Николай Зорин - Сестра моя – смерть
– А Роман Иконин – ваш родной отец.
С отцом у меня всегда были сложности. До недавнего времени я считала, что отец мой – Юлиан, но потом выяснилось, что отец – не отец. Теперь получается, и мама – не мама?
Зоя Иконина – «доченька, доченька». Осознать невозможно. Но как же так, как же так?
Андрей между тем рассказывал историю светлогорского роддома с двойным дном. Я не очень поняла, мне было не до того, чтобы вникать во что-то. Уяснила лишь, что нас с Любой поменяли местами.
Вот оно что, вот оно что! «На самом деле я – Алена Озерская» – так Люба мне тогда говорила. Ну да, ну да, Алена Озерская – она, по рождению она. А я…
Февральская улица, хмурое небо – вечный вечер, брейгелевские уродцы – друзья, знакомые, родственники, необитаемая собачья будка, плененное животное в сарае – не прожитая по недоразумению мною жизнь. А ведь все это мое, мое. Я – Люба Иконина.
– Франц заочно знакомится с вами и с Любой, – рассказывал Никитин, и голос его меня мучил, – разузнает все ваши семейные обстоятельства и тайны. У него начинает созревать план: произвести обратный обмен. Ситуация складывается самым благоприятным для него образом: Юлиан Озерский скорбит по погибшей жене, обвиняет в ее смерти вас, Алена, и потому отношения между вами, мягко говоря, натянутые. Если сейчас ему открыть, что вы вовсе не дочь Валерии, и предъявить настоящую дочь, то есть Любу, он с радостью ее удочерит. Тем временем Тронш накручивает Любу и Юлиана. До удочерения дело бы не дошло, не успело бы дойти, да ему и не нужно было никакое удочерение. Суть заключалась в другом: во-первых, предъявить вас как родную дочь Романа Иконина, а во-вторых, и это главное, Тронш полагал, что, как только вы узнаете о том, что некая Люба метит на ваше место, захотите от нее избавиться. Навсегда избавиться, а не откупиться. Убийство, безусловно, раскроют, вас посадят, и таким образом условия, при которых вам по завещанию достается наследство, будут нарушены.
– Да я бы ее в любом случае не стала убивать! Что за дичь!
– Такой вариант Тронш тоже предусмотрел. Если бы вы ее не убили, он бы сам сделал дело, а вас подставил. Мотив налицо, а улики он бы подбил. Но планам его не суждено было сбыться. Всю игру поломала Люба. Ни с того ни с сего она вдруг сама покончила жизнь самоубийством (Тронш так и не узнал, что повесилась Люба в вашей квартире). Зоя Иконина рассказала всем, что нашла ее в сенях. У милиции не было никаких оснований сомневаться в этом: больная девушка-инвалид, которую к тому же постоянно травят на работе, самоубийство для нее – ужасный, но вполне, по их мнению, естественный выход.
Но что же делать теперь Троншу? Возвращаться во Францию, так и не выполнив задания, нельзя. Он приходит на похороны, чтобы разведать обстановку: можно ли все-таки как-то подстроить, чтобы на вас пало подозрение в убийстве?
– Он был на похоронах? – Мне стало не по себе: запоздалая реакция на не распознанную вовремя опасность.
– Был. Я даже успел его сфотографировать. Снимок получился не очень, но нам он помог.
– Как! И вы там тоже были?
– Я все время был рядом с вами, до самого похищения, которое, кстати, тоже произошло на моих глазах, я только не успел ничего предпринять, потому что не ожидал. Меня наняла Александра.
– Тетя Саша? – Я посмотрела на нее с укором. – Как же так, почему вы мне ничего не сказали?
– Ты же категорически отказалась привлекать Бородина и Никитина, чуть ли не истерику мне закатила. Что я, по-твоему, должна была делать? Пустить все на самотек?
– Но без моего ведома… – начала я возмущенно, но Андрей меня перебил:
– Обиды свои выскажете друг другу потом, а сейчас дайте мне договорить. – Он отпил из стакана минеральной воды, как лектор в сельском клубе, и продолжил: – Так вот, на похоронах Тронш окончательно убедился, что свалить на вас Любину смерть не удастся. И тогда у него родился другой план: свалить на вас убийство вашего мужа. От Валерия так и так пришлось бы избавляться – он вмешался в дело и успел предпринять ряд опасных шагов: познакомился с Любой, раздобыл каким-то образом домашний телефон французских Икониных и даже позвонил, но трубку тогда взяла Мария.
– Но как он узнал, Валерий?
– Валерий получил письмо, которое предназначалось вам. Аристова вдруг испугалась, что допустила непоправимую ошибку, продав сведения о вашем рождении иностранцу (его все почему-то упорно принимали за иностранца), и написала вам письмо, но она не знала, что с мужем вы не живете, и послала его на тот адрес.
– Да, она мне говорила о каком-то письме и очень убивалась, что я его не получила.
