Наталья Борохова - Визитная карточка хищницы
– Как ты мог, Антон? – только и сказала Елизавета.
– Так вышло… Послушай, может, сходим куда-нибудь после работы, я постараюсь тебе все объяснить. Мне столько тебе нужно сказать…
– А стоит ли? Мне уже самой все известно. Давай поставим на этом точку, Антон. Надеюсь, что на полученные тобой деньги можно будет попытаться вернуть твоей жене здоровье.
– Постой, ты должна выслушать…
– Уже нет, Козырев. По твоей вине мог погибнуть человек, но тебе, похоже, на это наплевать.
Она развернулась и поспешила в зал заседаний. Козырев смотрел ей вслед, и нечто вроде сожаления шевельнулось в его душе.
В зале судебного заседания царило оживление. Долгий процесс подошел к концу. Сегодня закончится судебное следствие и будет назначена дата прений, когда с заключительными речами выступят прокурор и адвокаты.
Грановского охватило приятное волнение. Выступать с защитительной речью он любил и умел это делать. В уме он давно составил план выступления и подобрал соответствующие случаю крылатые выражения, сравнения, эпитеты и даже остроты – словом, все то, что делает речь живой и образной. У присутствующих должна быть полная иллюзия того, что его слова, облекаемые в округлые фразы, есть не что иное, как удачный экспромт. Лишь в этом случае речь воспринимается слушателями на едином дыхании. Но, памятуя о третьем правиле своей адвокатской деятельности, которое звучало следующим образом: «Каждый экспромт должен быть тщательно подготовлен», Грановский всегда трудился в поте лица. И результат не заставлял себя ждать. Легковерные народные заседательницы рыдали над несчастной судьбой какого-нибудь матерого убийцы, сам убийца, тараща испуганные глаза, с благоговением внимал потоку адвокатского красноречия и тем добрым словам в свой адрес, сотой доли которых он не слышал за всю свою грешную жизнь. Впрочем, даже самые хладнокровные судьи частенько попадали в плен сладкой словесной шелухи известного адвоката. По делу Суворова Грановский собирался выложиться полностью, а там уже останется пожинать заслуженные лавры успеха. Возможно, он возьмет месячный отпуск и отдохнет в своих новых испанских владениях. Семен Иосифович нехотя подавил приятную истому. Все же расслабляться еще рановато. Он кинул взгляд на своего подзащитного.
Суворов уже полностью оправился после предательства близкого друга. Хотя, возможно, это была только видимость. Строго-настрого предупредив Грановского о необходимости сохранения полученных сведений в тайне, Александр решил дождаться финала судебного поединка и только потом приступить к реализации плана по устранению близкого друга. «Месть – это блюдо, которое слаще всего в холодном виде». Этой истины Александр придерживался не всегда и, возможно, поэтому оказался здесь. Теперь же он будет более осторожным. Ловко расставит сети ничего не подозревающему Марьину, а после с большим удовольствием его уничтожит. Делать это придется, как всегда, чужими руками. А он многое бы отдал, чтобы заглянуть в лживые глаза Марьина перед его смертью и насладиться тем животным страхом, который превратит умницу Олега в жалкого червяка. Ощутив волну поднимающейся со дна души ярости, Суворов с трудом сохранил самообладание. А ведь враг был так близко! Марьин сидел с ним рядом, и, протянув руку через решетку, его запросто можно было бы схватить за горло. Но всему свое время, и Суворов преувеличенно доброжелательно обратился к Олегу с каким-то пустяковым вопросом.
– Встать! Суд идет! – раздался голос секретаря.
Горин и заседатели заняли свои места. Началась привычная работа, но она уже не казалась присутствующим рутиной. В воздухе висело напряженное ожидание финала. Суворов посмотрел на герб с Георгием Победоносцем, и ему внезапно почудилось, что это он, сильный и безжалостный, держит в руке копье, а внизу подобно змее извивается враг.
«К счастью, я знаю своих врагов в лицо!» – подумал он и почему-то улыбнулся.
– Прошу допросить в качестве дополнительного свидетеля Голицыну Ольгу! – раздался голос Грановского, и сердце Суворова чуть не выпрыгнуло из груди.
Она была необыкновенно хороша. Лучше, чем когда-либо. Строгая и неприступная, как королева, она прошла на свидетельское место. Элегантный деловой костюм, немного косметики и простых украшений – но она казалась Суворову неземной красавицей. Ни тени страха и сомнения в ореховых глазах, уверенность и какая-то отрешенность от суетного мира и всех жалких людишек, глазеющих на нее. Она повернула голову и встретилась взглядом с Александром, и он почти осязаемо уловил исходящие от нее флюиды нежности и теплоты.
