Она чихнула.
– Это вам за то, что вы перебили меня, – объявил несносный Рудольф. – Так вот, когда я был в… Турции, я имел несчастье столкнуться с одним типом, у которого было такое приятное лицо, располагающее к себе, что все торговцы готовы были поверить ему в долг – вещь, совершенно для тех краев невиданная. А он…
– Дайте-ка я угадаю, – перебила Амалия. – Он оказался наемным убийцей.
– Если бы! – хмыкнул Рудольф. – На самом деле он был работорговцем и мерзавцем, каких поискать. Подумайте только: он чуть не продал меня евнухом в гарем!
– Кузен, кузен… – заворчала Амалия, испытывая мучительную неловкость.
Но Рудольф безжалостно продолжал:
– Мораль, моя бесценная кузина: если вы видите перед собой такое положительное лицо, что дальше некуда, значит, перед вами двуличный мерзавец, на котором клейма негде ставить. Никогда не доверяйте внешности, Амалия, смотрите только на две вещи: на глаза и на руки. Глаза скажут вам все, что их обладатель хочет скрыть. Руки выдадут, чем и как он занимается. Не попадайтесь на обман мошенников и не забывайте, что по-настоящему хорошие люди всегда вызывают чувство легкой неловкости: ведь, как вы сами знаете, честность, бескорыстие и доброта у нас не в чести. Впрочем, вы уже наверняка это поняли.
– Кузен… – умоляюще прошептала Амалия. – Вы ведь все выдумали?
– Про что?
– Про евнуха в гареме.
– Клянусь вам, кузина! Я был на волосок от гибели. Если вы хотите узнать подробности…
– Не хочу. Перестаньте, кузен.
– Что перестать?
– Вы надо мной смеетесь.
– Ничуть. Что может быть хуже, чем быть евнухом?
– Кузен!
– Хорошо, молчу. – Рудольф надулся. – Но с вашей стороны нехорошо подозревать меня в обмане!
Отец Рене закончил читать заупокойную молитву, и белый мешок с телом Кристиана исчез в водах океана, где его уже наверняка поджидали сотни голодных рыб.
– Хочу есть, – объявил Рудольф капризно. – Кстати, я только что придумал новое название для фирменного десерта местных поваров: пирожное «Мечта в саване».