– Три месяца назад Валерий ездил во Францию отдыхать. У него остался проспект от поездки – видимо, совершенно случайно, не мог он тогда ничего такого предполагать. Возможно, Валерий посетил один из ресторанов Иконина, может, еще как-то запомнил эту фамилию. Во всяком случае, ему удалось сопоставить факты из письма и фамилию французского владельца ресторанов. Он понял, что вы, Алена, можете стать очень богатой наследницей, и начал действовать. Тем самым ваш муж подписал себе приговор.
Мне нужно, Алена, сказать вам еще одну вещь, неприятную для вас. – Андрей как-то робко, словно извиняясь, на меня посмотрел. – Валерий… В общем, у него была любовница.
– Да мне все равно, – соврала я. – Мы же с ним уже полгода в фактическом разводе.
Мне действительно стало неприятно и отчего-то больно, странно, странно, я ведь сто лет как его разлюбила!
– Это хорошо, – бодро сказал он и тоже соврал: он мне совсем не поверил. – Так вот, Галина Ермакова…
– Его секретарша? – Я была поражена: такой банальщины от Валерия никак не ожидала.
– Да, секретарша. С Галиной у Валерия произошла крупная ссора. Он ее не любил и постоянно унижал, а тут оскорбил смертельно. Троншу опять повезло: он попал на благоприятную почву, с Галиной ему легко было договориться – Валерия секретарша своими руками готова была убить, в прямом смысле слова, ну а вас ненавидела всегда. Новый план был таков: Валерия убивают, Ермакова вызывает милицию и разыгрывает сцену с рыданиями и заламыванием рук, рассказывает, что вы ворвались, застали их вместе, бросились на Валерия, ударили его по голове тяжелой статуэткой…
– Статуэткой? Это которой… Вот оно что! А я думала, что статуэтка нужна им сама по себе. Они ведь заставили меня принести статуэтку.
– Да, я знаю. Статуэтка – орудие убийства. Если бы на ней не обнаружили ваших отпечатков пальцев, история о невменяемой ревности дала бы трещину.
– Зачем они меня увезли в таком случае? Я не понимаю. Они со мной ничего плохого не сделали, просто вывезли из нашего города и оставили в лесу.
– Инсценировали побег. Вы убили и сбежали, все очень просто. Три дня вас продержали в наркотическом сне…
– Три дня?! Я думала… Какое сегодня число? Я ничего не помню.
– Четырнадцатое апреля. Да, да, из вашей жизни выпало целых три дня. В общем-то я все рассказал. – Андрей улыбнулся. – Есть какие-нибудь вопросы?
– Есть! Аристова – любовница моего отца? Я имею в виду, Юлиана.
– Да нет, что вы! С чего вам такое пришло в голову?
– Он приходил ко мне вечером, после того как ее убили. Заявил, что это я виновата в ее смерти.
– А! – Андрей засмеялся, хотя, на мой взгляд, смеяться было совершенно не над чем. – Вы его не так поняли, Юлиан обвинил вас в убийстве Любы. Тронш все-таки сделал попытку свалить на вас ее гибель и позвонил Юлиану.
– А отец, конечно, сразу поверил! Это в его духе!
– Он очень переживает, – попробовал примирить меня с Юлианом Андрей.
– Только не за меня! – зло отрубила я. – Ну и ладно, ну и пусть. А что с этим Троншем, вы его арестовали?
– Арестовали. Сегодня утром, в аэропорту. Марию французская полиция вынудила связаться с Троншем и отозвать его в Париж. Она во всем призналась, раскаялась, активно помогает следствию. Очень боится попасть в тюрьму. Впрочем, у нее отличный адвокат, думаю, выкрутится. Подельников Тронша взяли тремя часами позже. Обыкновенные, я бы даже сказал, самые заурядные бандиты. Один из них – одноклассник Трошина.
– А Иконин?
– Он ваш отец! – укоризненно произнес Бородин, до сих пор хмуро молчавший.
– Это вы уже говорили.
– Роман Иконин очень хочет с вами, Алена, встретиться, – заступился за него и Андрей. – С вами и с вашей матерью.
– С моей матерью?
– С Зоей Федоровной.
– Ну да, ну да, – я тяжело вздохнула, – с матерью. – Новый отец, новая мать – осознать это было трудно.
– Он очень раскаивается, – вылез Бородин.
– Да, я поняла: и все они раскаиваются! – Я расхохоталась – мне было ужасно грустно.
Каролина поднялась, подошла ко мне и обняла за плечи. Тетя Саша прильнула с другого бока. И тут я не выдержала и разрыдалась, бурно, в голос, в ресторане, при скоплении публики, наплевав на всех и никого не стесняясь.
– Он сказал, что не станет переписывать завещание, – произнес Андрей тихим, проникновенным голосом, и тогда Каролина и тетя Саша крепче прижались ко мне и тоже отчего-то заплакали.
