Эрик Сунд - Девочка-ворона
Когда она в последний раз ела? Она не помнит.
Вероятно, все дело в недостатке питания. Несмотря на полное отсутствие аппетита, надо заставить себя поесть, а потом сделать все, чтобы не стошнило.
В тот момент, когда она встает, мимо проносится несколько полицейских машин с включенными сиренами. Следом за ними появляются три больших внедорожника с черными тонированными стеклами и синими проблесковыми маячками. София понимает: явно что-то произошло.
В “Макдональдсе” на Медборгарплатсен она покупает два пакета еды и из взволнованных разговоров других посетителей узнает, что на Фолькунгагатан произошло ограбление фургона с ценным грузом. Кто-то говорит о выстрелах, кто-то о нескольких пострадавших.
София забирает еду и уходит.
Выйдя на улицу и двинувшись в сторону дома, она не замечает Самуэля Баи.
Но он ее видит и идет следом.
Она проходит мимо полицейского ограждения, сворачивает направо на Эстгётагатан, минует Клоксгатан и, повернув налево, продолжает путь по Осёгатан.
Возле маленького парка Самуэль догоняет ее и хлопает по спине.
Она вздрагивает и оборачивается.
Он быстро обходит вокруг нее, и, чтобы увидеть, кто это, ей приходится прокрутиться полный оборот.
– Hi! Long time no seen, ma'am! – Улыбаясь своей ослепительно белозубой улыбкой, Самуэль отступает на шаг назад. – Hav'em burgers enuff or mef Saw'у a goin'donall for two[65].
Ей кажется, что у нее перехватывает дыхание.
Спокойствие, думает она. Спокойствие.
Рука инстинктивно нащупывает горло. Спокойствие.
Она узнает английский Фрэнкли Самуэля и понимает, что он некоторое время наблюдал за ней. Улыбнись.
Она улыбается, говорит, что еды на него хватит, и предлагает поесть вместе у нее дома.
Он улыбается в ответ.
Странно, но страх исчезает так же внезапно, как возник.
Внезапно она понимает, что следует делать.
Самуэль берет у нее пакет, и они вместе идут вперед, а затем сворачивают на Боргместаргатан.
Она кладет пакет с гамбургерами на стол в гостиной. Самуэль спрашивает, нельзя ли ему воспользоваться душем, чтобы немного ополоснуться перед едой, и она достает ему чистое полотенце.
Он закрывает за собой дверь.
Что же происходит?
Баня, птенцы, щель, скотч, голос, Копенгаген, Падьеланта, золотой корень, сжечь, пороть.
В трубах шумит вода.
– София, София, спокойствие, София, – шепчет она себе, пытаясь дышать спокойно и глубоко.
Птенцы, щель, скотч.
Немного подождав, она возвращается в гостиную. От гамбургеров пахнет затхлым, подгорелым мясом.
Сжечь, пороть.
Ее начинает подташнивать, она тяжело опускается на диван и закрывает руками лицо. Баня.
В душе льется вода, а у нее голове гудит голос Виктории. Он словно бы въедается в Софию, вгрызается в кору головного мозга.
Голос, который она слушает всю жизнь, но так и не свыклась с ним.
Ты решишься, а сегодня решишься?
Она встает и на ватных ногах идет на кухню, чтобы взять стакан воды. Соберись, думает она, ты должна успокоиться.
В прихожей она наталкивается на свое отражение в зеркале и констатирует, что у нее усталый вид. До мозга костей усталый.
На кухне она открывает кран, но вода словно бы не желает становиться достаточно холодной, и каким-то внутренним взором София видит, как вода забирается из первичной породы, глубоко под ней, оттуда, где жарко, как в аду.
Она обжигается о струю, будто та состоит из магмы и горит прямо перед глазами.
Дети перед лагерным костром.
Mambaa manyani… Mamani manyimi…
Софию трясет при воспоминании о той детской песенке.
Она выходит в прихожую и роется в сумочке в поисках таблеток пароксетина.
Пытается набрать слюны, чтобы проглотить таблетку. Внутри все высохло, но она все-таки сует лекарство в рот. Возникает ощущение страшной горечи, а когда София пытается проглотить эту малюсенькую таблетку, та застревает у нее в горле. Она снова и снова сглатывает, чувствуя, как таблетка постепенно спускается вниз.
Может, решишься сегодня? Ты решишься?
– Нет, я не решусь, – тихо бормочет она, сползая вниз по стенке прихожей. – Я смертельно боюсь.
Она сворачивается в комочек, ждет, пока лекарство подействует, пытается убаюкать себя, успокоить.
Ожидание. Шум в ушах, от которого не отделаться.
Баня, птенцы, тряпичная собачка.
