Наталья Солнцева - Натюрморт с серебряной вазой
– Слежу, – завороженно подтвердил Лавров.
Однако смысл услышанного ускользал от него, и гость это заметил.
– Богу – богово, а кесарю – кесарево, – объявил последний. – Прометей дал людям то, что не было для них предназначено и чем они не умели с толком распорядиться. За это он и понес наказание.
– Почему же? Огонь помог человеку согреться в стужу, осветить тьму и приготовить пищу.
– А пожары? – ухмыльнулся Раметов. – А пытки огнем? А огненные стрелы? А порох, наконец? Не получи люди огня – никакая бочка с порохом не причинила бы им вреда. Ведь любой фитиль требуется поджечь.
Он хрипло захихикал, глядя на обескураженного собеседника.
– Ну что, съел, братец? Нечем крыть?
Глория, сложив руки на груди, наблюдала за этой словесной баталией. Она не вмешивалась. Пока Раметов одерживал верх над Лавровым.
– Погодите… погодите. Вы хотите сказать, что…
Он запутался, смешался и замолчал. В уме крутились возражения, которые Роман силился сформулировать, и не мог.
– Вы не Прометей! – ляпнул он.
– Конечно же нет, – легко согласился гость. – Я никогда не претендовал на эту почетную роль. Прометей был титаном… а я обыкновенный джинн.
– Кто, простите?
Раметов повернулся к Глории и просипел, указывая на начальника охраны.
– У него плохо со слухом. Ты в курсе? Глухим две обедни не служат!
Она кивнула, что жутко разозлило Романа. Глухой! Пусть еще этот шут заявит, что он слепой и кривой.
– Послушайте, Раметов, – начал он. – Вы несете полную околесицу. Зачем-то приплели сюда Прометея. Он-де подарил людям огонь… а вы что же, смерть им преподносите? На блюдечке с голубой каемочкой? Вернее, в серебряной вазе?
– Ты сообразительнее, чем я думал, – хохотнул гость. – Мой товар только с виду похож на различные сосуды: вазы, кувшинчики, графины, чаши и флаконы. А на самом деле я торгую смертью. Ты прав, дружище! Разве не удивительно, что находятся покупатели?
– На всякий товар есть купец, – пробормотала Глория.
– По-вашему, люди покупают собственную смерть? – изумился Лавров.
– Кто собственную, а кто и чужую, – цинично заявил Раметов. – Подумаешь, смерть! Эка невидаль. Умирают каждый день. И никого сей факт не удивляет.
– Вы кто, Раметов? Черт, дьявол? Возомнили себя вершителем судеб?
– Не зарывайся, слуга! – рассвирепел гость. – Не делай меня чернее, чем есть. Я только продаю смерть. А пользуются моим товаром другие. Огонь – это просто огонь. Он никому не несет зла. Уж кто его разводит и с какой целью, тот и грех на душу берет.
– А вы чисты, аки агнец Господень?
– Агнцы обречены на заклание! – отрезал Раметов. – Пусть меня минует чаша сия. Я просто джинн, который живет среди людей. И развлекается как может. Раньше я работал в цирке под именем Маджус, показывал публике разные гениальные трюки и чудеса, потом мне это наскучило, и я открыл антикварный магазин по продаже смерти. Пользуется спросом, знаете ли. Покупателей немного, но зато они берут то, что я предлагаю, и не торгуются.
– Вы больны, Раметов. У вас тяжелая форма шизофрении.
– Что ты болтаешь, слуга? – Гость повернулся к хозяйке дома и возмутился: – Он у тебя чокнутый! Ты в курсе? Чего ему надо?
– Чистосердечного признания, – холодно улыбнулась Глория.
– Куда уж чистосердечнее? Я как на духу все выложил. Какие ко мне претензии?
– Какие у тебя претензии к этому господину, Рома?
Лавров попытался сформулировать обвинение, но ничего толкового в голову не шло. С табличками Раметов ловко придумал. Он честно предупреждает каждого, кто имеет виды на его товар. И ведь находятся клиенты…
– Я отвечаю за качество проданной вещи, – гордо заявил гость. – А как ее будут использовать не моя забота.
– И что, до сих пор не было нареканий?
– Не было. Желаете приобрести что-нибудь для себя? Милости прошу на улицу Бахрушина, в мою лавку. Спешите! Скоро лавочка закроется.
«Мы все тут ненормальные, – ужаснулся вдруг начальник охраны. – Что мы обсуждаем? Разве возможно, чтобы какая-то ваза или кувшин…»
Он вспомнил гибель Ордынцева, пьяный дебош Стаса, свою стрельбу в номере Смоляковой… аварию на трассе, пожар на заправке и усомнился в своих сомнениях. Вот оно! То самое безумие, о котором предупреждала Глория. Он уже подхватил этот опасный вирус, заразился этой странной болезнью. Неизлечимой, по-видимому.
