Татьяна Полякова - Тайна, покрытая мраком
На суде Крючков пытался отвертеться и убеждал, что действовали они по своему усмотрению, неверно истолковав его слова.
Каюсь, всей правды следователю я не открыла, о том, что труп спрятали мы, предпочла умолчать. Зачем мне лишние неприятности? Пусть следователь голову ломает, как он в реке оказался. И о том, что адвокат нанял Костю и Олега, тоже промолчала, они так и остались в стороне, и имена их даже не упоминались. Кстати, оба живы-здоровы. Олег иногда мне звонит. Мое стремление облегчить им жизнь объяснилось просто: я была уверена, адвокат нанял их по просьбе бабки, а уж ее впутывать во все это тем более не хотелось. Хотя гениальный замысел бывшей актрисы я оценила. Разуверившись в полиции, она взяла поиски убийцы внука на себя, и Витька стал появляться в квартире Андрея в расчете, что кто-то обратит на это внимание. Адвоката и Костю с Олегом наняла с той же целью. Первыми клюнули дружки Андрюхи, тосковавшие по деньгам, но потом и Крючков подтянулся. Надеюсь, старая вешалка все-таки не рассчитывала на кровопролитие… А после первой жертвы здорово струхнула и сбежала к Христофорычу, предоставив мне возможность самой во всем разбираться, но Витьку все-таки приглядывать за мной отправила.
В общем, весьма сложная и многоходовая операция, измыслить которую мог только извращенный ум старушенции. В доме она еще неделю не появлялась и не звонила. Меня так и подмывало отправиться к Христофорычу и выложить, что я думаю о ней и ее малосимпатичном поведении. Но гордость пересилила. Дождемся, когда сама появится.
В пятницу я поехала на свою квартиру забрать деньги за аренду. Накануне подтвердились результаты экспертизы: найденные в захоронении трупы, мужской и женский, это Андрей Костюков и Вера Бондарева. И я здорово переживала, как воспримет известие Теодоровна. Заглянувший к нам Витька заверил: бабка держится мужественно. И вернулся к Христофорычу.
Занять себя было нечем, и я после встречи с квартиранткой долго болталась в торговом центре. К бабкиному дому подходила ближе к семи. Вошла в калитку, и сердце сладко екнуло: на крыльце лежал Петрович. Пулей влетев в гостиную, я обнаружила старушенцию, как ни в чем не бывало сидящую в кресле. Витька и Пушкин обретались по соседству, а Любка, выскочившая мне навстречу, счастливо возвестила:
— Все на месте.
Отсутствовал только попугай. Его вместе с клеткой переместили в самую дальнюю комнату, потому что он, выучив два новых слова «отстань, дура», повторял их практически беспрестанно, а так как было не ясно, кого конкретно он имеет в виду, Теодоровна рассвирепела, и попугая отправили с глаз долой.
— С возвращением, Маланья Федоровна, — отвесив земной поклон, ядовито приветствовала я старушенцию.
— Стервь… — буркнула она. — И чего в тебе Витька нашел хорошего? Не поймешь мужиков.
Данное замечание я решила оставить без внимания.
— Как Иван Христофорыч поживает? Я думала, вы к нему навсегда перебрались. Создали ячейку общества. И то сказать, давненько вы замуж не ходили.
— Идем, — поднимаясь, сказала бабка. — Разговор есть.
И мы перешли в ее комнату. Витька отправился с нами, хотя его вроде бы не звали. Теодоровна устроилась на диване, долго возилась, то подушку за спиной поправляя, то подол платья разглаживая, потом уставилась на меня в свой дурацкий лорнет.
— Злишься? — спросила заискивающе.
— Мне вам спасибо сказать за то, что вы меня втравили во все это?
— Вижу, что злишься, — вздохнула старушенция. — Не позвонила ни разу. Вот характер, прости господи.
— Ну, вы тоже звонками себя не утруждали.
— И у меня характер. Я-то постарше буду, а старость надо уважать. Дура бестолковая, как ты не понимаешь: не могла я помереть, внука не похоронив по-христиански и зная, что убийца его безнаказанно по белу свету разгуливает. Вот что у нас за государство такое? — всплеснула она руками. — Все приходится делать самой, даже убийцу искать.
— Разделяю ваше возмущение, — кивнула я. — Не ту страну назвали Гондурасом. А нельзя было просто объяснить, что к чему, без ваших дурацких фокусов.
— Думай, что говоришь-то, — фыркнула бабка. — Скажи я тебе: сыщи супостата, что внука моего жизни лишил, что бы ты ответила? Сбрендила старуха.
— Допустим, но морочить мне голову все-таки не следовало.
— Ну, извини. Уж что вышло, то вышло. Витя, — повернулась она к своему любимцу, — сумку подай.
Витька подошел к шкафу, достал спортивную сумку, довольно большую, и поставил на стол. Расстегнул «молнию» и продемонстрировал мне пачки банкнот.
