Дарья Калинина - Шустрое ребро Адама
— Кривоног, — закончила я.
Тамара Ильинична обиделась и надулась.
— Ну, мамочка, не обращай внимания на Дашу, — проворковала Мариша. — Она у нас редкая мужененавистница.
Такая откровенная ложь заставила меня проглотить язык. Да, мужчины чаще всего меня страшно раздражают, но это не значит, что я их всех поголовно ненавижу. Вот еще, как их можно ненавидеть, ведь они, словно дети — не ведают, что творят.
— В общем, Гена мне приглянулся, — вздохнула Тамара Ильинична. — У него такая романтичная хрипотца в голосе и два шрама.
— Ах, он уже Гена! — простонала Мариша. — И когда мы к нему переезжаем жить? Или он к тебе приедет?
— Не знаю, мы об этом еще не говорили, — сказала Тамара Ильинична. — Но он очень славный, тебе понравится. К тому же он очаровательно не выговаривает букву "р".
— Кривоногий, "р" не выговаривает и с хриплым голосом, — бормотала я себе под нос. — Слушай, Мариша, а случайно это не тот приятель Михаила Федоровича, который обещал ему все уладить. Он ведь собирался съездить к якобы похищенной Серафиме Ильиничне и все там утрясти. Вот и приехал.
— А что, очень может быть. — Мариша задумалась. — Но почему он не побоялся, что она увидит его лицо? Мама, а ты не поняла, куда тебя везли?
— Куда везли — нет, а вот откуда — помню, — загадочно сказала Тамара Ильинична и торжествующе посмотрела на нас. — В общем, на обратном пути мне удалось обмануть моих сторожей и подсмотреть, откуда меня везут. Так вот, это где-то возле Всеволожска.
Думаю, километров семнадцать-двадцать от него.
— Всеволожск, Всеволожск, — забормотала Серафима Ильинична. — Постойте, там же у Валериана были лаборатории. Верней, не совсем там, а на полигоне возле Ржевки. Они арендовали там часть подземного бункера.
— Для каких таких целей им целый бункер понадобился? — поинтересовалась Мариша. — Они что, взрывчатку изобретали? Кажется, теперь я начинаю догадываться, откуда у нашего замечательного дяди завелись счета во многих банках города. Не удивлюсь, если он и за границей имеет с десяток счетов.
— Не знаю я ничего про взрывчатку, меня твой дядя не очень-то в свои дела посвящал, — раздраженно сказала Серафима Ильинична. — Если будешь говорить гадости, то я вообще потребую, чтобы ты ушла.
— Не дождешься, — буркнула Мариша.
— Так вот, этот полигон тянется на многие километры, — а подземный бункер и вовсе замаскирован то ли под обрыв, то ли под карьер.
— Вот, вот! — обрадовалась Тамара Ильинична. — И меня под землей держали, а я все не могла понять, что там такое — то ли заброшенный рудник, то ли прогулочная пещера.
— А узнала я про бункер по чистой случайности, — продолжила Серафима Ильинична. — Мне Валериан, когда им наконец удалось у армии его арендовать, на радостях все и выложил.
— Не знаю, каким образом ему удалось это сделать, но не думаю, что честным путем, — пробурчала Мариша.
— Фирма твоего дяди не раз выполняла заказы для армии, — с достоинством сказала Серафима Ильинична. — И обе стороны всегда были довольны друг другом.
А в последнее время армия обеднела, а расплачиваться с дядей было нужно, вот они в счет долга и позволили арендовать у них бункер. Конечно, не афишируя это.
Теперь ты успокоилась?
— Вот как, — сказала Мариша, — тут еще и военные замешаны. Слушай, мама, а что твой Гена, про военных ничего не говорил? К ним он обращаться не запрещал?
— Нет, — пискнула Тамара Ильинична. — Только насчет милиции предупреждал, — и она многозначительно посмотрела в сторону Севы.
— Он свой человек, — успокоила ее сестра. — Сева в милицию не побежит. Ведь не побежишь, Сева? Ты же видишь, что толку от твоего Поленова — чуть.
Обеспечить прикрытие для Тамары Ильиничны они не смогли, а уж что на вокзале устроили… Больше рисковать мы не можем. Дай слово, что не пойдешь.
— Ладно, даю, — сказал Сева. — А вот просить военных о помощи нужно как можно скорее. Серафима Ильинична, у вас есть какой-нибудь способ связаться с ними?
— Господи, где-то тут должна быть записная книжка мужа. Только после обыска, который тут учинили эти бандиты, я с трудом вспоминаю, где у меня в доме что лежит. Но обычно она лежала под шкафчиком.
— Под шкафчиком? — хором спросила мы.
— Валериан все время твердил, что я засовываю его бумаги и документы так, что ему их потом без моей помощи не найти. Вот он и положил ее под шкаф, зная…
— Зная, что ты там никогда не подметаешь, — закончила за нее Мариша.