– Значит, вы не помните, кому именно продали вазу с нимфами, играющими в кости? – стараясь сохранять спокойствие, уточнил Лавров.
– Чего не помню, того не помню, – развел руками Раметов. – Не обессудьте. Для меня все покупатели на одно лицо. А вам-то, собственно, что за дело?
– У вас своя игра, у нас своя.
– Логично, – хрипло рассмеялся гость. При этом его рот дергался в тике, а из раздвинутых губ вылетали звуки, похожие на собачий лай.
– Где вы получаете свой товар? – спросила Глория. – С какого склада?
– Я не обязан давать вам отчет, – сверкнул глазами Раметов. – Но так уж и быть. В незапамятные времена на одном из восточных базаров мне попался замечательный деревянный сундук. Я использовал его в цирке, доставая из сего дивного ящика все что угодно – от живых голубей до цветочных гирлянд и горящих факелов. Однажды я пообещал публике, что из ларя выйдет прекрасная пери… и она вышла! Я переплюнул самого Эмиля Кио и его сыновей. Меня, так же, как их, не смущал круговой обзор цирковой арены, который ужасно мешает другим иллюзионистам. Я – гений!
– И все-таки… – ввернул Роман.
– Я еще не закончил, – прервал его бывший фокусник. – Наберись терпения, слуга.
Лавров скрепя сердце заставил себя слушать излияния этого хвастуна и позера.
– Так вот… – продолжал тот, выпятив грудь и встряхивая своими кудряшками, – когда я покончил с цирком, сундук остался при мне. Все, чем я торгую, я достаю из недр сего ящика Пандоры. Смею заметить, его недра бездонны и неистощимы, как и мое гениальное воображение.
– По-моему, вы не ответили на вопрос, – разозлился начальник охраны.
– Знаешь, что отвечал великий Эмиль Кио, когда его просили раскрыть секрет своих фокусов? Он рассказывал весьма поучительную историю. Как-то раз в номере провинциальной гостиницы Кио обнаружил потрепанную тетрадь, в которой были описаны потрясающие трюки, в том числе «Дама в воздухе», «Распиливание» и «Сжигание», а также необходимые для их выполнения заклинания. Наутро он проснулся и увидел вместо тетради лишь горстку пепла.
– Хотите верьте, хотите – нет, – пробормотал Лавров. – Так получается?
– Хау!.. хау-у!.. хау! – развеселился Раметов.
– И где же находится этот ваш сундук?
– У меня в магазине, в подсобке. Стоит себе в уголке неприметный ларь, крышка на замке, а ключик…
Он поднял руку и тихо щелкнул когтистыми пальцами. В ту же секунду в них тускло блеснул простой металлический ключ. Бывший циркач сопроводил его появление восторженным возгласом: «Ву-а-ля!»
Из рукава он его вытащил, что ли? Отвел зрителям глаза и вытащил. Любой волшебный фокус имеет свое вполне прозаическое объяснение.
– Вы недоговариваете, Раметов, – строго произнесла Глория. – Вы продаете не только смерть, но и… наваждение. Ваши магические сосуды погружают человеческое сознание в транс.
– Ах, это? Маленький забавный пустячок! – не стал отпираться гость. – Мне посчастливилось собрать немного крови самой горгоны Медузы. С ней поступили несправедливо. Она была красавицей, могучей титанидой, как и две ее сестры. Медузу погубил строптивый характер и нежелание подчиняться богам. Сначала ее превратили в чудовище с медными крыльями и ядовитыми гидрами вместо волос. Но ее сила перешла в глаза, которые обращали в камень все сущее. Тогда воительница Афина призвала героя, дабы он отсек Медузе голову и принес ей. Персею ничего не оставалось, как отправиться исполнять приказ. Он подкрался к спящей горгоне Медузе и подло убил ее, пока та не успела проснуться. Она поплатилась за свою непокорность. С тех пор голова Медузы является страшным оружием, ведь взгляд ее даже после смерти не утратил свойства превращать в камень все живое. Кровь же Медузы обладает двойным действием: одна капля способна исцелить и даже оживить, другая – умертвить.
С этими словами Раметов прикоснулся к своему перстню, криво усмехнулся и добавил:
– Если капнуть в сосуд из левой капсулы, в нем поселится смерть.
– А если из правой?
– Из правой неинтересно, – буркнул гость. – Эти капли я приберегаю для себя. Кстати, голова горгоны издавна является сильнейшим оберегом. И боги, и герои помещали ее изображение на своих щитах и доспехах. Ее взгляд вызывает трепет у врагов и отвращает беду.
– Или навлекает, – обронила Глория.
– Верно. В каждом из нас есть чуточку крови Медузы. Отсюда и наша губительная двойственность. Сегодня ты добряк, а завтра лучше бежать от тебя подальше, – ткнул он пальцем в Лаврова. – Кстати, если ты слышал о «дурном глазе», слуга, то знай, что это суеверие связано со взглядом горгоны Медузы.