Анна и Сергей Литвиновы - SPA-чистилище
Валерий Петрович отметил про себя, что Лена – особа хваткая, свое вряд ли упустит. Картины Любочки, без дураков, хорошие, если правильно продать, можно на них и в самом деле неплохо заработать.
И еще стало очевидно, что художница до сих пор не призналась Лене, как погиб ее отец.
Да и признается ли она вообще? Сам Ходасевич твердо решил этой темы не касаться, оставить на совести Любочки. При всей любви полковника к справедливости – не всякая правда должна становиться общим достоянием.
А Елена продолжала:
– Ну, что нам было с этой Любочкой делать?.. Договорились со Стасом: я еду в Москву на электричке, а он здесь остается: с Любовью возиться, врачей вызывает, встречает их, ее в клинику отвозит. Слава богу, что он за дело взялся – да и провернул все в тот же вечер: нашел для нее частную наркологию, перевез Любу туда, положил под капельницу… Он у меня молодец, заботливый…
Валерию Петровичу вспомнилось одно из первых впечатлений на листвянской земле: взгляд, слово, жест… Любу и Стаса когда-то, видимо, связывали нежные отношения. Что ж, коли так, тогда Бартенев вдвойне молодец: и долг отдал бывшей любовнице, и обтяпал свое участие так, что жена не только ничего не заподозрила, но оказалась только рада…
А хозяйка продолжала – покончив с черным хлебом и нарезая белый:
– Люба мне вчера из клиники уже звонила. Из-под капельницы вставала. Денег просит – за дальнейшее пребывание в больнице платить, как бы в кредит под картины. И еще – чтоб я цветочки у нее на участке поливала. Голос у нее бодрый… Ну, не наглость ли?.. Ладно, полковник, пойдемте!..
Лена взяла блюдо с хлебом и зычно, на весь дом крикнула:
– Прошу к столу!..
***После того как отзвучали первые тосты – Стас и Василий, Ковригин и даже Жучков говорили о погибшей в самых возвышенных выражениях; Лена смахивала слезу; Ванечка сидел букой, надув губу – разговор неизбежно свернул на захват преступников. Все возносили хвалы Валерию Петровичу. Все уже знали, что это он организовал здесь засаду, что он стоял под пулями – одновременно и бандитов, и спецназа. Все рассматривали пулевое отверстие в веранде – саму пулю изъяли в ходе осмотра. Конечно, все удивлялись, зачем убийцы явились именно на место преступления, на участок Аллы. Все жаждали от Ходасевича комментариев, мечтали узнать подробности: кто, почему и за что убил пенсионерку. Полковник отмалчивался. Однако, когда любопытство присутствующих достигло наивысшего градуса, он встал и сказал просто:
– Все вопросы, что вы мне задаете, – тайна следствия. Многое я сам не знаю, а даже то немногое, что знаю, разгласить ни в коем случае не могу.
Видимо, речь его прозвучала настолько внушительно, что расспросы немедленно прекратились.
А затем – как часто бывает на поминках – по мере количества выпитого умершая была забыта и начались обычные житейские беседы.
Ковригин извинился и ушел (весь вечер он избегал общества Ходасевича). Откланялись Марушкины и Жучков.
Валерий Петрович с Еленой обсуждали проекты реконструкции Большого и Мариинки. А сосед Василий, прихватив под ручку Стаса, с заговорщицким видом отправился покурить на крыльцо.
Казалось, этот маневр остался совершенно незамеченным Еленой – однако когда муж и сосед вернулись за стол, она постучала ножом по бокалу и зычно сказала:
– Хочу сделать небольшое объявление. Чтобы все знали и имели в виду. И ты, Стас. И ты, Ванечка. И, главное, ты, Василий. Итак!.. Вести с кем бы то ни было любые переговоры о продаже маминого участка – бесполезно! Я – хозяйка этой дачи и заявляю официально: Листвянка не продается! Никогда и ни за какие деньги!.. А уж когда меня не станет, я и тебе, Иван, завещаю: Листвянку никому не продавать! Этот дом и участок был, есть и будет нашим!
Стас посмурнел; Василий вообще скислился – зато Ванечка воздел вверх правую руку с рокерской «козой» и воскликнул:
– Листвянка форева[9]!
***Ближе к вечеру, когда уже начало темнеть, ушел к себе расстроенный Василий и остались только свои, Валерия Петровича позвал покурить в сад Стас.
Первым делом он протянул Ходасевичу конверт:
– Держите. Спасибо. Здесь ваш гонорар – как договаривались. Правда, в долларах по курсу – вас это устроит?
Невооруженным взглядом было видно, как жаль Стасу расставаться с деньгами.
– Стас, у вас же большие траты. Похороны, поминки, да еще Любочка… Мне совершенно не к спеху…
– Берите-берите. Ненавижу быть кому-нибудь должен. Я имею в виду частному лицу. Уж лучше – бездушному банку.
