Найо Марш - Перчатка для смуглой леди
— Да уж не заставлю себя долго ждать.
Открыв дверь, Рэндом столкнулся на пороге с мисс Брейси. Оба одновременно произнесли: «О, привет», и Рэндом добавил:
— Это все больше становится похоже на французский водевиль. Персонажи заглядывают и выбегают. Потрясающий ритм.
Оба рассмеялись с понимающим видом, и Рэндом вышел.
Герти повела себя так, словно никогда прежде не встречалась с Аллейном. Она сдержанно поздоровалась, явно ожидая, что он оставит ее наедине с Тревором. Аллейн вежливо ответил, предложил стул, стоявший при кровати, призвал Тревора обратить внимание на новую посетительницу и отошел к окну.
— Тебе пришлось повоевать, а, милый? — Мисс Брейси подошла к кровати и положила на столик маленький сверток.
Тревор подставил щеку для поцелуя. Их лица приблизились друг к другу, разъединились, и мисс Брейси опустилась на стул.
— Я не буду долго сидеть, тебя нельзя утомлять, — сказала она. Герти казалась вполне спокойной, и лишь время от времени дергавшийся уголок рта заставил Аллейна предположить, что перед визитом она прибегла к укрепляющему средству. Она вежливо справилась о здоровье Тревора, и тот с энтузиазмом поведал, как он себя чувствует и что принимает. И с важностью отметил, что это самое тяжелое сотрясение мозга, какое когда-либо в этой больнице видели.
— Я вам сейчас такую историю расскажу, закачаетесь, — сказал он. — Я захотел…
Он резко замолчал. На его лице мелькнуло озадаченное выражение.
— Я решил поразвлечься немного, — снова начал он. — Ну вы понимаете, мисс Брейси, просто так, для смеха. Прикалывал старого Джоббинса.
— Да? — отозвалась мисс Брейси. — Ты не должен был так поступать, милый.
— Но, — продолжал Тревор, нахмурясь, — вы же видели, вы ведь там были. Разве нет? — неуверенно добавил он.
Герти старательно избегала взгляда Аллейна.
— Ты все еще не в себе, — сказала она. — Тебе нельзя беспокоиться.
— Но разве вас там не было, мисс Брейси? Внизу? В фойе? Разве нет?
— Я не понимаю, о чем ты говоришь, дорогой.
— Я сам не понимаю. Не совсем уверен. Но вы были там.
— Я пробыла в нижнем фойе в субботу вечером всего несколько минут, — громко сказала она, — как я уже говорила полицейским.
— Да, я знаю, где вы были, — подхватил Тревор. — Но где был я?
— Ты не видел меня. Тебя там не было. Не думай об этом.
— Но я был. Был.
— Я, пожалуй, пойду. — Мисс Брейси поднялась со стула.
— Нет! — почти прокричал Тревор. Он ударил своим маленьким кулаком по столику, и маленькая вселенная Джереми рассыпалась. — Нет! Вы должны остаться, пока я не вспомню.
— Думаю, вам следует остаться, мисс Брейси, — подтвердил Аллейн. — Правда.
Она попятилась от кровати. Тревор слегка вскрикнул.
— Вспомнил! — сказал он. — Вы тогда тоже так делали и смотрели вверх… на него. Смотрели вверх и пятились назад и вроде как хныкали.
— Тревор, замолчи. Замолчи. Ты ошибаешься, ты все забыл.
— Вы всегда так делаете, мисс Брейси. Выслеживаете Гарри. Ведь это же правда, мисс Брейси? Хвостом за ним ходите. Вы вышли из нижнего туалета и посмотрели вверх и увидели его. А потом открылась дверь кабинета и появились мистер Найт и мистер Морис, и вы… вы быстренько смылись, мисс Брейси. И я тоже! Шмыгнул обратно в бельэтаж, никто и не заметил. Вспомнил, — повторил бесконечно довольный собой Тревор, — вспомнил.
— Как ты узнал, что это Гарри? — спросил Аллейн. — Ведь наверху было темно.
— Как я узнал Гарри? По его шикарному пальто. Класс! Такое пальто за милю видно.
— Это неправда, — быстро забормотала Герти. Спотыкающимся шагом она подошла к Аллейн и вцепилась в его пиджак. — Это неправда. Он не понимает, что говорит. Это был не Гарри. Не слушайте его. Клянусь, это был не Гарри.
— Вы совершенно правы, — сказал Аллейн. — Вы думали, что видели Гарри на балконе, но это был Джоббинс. Гроув подарил ему свое пальто.
В течение нескольких секунд она продолжала по инерции цепляться за пиджак, а потом безвольно опустила руки. Она глянула на Аллейна, и ее лицо исказилось гримасой. Она готова была разрыдаться.
— Вам пришлось нелегко, — сказал Аллейн. — Очень нелегко. Но все образуется. И черная полоса проходит.
— Позвольте мне уйти, пожалуйста.
— Да, — разрешил Аллейн, — теперь можете идти.
Когда она вышла, сгорбившись, сморкаясь и, видимо, невольно стараясь произвести максимальное впечатление на зрителей, Аллейн обернулся к Тревору и обнаружил, что тот с безмятежным спокойствием читает комиксы.