— Эта девушка начинает меня раздражать, — пробормотала Серафима Ильинична, залезая под шкафчик и выныривая оттуда с плоской книжечкой. — Вот и она! Сейчас посмотрим, полковник Земцов вроде бы.
На 3 ничего похожего на полковника не оказалось. На П тоже. Мы загрустили.
— Может быть, дядя закодировал его? — предположила Мариша. — Тогда без дяди нам телефон не найти. А у него на работе никто другой не может нам помочь?
— Михаил Федорович, — кисло сказала Серафима Ильинична.
— Да, к этому типу мы точно обращаться не будем, — заявил Сева. — Полистайте книжку, может быть, найдете полковника где-нибудь еще.
Серафима Ильинична принялась листать.
— Какой срок дал тебе твой Гена, чтобы найти рукопись изобретения? — спросила Мариша у мамы.
— Он не сказал.
— А где она спрятана? — поинтересовался Сева. — Насколько я понял, неприятный разговор с Михаилом Федоровичем у них состоялся в пятницу вечером, потом Валериан Владимирович забрал рукопись домой.
Но здесь он ее не оставил, иначе бандиты нашли бы ее во время обыска. И у Лены они тоже побывали, и у Тамары Ильиничны тоже ничего не оказалось.
— Он оставил ее у вашей соседки, — сказала Тамара Ильинична. — У этой, как ее, у Глафиры.
— У Глафиры! — воскликнула Серафима Ильинична, отвлекаясь от своего занятия. — Не может быть! Эта баба просто не способна хранить чей-то секрет дольше пяти минут. Она бы уже всему двору давно раззвонила, что Валериан Владимирович так ей доверяет и так ее ценит, что хранит у нее дома свои важные документы.
— Валериан сказал, что у нее.
— Ну надо же, — прошептала пораженная Серафима Ильинична. — А ведь и в самом деле. Они столкнулись внизу, а потом я ее встретила, и в руках у нее был точно такой же пластиковый пакет, как у мужа перед выходом. Но я тогда не обратила внимания на это. Вот оно как! Выходит, он ей передал бумаги, а потом сел в машину и уехал. И эта труба иерихонская никому ни словечком не заикнулась!
— Валериан велел забрать рукопись, разделить ее на три части. Одну отдать бандитам сразу же, вторую после его освобождения.
— А третью?
— А третью держать в качестве страховки, — сказала Тамара Ильинична. — И ни в коем случае не отдавать ее им.
— Если речь будет идти о его жизни, то я отдам, — заявила Серафима Ильинична. — Изобретатель тот еще чего-нибудь придумает, к тому же Валериан возьмет его к себе на работу. А рисковать мужем я не могу.
И бандиты ведь не дураки, наверняка дадут рукопись проверить знающим людям, а те мигом углядят недостачу.
— Потом решим, — сказала Мариша. — Может быть, все пойдет путем.
— А я нашла телефон полковника! — обрадовалась Серафима Ильинична. — Вот он, почему-то записан в самом конце. Никаких букв тут вообще нет.
— Звони, другого выхода нет, — сказала Мариша.
Серафима Ильинична дрожащими руками набрала нужный номер.
— Полковника Земцова, — попросила она. — —Ой, это вы! Простите, что в такой поздний час. Что вы говорите, скорее рано? Да, вы правы, время так летит.
У меня к вам просьба, это касается моего мужа, он попал в нехорошую историю…
Картохин в этот ранний час не знал, чем себя занять. Своенравные коллеги снова сыграли с ним шутку, оставив его дежурить в отделении на всю ночь.
В другое время Картохин и не протестовал бы особенно, ночью в отделении было тихо, можно вволю поспать, но сегодня сон к нему не шел. После разговора с капитаном, который после похищения Тамары Ильиничны в выборе выражений с подчиненными не стеснялся, Картохин переосмыслил себя как личность.
Если раньше у него еще была капля самоуважения, то теперь он чувствовал себя ничтожным червем, который всем только мешает и раздражает полной никчемностью.
Картохин уронил голову на руки и попытался подумать о чем-то другом. Но в голову, как назло, лезли самые неприятные из эпитетов, которыми его наградил капитан. Внезапно слух опера уловил осторожные шаги. Коллеги так не ходят. Тот человек, чьи шаги услышал Картохин, явно не хотел, чтобы его услышали.
Картохин настолько растерялся, что сразу не сообразил, как поступить, а потому так и остался сидеть, уронив голову на стол.
Шаги были уже совсем близко. Усилием воли Картохин заставил себя сидеть, не шевелясь. Чужак остановился, и голову Картохина облепила влажная вонючая тряпка. Задержав дыхание, Картохину удалось не наглотаться этой гадости, которая, по всей видимости, должна была его нейтрализовать. Обманутый противник, в чьих недобрых намерениях Картохин уже успел убедиться, пошел дальше к клеткам, где содержались задержанные.