— Здесь двенадцать миллионов, — довольно сообщила Теодоровна. — Правда, рублей, не долларов. Но все равно неплохо.
Соображала я теперь куда лучше и с усмешкой спросила:
— Выходит, Андрей с дружками адвоката все-таки ограбили?
— Был он у меня в тот вечер. Сумку я потом уже нашла. В дальней комнате. Взяться этим миллионам неоткуда, значит, Андрюшенька.
— А чего в полицию не отнесли?
— Так ведь все равно разворуют. Бери, деньги твои. Заслужила.
Очередное обращение к моей продажности на сей раз больно ранило.
— А у себя оставить не хотите? Или своих денег некуда девать?
— Ты бы хоть подумала, бестолочь, ну откуда у меня деньги. Пенсия, дом этот, квартира да всякий хлам.
— Может быть. Но живете неплохо.
— Так это Витины деньги, — огорошила она.
— А Витя у нас кто? — приглядываясь к любимцу Теодоровны, поинтересовалась я.
— Витя… это Витя, — уважительно заявила старуха. — И миллионы, что в сумке, — для него так, пустяки.
— Вложил деньги в яблочный бизнес? — процитировала я бесконечно любимого мною Фореста Гампа.
— Нет, не в яблочный, но тоже удачно, — ответил Витька.
— Расскажи ей, — проворчала Теодоровна. — А то решит, чего доброго, что ты разбойник с большой дороги.
— Нечего особенно рассказывать, — пожал Витька плечами. — Занимался бизнесом, вкалывал с утра до вечера. А потом скучно стало. Понял, что деньги я всегда смогу заработать, и они потеряли свою ценность.
— Витя — сын моей подруги, — недовольно взглянув на него, поведала бабка. — Померла она, на похоронах мы с Витей и встретились.
— Скучно стало, — передразнила я. — С Миланой Теодоровной, конечно, веселей.
— Конечно, — кивнул он.
— Дураком прикидывался, вместе с этой интриганкой. Голову мне морочил, а сам, оказывается, миллионер. — Не знаю почему, но это показалось обиднее всего. Тут еще одна мысль меня посетила. — А Любка? — спросила я. — Тоже с вами в сговоре? Ну конечно… — Я в досаде покачала головой и взяла сумку. — Ну, если деньги у вас лишние, я, пожалуй, не откажусь, — и пошла к двери.
— Лена, — вдруг позвал Витька. — Помнишь наш разговор? Про автобус? Я имел в виду тебя.
— И что? Я должна рухнуть в обморок от счастья?
— Обиделась, — вздохнула бабка, когда я уже закрывала за собой дверь.
Любку я нашла в кухне.
— Что бабушка сказала? — сидя за столом, спросила она.
— Благодарила за доблестный труд, — выкладывая перед ней пачки денег, ответила я. — Это твоя премия, можешь хоть завтра на родину отчаливать. Трех миллионов тебе хватит?
— Спасибо, конечно, — помолчав немного, сказала Любка и осторожно отодвинула от себя деньги. — Но если честно, уезжать мне совсем не хочется. И бабушку не оставишь, возьмет в дом какую-нибудь аферистку, еще ограбят.
— Ну, как знаешь.
— Ты надолго уходишь? — забеспокоилась Любка, наблюдая за моим перемещением в прихожую.
— Навсегда.
— Навсегда? — повторила она растерянно. — А как же мы без тебя? А ты без нас?
— Уж как-нибудь.
Свои вещи я собирать не стала, зачем на пустяки время тратить, когда бабла немерено. Вышла на улицу и тут сообразила, что болтаться по городу с миллионами глупо, и вызвала такси. В свою квартиру не поедешь, там квартирантка живет. Переночевать можно в отеле.
Подъехала машина, я назвала гостиницу в центре, отвернулась к окну и принялась мечтать. Завтра с утра в банк, расплачусь за кредит и ипотеку, заскочу к родителям на пару дней и сразу в Турцию. Оторвусь по полной. Можно еще в Париж съездить… и в Рим… в Буэнос-Айрес бизнес-классом. Куда угодно можно.
«Наверно, ужинать сели, — вдруг подумала я. — Потом станут в карты играть». Мягкий свет от абажура, ходики в кухне тикают, кот дрыхнет в кресле, Петрович сопит под столом, бабка травит свои байки, Любка глаза таращит, и Витька…
— Извините, — сказала я таксисту. — Придется вернуться, паспорт забыла.
Водитель развернул машину и вскоре высадил меня возле бабкиного дома. Я протянула ему деньги.
— Спасибо.
— Вы что же, не поедете? — спросил он.
— Задержусь.
Троица сидела за столом, но ужинать еще не начинали. Я с удовлетворением отметила, что стол накрыт на четверых. Любка, первой заметив меня, просияла.