— Обязательно надо принять всех? — спросил он. — Мне начинает надоедать эта бодяга.
— Ты устал?
— Нет, но я читаю. — Мальчик скосил глаз на сверток, принесенный мисс Брейси. — Надо бы взглянуть, — сказал он и развязал ленточку. — Где она такое откопала? — удивился Тревор и снова принялся за комиксы.
— А ты изрядный поросенок, — заметил Аллейн. — Сколько же тебе лет?
— Одиннадцать лет и три месяца, — отозвался Тревор, жуя глазированную сливу.
В коридоре послышался легкий шум. Перегрин просунул голову в дверь.
— Марко и Гарри здесь, — сказал он и закатил глаза.
Когда Аллейн подошел к двери, Перегрин прошептал:
— Марко не желает ждать. Он вообще не хотел приходить. А Гарри заявляет, что сейчас его очередь. Он снова играет в свои дурацкие игры, подначивает Найта.
— Велите ему заткнуться и подождать, а то я его арестую.
— Сейчас я бы вам только спасибо сказал.
— Попросите Найта войти.
— Ладно.
— Кондукис не появлялся?
— Нет.
На сей раз Маркус Найт воздержался от демонстрации признаков эмоционального беспокойства: горящих глаз, багровых щек, пульсирующей жилки и звенящего голоса. Напротив, он был бледен и тих, насколько вообще мог быть тих Маркус Найт. Он положил подарок на заполненный до отказа столик — фрукты, свежие и в позолоченной корзинке, небрежно взъерошил кудри Тревора, и тот немедленно принял вид, напоминавший одновременно о юном Гамнете и Поле Домби.
— О, мистер Найт, — сказал он, — честное слово, вы не должны были. Вы так добры. Виноград! Потрясающе!
Последовала довольно высокопарная беседа о здоровье, во время которой Найт по крайней мере половину своего внимания уделял Аллейну. Тревор пожаловался, что соскальзывает вниз, и попросил своего знаменитого гостя помочь ему приподняться. Когда Найт не слишком охотно склонился над ним, Тревор с восторгом посмотрел ему в лицо и обнял за шею.
— Прямо как в конце первого акта, правда, мистер Найт? Только перчатки не хватает.
Найт поспешно высвободился из объятий. Сомнение отразилось на лице Тревора.
— Перчатка, — повторил он. — Что-то случилось с настоящей, да? Но что?
Найт вопросительно взглянул на Аллейна. Тот сказал:
— Тревор не помнит последней части своих приключений в театре в субботу вечером. Кажется, Джей объяснил вам, что мы надеемся, кто-нибудь из вас поможет мальчику восстановить память.
— Я вспоминаю все больше и больше, — важно произнес Тревор. — Я вспомнил, что слышал мистера Найта в кабинете мистера Мориса.
Маркус Найт явственно напрягся.
— Думаю, вы в курсе, Аллейн, что мы с Морисом ушли из театра около одиннадцати.
— Он нам сказал, — подтвердил Аллейн.
— Отлично. — Возвышаясь над Тревором, Найт попытался мягко вразумить его, соответствующая интонация далась ему нелегко. — Если ты, мой мальчик, шпионил за нами, когда мы с мистером Морисом были в кабинете, и слышал наши голоса, то ты, несомненно, видел, как мы ушли.
Тревор кивнул.
— Вот так, — сказал Найт и, обернувшись к Аллейну, развел руками.
— Можно уйти и вернуться, — раздался юношеский дискант. Аллейн глянул на Тревора и увидел совершенный образчик озадаченной невинности — нахмуренные брови, палец, приставленный к губам.
— Что ты, черт побери, хочешь этим сказать! — взвился Найт.
— Это относится к тому, чего я не могу вспомнить. Кто-то вернулся.
— Я не в силах понять, Аллейн… — начал Найт.
— Мне кажется… я не хочу… вспоминать… об этом.
— Ну вот видите. Это возмутительно. Мальчик будет травмирован. Я решительно отказываюсь принимать участие в этом опасном и незаконном эксперименте. Не беспокойся, малыш, с тобой все в порядке. Не старайся вспомнить.
— Почему?
— Потому что я так тебе говорю! — прорычал Найт и направился к двери. Там он задержался. — Я артист, — неожиданно перешел он на приглушенный тон, звучавший намного более грозно, чем пронзительный крик. — Через восемь часов я появлюсь перед публикой в роли, требующей гигантской самоотдачи. Более того, я буду вынужден отыграть тонкую, глубокую, чрезвычайно трогательную сцену с начинающим дерзким мальчишкой, о чьих возможностях и недостатках я пока не имею ни малейшего представления. Мои нервы напряжены до предела. В последние двое суток я прошел через все муки ада. Меня оскорбили. Предали. Надо мной издевались. Мне угрожали. И теперь этот нелепый, бессмысленный и возмутительный вызов ради удовольствия полиции. Хватит, суперинтендант Аллейн, кончено. Я подам официальную жалобу. А пока — прощайте.