Она цепляется за мысль о тряпичной собачке, спокойствии. Тряпичная собачка, тряпичная собачка, повторяет она про себя, чтобы заставить замолчать голос и вновь обрести контроль над собственными мыслями.
Внезапно в прихожей раздается звонок мобильного телефона, но кажется, будто звук доносится из какого-то другого мира.
Из мира, который ей больше недоступен.
С большим трудом она поднимается, чтобы ответить на звонок, который случайность подбрасывает ей в момент, когда она уже начинает терять сознание. Телефонный разговор – это путь обратно, связующее звено между ней и действительностью.
Если только она сумеет ответить, то сможет снова обрести почву под ногами, вернуться к жизни. Она знает, что так и есть, и эта убежденность дает ей силы ответить.
– Алло, – бормочет она, снова сползая по стенке. Сумела. Ей удалось ухватиться за спасительный трос.
– Алло? Вы меня слышите?
– Да, я слушаю, – отвечает София Е^ттерлунд, понимая, что вернулась к жизни, что она в безопасности.
– Здравствуйте… Мне нужна Виктория Бергман. Я правильно звоню?
Она кладет трубку и разражается смехом.
Mambaa manyani… Mamani manyimi…
Внезапно она узнает голос Виктории, встает и оглядывается.
Думаешь, я не знаю, чем ты занимаешься, проклятая слабачка?
София идет на звук в гостиную, но комната пуста.
Она чувствует, что ей необходимо закурить, и тянется за пачкой сигарет. Изрядно помучившись, наконец достает сигарету, сует ее дрожащей рукой в рот, закуривает и глубоко затягивается в ожидании, пока Виктория снова проявится.
Она слышит, как Самуэль возится в ванной комнате.
Значит, сегодня ты куришь не под кухонной вытяжкой?
София вздрагивает. Откуда, черт возьми, Виктории известно, что обычно она курит под вытяжкой? Сколько же времени та здесь пробыла? Нет, пытается она успокоить себя. Это невозможно.
Что, собственно, у тебя происходит на кухне?
– Виктория, что ты хочешь этим сказать? – София напрягается, чтобы вновь вернуться к своей профессиональной роли. Что бы ни происходило, ей нельзя показывать, что она боится, необходимо держаться спокойно, вновь обрести контроль.
Дверь в ванную комнату открывается.
– Talkin to уа’self?[66]
София оборачивается и видит в дверях обнаженного Самуэля. Пока он разглядывает ее, с него капает вода. Он улыбается.
– Who you talking to? – Он осматривает помещение. – Nobody here. – Самуэль делает несколько шагов в прихожую и подходит к порогу. – Who's there?[67]
– Forget about her, – говорит София. – We're playing hide and seek[68]. – Она берет Самуэля под руку.
Он смотрит на нее удивленно и подносит руку к ее лицу.
– What's happened to уa'face, ma'am? Look strange…[69]
– Одевайся и давай поскорей есть, пока не остыло.
Она открывает ящик комода и протягивает ему еще одно полотенце. Он заворачивается в него и идет обратно в ванную.
Закрыв за ним дверь, София достает из сумочки коробочку с пентобарбиталом и вытряхивает ее содержимое в стакан с кока-колой.
Его ты тоже собираешься запереть?
– Виктория, дорогая, – умоляющим тоном произносит София, – я не понимаю, о чем ты. Что ты имеешь в виду?
У тебя в квартире уже заперт один маленький мальчик. В комнате за стеллажом.
София ничего не понимает, ей становится все более не по себе.
Тут она вспоминает содержание песенки, которую впервые услышала, сидя связанной в яме посреди джунглей.
Mambaa manyani… Mamani manyimi…
Огородное пугало трахает детишек… У нее, должно быть, грязная п…а…
Ах ты, мерзкая жирная шлюха. Резать руки лезвием тебе показалось мало?
София думает о том, как она, сидя позади дома тети Эльсы, кромсала себе руки.
Прятала кровавые раны под длинными рукавами футболок.
Теперь ты вместо этого покупаешь слишком тесные туфли. Только чтобы напомнить себе о боли.
София смотрит себе на ноги. На пятках у нее кровавые мозоли от многолетних самоистязаний. На руках светлые шрамы от бритвенных лезвий, кусков стекла и ножей.
Внезапно у нее открывается вторая часть памяти, и то, что прежде было неотчетливыми статичными картинками, превращается в целые фрагменты.
Прошлое становится настоящим, и все встает на свои места.
Руки отца и осуждающие взгляды матери. Мартин на колесе обозрения, мостки на Фюрисон и стыд за то, что она его потеряла. Академическая больница в Упсале, лекарства и терапия.
