Аркадий Адамов - Злым ветром (Инспектор Лосев - 1)
Кузьмич, по-моему, все замечает, но вида не подает.
- Так вот, милые мои, - говорит он. - Летите вы завтра. День даю на подготовку. Ты, Виталий, сейчас полностью введи Лену в курс дела. Все обсудите. Наметьте легенду, кто вы, откуда и так далее. Это на случай контактов. И помните, задача ваша не только обнаружить и задержать Зуриха. Его там вообще может не оказаться. Надо еще выявить все его связи, найти ниточки, ведущие к убийству, а они там есть, не зря Клячко летал в Одессу. Вечером встретимся и все окончательно уточним. Вот так. Вопросы есть?
- Есть один, - говорю я. - Вы не звонили больше в Пунеж, Федор Кузьмич.
- Нет, - сдержанно отвечает Кузьмич. - Ну ступайте.
Мы выходим из кабинета. Я галантно пропускаю Лену вперед.
По дороге я заглядываю в комнату, где сидит Валя Денисов. Он, к счастью, на месте.
- Пойдем, - говорю я ему. - И захвати свою папку. Надо ввести товарища в курс дела.
Мы уже втроем идем по коридору и заходим в мою комнату.
Пустой стол Игоря вызывает у меня какое-то сосущее, тоскливое чувство. Я бросаю быстрый взгляд на Лену. Серые глаза ее смотрят по-прежнему отчужденно и сосредоточенно. Она вся ушла в себя и не делает никаких попыток наладить хоть какой-то контакт со мной. Ну и особа.
Мы усаживаемся возле моего стола, и Валя раскрывает папку.
- Давай, - говорю я. - Мне тоже не грех вспомнить все детали.
Валя, кстати говоря, идеальный накопитель всяких сведений. У него не только феноменальная память, он еще умеет сгруппировать, сцепить факты и педантичнейшим образом разложить их по нужным полочкам. В этом смысле одна его таблица чего стоит.
Ровным голосом Валя начинает докладывать все дело с самого начала, от последней кражи в гостинице и исчезновения Зуриха.
Некоторое время мы втроем обсуждаем всякие подробности, и, судя по коротким репликам Лены и ее вопросам, я убеждаюсь, что она прекрасно во всем разобралась и вообще не новичок в нашей работе. Это меня несколько примиряет с ней. Потом Валя выходит, и мы остаемся вдвоем.
- Ну так как, - говорю я, - вариант "брат - сестра" для внешних контактов принимается? Все другое, я думаю, будет сложнее.
- Пожалуй, - соглашается Лена.
- Тогда сразу переходим на "ты", - бодро говорю я и, не удержавшись, прибавляю: - На будущее тоже может пригодиться.
Лена бросает на меня внимательный взгляд и неожиданно спрашивает:
- Откаленко в Пунеже?
- Да.
- Есть что-нибудь от него?
- Пока ничего.
Она смотрит на меня все так же внимательно.
- Почему вас...
- Тебя, - поправляю я.
- Да. Почему тебя это беспокоит?
- Что именно?
- Что он молчит.
- С чего ты взяла, что это меня беспокоит?
- Так мне показалось. Это правда?
- Не совсем.
Лена пристально смотрит мне в глаза и сухо произносит:
- Если не хочешь говорить, не говори. Только обманывать меня не надо. На будущее это тоже имей в виду... Виталий.
Мне становится неловко, и в то же время возникает глухое раздражение. Что это, в самом деле, за менторский тон. Учить меня будет эта "училка", как вести себя.
- Хорошо, - сдержанно отвечаю я. - Буду иметь в виду, - и добавляю: Давай закончим легенду. Кто наши родители? Твои, например, кто?
- У меня нет родителей, - тихо говорит Лена. - И я их не знаю. Можем оставить твоих.
- Как так не знаешь? - вырывается у меня.
Лена отводит глаза и отрывисто говорит:
- Они погибли. Оба. Мама была радисткой. А папа... он был разведчик. Они погибли вместе. Уже после окончания войны. Я не знаю как. Мне было два года...
Она умолкает. Мне вдруг становится неловко. Сам не знаю почему. За свою неприязнь к ней, что ли? Или за то, что у меня есть родители, есть Светка, и вообще я какой-то уж очень благополучный и все у меня хорошо. А у нее...
- Кто твои родители, я знаю, - говорит Лена. - И как их зовут, тоже. Пусть будут они. Так легче. Давай дальше.
Я собираюсь с мыслями и предлагаю:
- Мы приехали в Одессу на праздники посмотреть город и остановились в гостинице.
- Да. Так лучше.
Словом, мы составляем неплохую легенду. Вечером еще уточним ее с Кузьмичом.
Лена смотрит на часы и прощается. Я провожаю ее и напоследок говорю:
- Знаешь, когда поедем, оденься как-нибудь... полегкомысленней.
Она впервые улыбается. Улыбка у нее хорошая.
- Обязательно...
Не успеваю я вернуться к себе в комнату, как звонит телефон. Взволнованный и какой-то очень знакомый девичий голос просит:
- Товарища Лосева можно?
- Слушаю вас.
- Ой, здравствуйте! Это Надя Пирожкова. Вы знаете, я его сейчас встретила, этого парня.