«Не все еще потеряно, – счастливо думал Суворов. – У меня есть она, и этим все сказано!»
– Кем вы приходитесь Суворову Александру? – задал вопрос Горин.
Грановский поморщился. Вопрос, конечно, неизбежный, но уж больно щекотливый.
– Я его невеста, – с достоинством ответила Ольга.
«Молодец девочка!» – подумал Семен Иосифович, но ему почему-то стало грустно.
– Пожалуйста, допрашивайте свидетеля, – обратился Горин к Грановскому.
– Как давно вы знакомы с Александром Суворовым?
– Почти семь лет.
– Как вы можете охарактеризовать своего жениха? – Тут Грановский смутился.
– Александр – необычный человек, – спокойно отвечала Ольга. – В нем заложен огромный потенциал добра. Причем это добро он несет окружающим. Он является попечителем нескольких детских домов, больниц, делает щедрые благотворительные взносы на развитие медицинских учреждений, правоохранительных органов. Он, бесспорно, разносторонняя, яркая личность. Этим и объясняется большое количество недоброжелателей, завистников. Он иногда резок, но всегда справедлив. Для меня же он просто любимый и любящий человек.
– Простите за деликатный вопрос, но вы познакомились с ним, когда он был в браке? – Грановский знал, что этот вопрос будет обязательно задан государственным обвинителем, и решил опередить его.
– Да, это так, – честно ответила Ольга. – Не скрою, мы долго противились своим чувствам, но они оказались сильнее нас. Его жена – чудесная, все понимающая женщина – не стала его удерживать. Кстати, у нас сейчас с ней замечательные отношения. Его маленькая дочь мне как родная, мы с Сашей брали ее как-то раз с собой на отдых. Она называет меня «мамой Олей».
«Прямо не семейка, а сахарный сироп!» – с неудовольствием подумал прокурор.
– Как вы расцениваете то обстоятельство, что ваш любимый человек находится под стражей?
– Только как досадное недоразумение. Мне очень хочется надеяться на то, что уважаемый суд с объективностью оценит материалы дела. Я уверена в невиновности Александра и думаю, что это не только мое мнение.
Ольга искренне отвечала на вопросы. Она не отрицала очевидного, но так умело преподносила трактовку некоторых событий из их жизни, что почти без труда завоевала сердца слушателей. Народные заседательницы, сначала косо поглядывавшие на разрушительницу семейного очага, сменили гнев на милость и уже вполне доброжелательно слушали трогательную историю любви, как будто сошедшую с телевизионных экранов. Про мужчин и говорить было нечего. Они плохо улавливали смысл, поскольку их внимание всецело было занято разглядыванием очаровательной женщины. Дополнительный шарм ей придавала принадлежность к могущественному Суворову. Тот же, не скрывая своей гордости, не сводил с Голицыной глаз.
«Да, она красива, – думала Елизавета. – И в уме ей не откажешь, это точно».
Дубровской часто приходилось видеть эту женщину в компании с Грановским. Каждый день она дожидалась его возле стен изолятора. Гордая, холеная, она приезжала на дорогой роскошной иномарке. Часто ее сопровождали молодые люди подчеркнуто спортивного типа. «Как королева среди своих придворных», – думала Елизавета, в душе восхищаясь умению Голицыной заставлять окружающих буквально замирать в ее присутствии. Невозмутимость и хладнокровие – этих качеств Дубровской всегда не хватало. Если бы она попала в подобную переделку, то наверняка краснела бы и бледнела от страха за любимого человека, смущалась от повышенного внимания окружающих и завистливых женских сплетен, а выступая перед судом, чего доброго, могла начать грызть от волнения ногти.
– У присутствующих будут вопросы? – поинтересовался Горин. Он собирался уже отпустить Голицыну, как вдруг над рядами адвокатов нерешительно поднялась чья-то рука.
– Разрешите несколько вопросов? – робко спросила Елизавета.
Это было второй раз, когда Дубровская осмелилась вмешаться в процесс. Грановский недовольно нахмурился. Он оглянулся в ее сторону и красноречиво погрозил пальцем. Но Лиза не обратила на него внимания. Получив разрешение Горина, она дрожащими руками достала из сумочки фотографию.
– Будьте добры, взгляните на это фото. Вы никого там не узнаете?