– Вы что, кредит взяли? Перестаньте! Когда-нибудь позже отдадите… Или вообще: считайте, что я работал в память о вашей теще. Она, кстати, была очень неплохим человеком.
Стас насупился:
– Еще раз повторяю: если я обещал – я выполняю свои обязательства, чего бы мне это ни стоило. Тем более что вас из-за этого расследования чуть не убили. Держите! И хватит об этом!
Он насильно всунул конверт в руку Ходасевича.
Честность взяла верх над жлобством.
Частный сыщик смущенно пробормотал:
– Право, не стоило б… Но все равно: спасибо.
Стас вздохнул с облегчением и закурил. А потом сказал с извинительным в данный момент пафосом:
– Неужели вы не понимаете, что, если бы не вы, Лена так никогда б и не узнала, что случилось с ее матерью? А уж убийц точно ни за что б не нашли!..
***Когда совсем стемнело и Лена со Стасом принялись убирать со стола, полковник сказал:
– Если вы не против, я пойду пройдусь.
– Вы остаетесь у нас ночевать, – предупредила его хозяйка. – Я могу постелить вам на веранде, поставим рефлектор, холодно не будет. А хотите – уложу вас в Любочкином доме, у меня ключи, протопим там печку…
Валерий Петрович вспомнил неубранный дом художницы с молчаливыми картинами и молвил:
– Нет уж, лучше на веранде.
Закурив очередную сигарету, он не спеша прошелся по участку, вышел за калитку.
Дневные облака рассеялись. Как и неделю назад, когда они с Ванечкой штурмовали дом Ковригина, луна светила вовсю – правда, теперь она уже пошла на убыль. Однако все равно Валерий Петрович видел в серебристом свете свою черную толстую тень.
А в заброшенном доме, где обитали бомжи, снова в окне теплились неяркие огоньки.
Ходасевич прошел через пролом в заборе, миновал кучу мусора, которая стала еще больше, и вошел в полуразрушенный дом. Осторожно поднялся на второй этаж по хлипким ступенькам.
Мизансцена, что он застал наверху, практически не отличалась от той, которую он увидел в первый раз: дрова полыхали в буржуйке, отец приготовлял чай в железных кружках, а Павлуша сортировал что-то на подоконнике – правда, теперь то были не банки, а пластиковые бутылки.
– Добрый вам вечер, – поздоровался Валерий Петрович.
– Добрый, – машинально откликнулся папаша.
Сын, увлеченный своим занятием, даже головы не повернул.
– Хотите чаю? – спросил старший бомж.
– Нет, спасибо.
– Говорят, Валерий, вас здесь чуть не убили?
Ходасевич усмехнулся:
– Слухи сильно преувеличены.
– Но вы поймали бандитов.
– Милиция поймала. С моей помощью. И, кстати, с помощью вашего сына.
На лице у отца вспыхнула горделивая улыбка.
– Поэтому, – сказал Валерий Петрович, – я хочу вас отблагодарить.
– Спасибо, хватит уже. Ведь это вы нам пятьсот рублей подбросили?
– Какие еще пятьсот рублей?
– Ах, ладно, не хотите признаваться, не признавайтесь.
Молодой человек между тем забормотал на своем подоконнике:
– Одиннадцать – барабанные палочки, двенадцать – дюжина, тринадцать – чертова дюжина, пятнадцать – пятиалтынный…
– Я готов дать вам большую сумму, – сказал полковник. – Гораздо большую. Безвозмездно, то есть даром.
Он вытащил из конверта, даденного ему сегодня Стасом, пятьсот долларов.
В глазах отца на мгновение вспыхнул алчный огонек.
– Однако с одним условием, – продолжил Валерий Петрович. – С одним, но важным. Вот телефон и адрес моей знакомой. – Он положил на стол карточку. – Это очень хорошая женщина. Она руководит благотворительным фондом. Вы позвоните или даже прямо сразу подъедете к ней. Она о вас знает. Она примет участие в вашей дальнейшей судьбе. Там, у нее, можно будет ночевать и питаться…
Отец-бомж скучнел прямо на глазах.
Ходасевич, однако, продолжал:
– Она восстановит вам документы. Потом поможет с жильем. Если надо, с лечением. Пожалуйста, обратитесь к ней. Ваша жизнь должна наладиться. Поверьте: это нужно для Павлика. Ведь ваш сын очень талантлив.
Отец облизал губы.
– А его опять в больницу не положат?
– Без вашего согласия – никогда.
…Валерий Петрович весь остаток недели потратил на поиски хорошего фонда, где могли бы помочь бездомным. Подключил к работе и бывшую жену Юлию Николаевну, и падчерицу Таню. Потом лично ездил к благотворителям, уговаривал принять его протеже. Он даже самому себе не задавал вопрос: зачем ему это надо? Оказалось вот ведь надо зачем-то…