- Какого парня?
- Ну который звонил нам.
- И говорили с ним?
- Да, да! Просто кошмар какой-то!
- Можете заехать ко мне?
- А я... Вы знаете, я напротив стою, в будке...
- Так что же вы? Идите сейчас же!
- Иду...
В трубке слышатся короткие гудки.
Через две минуты Надя появляется у меня в комнате. Короткое кожаное пальто расстегнуто, глаза возбужденно блестят, волосы спутаны, в руках у нее красивая сумка с длинным ремешком, чтобы носить на плече. Надя тяжело дышит. Видно, бежала. Усевшись к столу, Надя немного успокаивается и начинает торопливо рассказывать:
- Представляете? Я к вам прямо с вокзала. Подругу провожала. Она в Киев уехала, к родным, на праздники. Так вот, стоим мы около вагона. Кругом люди. И вдруг подходит парень. В дугу пьяный. И говорит: "Вот ты где, сучка. Давай, давай, гуляй пока". Я говорю: "Что вам надо?" А у самой руки-ноги трясутся. А он смеется: "Скажи, - говорит, - спасибо, что не завалил. Папаше своему скажи". - "Отстаньте, - говорю. - Я вас не знаю". А он говорит: "Зато я тебя знаю. Вот вернусь, тогда со мной погуляешь". И еще что-то в таком роде. Ну надо же? Я чуть не умерла со страху.
- Какой он из себя, этот парень? Одет как?
- Какой? Громадный, вот какой. Бык просто. И глаза красные. А одет... Ну я не помню, как одет. Как все.
Больше мне ничего у нее не удается узнать. На глазах у Нади слезы, губы трясутся, и она никак не может открыть сумку, чтобы достать платок. Я помогаю ей. Потом даю стакан с водой. И наконец мы оба закуриваем.
- Ну а теперь, - говорю я, когда вижу, что она немного успокоилась, скажите, зачем вы приходили в гостиницу к тому человеку?
- Какое это...
- Прямое, - перебиваю я ее. - Прямое отношение имеет к тому, что случилось. Ну говорите...
- Я... сама не знаю... - мнется Надя. - Он пришел к нам домой... Папы еще не было... Мы разговорились... Потом он сказал, что у него есть одна вещь... и... и он мне ее подарит...
- Какая же вы, извините, дура! - в сердцах говорю я.
- Конечно, дура, - покорно соглашается Надя.
А я невольно вспоминаю Варвару, ее гневный взгляд, презрение, какое было в ее голосе, когда она говорила о Зурихе.
- Уж не браслет ли он вам обещал подарить? - с усмешкой спрашиваю я.
- Да. Откуда вы знаете?
Надя сидит пунцовая и не поднимает на меня глаз.
- Он... он и не думал ко мне приставать, честное слово... Просто хотел, чтобы я повлияла на папу...
- Ну и вы повлияли?
Я не могу скрыть злости и презрения. Надя еще ниже опускает голову.
- Я пробовала... - еле слышно шепчет она. - Папа на меня страшно накричал... и тоже сказал... что я... дура...
- Идите и немедленно привезите этот браслет, - говорю я. - Немедленно. Мы оформим это как положено.
Надя поднимается и выходит. Вид у нее побитой собачонки, мерзкой собачонки причем.
Часа через два она возвращается. Я веду ее к Кузьмичу. Там она и передает нам браслет. Конечно же, в присутствии понятых и ювелира, который его осматривает и оценивает. Потом я еду за Варварой. И она опознает браслет. Это мы тоже тщательно документируем.
В конце дня приезжает Лена.
Мы долго сидим у Кузьмича. Испытываем "на прочность" нашу "легенду". Ведь нам наверняка придется контактировать с весьма подозрительным окружением Галины Кочерги, а может быть, и самого Зуриха. И тут надо не ошибиться, надо точно сыграть свою роль. Мы имеем дело с умным и опасным врагом.
Потом Кузьмич звонит в Одессу.
Когда разговор кончается, я осторожно спрашиваю:
- Больше никуда не позвоните, Федор Кузьмич? В Пунеж, например?
- Звонил, - хмурясь, говорит Кузьмич. - Ничего там нового нет.
Я чуть скашиваю глаза.
Лена внешне сейчас абсолютно спокойна и невозмутимо курит. Но я замечаю, как при последних словах Кузьмича тонкие ноздри ее вздрагивают, Лена на миг прикусывает нижнюю губу. Кажется, она о чем-то все-таки догадывается. Но выдержке ее можно позавидовать.
Поздно вечером я приезжаю к Светке.
- Опять надо лететь, - виновато говорю я, снимая пальто в передней. Опять, Светка.
- Ой, какая у тебя работа, - досадует она. - Бедная твоя жена.
- Нет, моя жена очень счастливая, - горячо возражаю я и крепко прижимаю Светку к себе.
Светка вырывается.
- У тебя пока еще нет жены, - смеется она. - И кажется, ей надо еще очень подумать.
Мы проходим в комнату.
Я ловлю себя на том, что любуюсь Светкой. И она это чувствует и от этого, по-моему, становится еще красивее. Я убежден: женщину украшает только ответная любовь, от безответной она дурнеет. Ведь как, например, подурнела Алла, когда я ее видел последний раз.
