Владимир Шитов - Собор без крестов
— А мы тебе и не позволим прохлаждаться, — предупредил его майор.
Поправляя на руке браслет часов, он поинтересовался:
— С нами сотрудничать не желаешь?
Положив левую руку на грудь, Виктор, улыбнувшись, пошутил:
— Извините меня, здоровье не позволяет.
— Зря! — строго заметил майор. — Мы тебе административный надзор не такой жестокий сделали бы. А там, смотришь, и совсем сняли бы, с трудоустройством помогли бы, — продолжал увещевать его майор.
— Не обижайтесь на меня, Владимир Григорьевич, но я с прошлым порвал, у меня жена, дети, и я не хочу
играть в такие опасные игры.
— Мне как, на тебя обидеться или не надо? — спокойно поинтересовался Чеботарев.
— Не стоит! — попросил его Виктор. — Я сюда переехал на постоянное место жительства, порвав старые
связи, и новых уркаганских заводить не желаю, постараюсь вам никаких хлопот своей личностью не доставлять.
— Ты хочешь сказать, что с прошлым завязано? — сделал заключение Чеботарев.
— Имею такое намерение, поэтому в сексотовские игры не хочу играть, мало ли к какому ЧП они могут
привести, — подтвердил Виктор.
Покопавшись в папке, Чеботарев достал из нее несколько листов с машинописным текстом и сказал:
— Вот этот материал я на днях получил на тебя из УО-15/1. Его я изучил очень внимательно, так как не
каждому начальнику моего ранга «везет» ставить на учет медвежатника. Но куда от вас денешься, — буднично и
не очень весело заметил он. — Если ты у нас себя покажешь с плохой стороны, то я приму меры, чтобы от тебя
избавиться, и вновь препровожу туда, откуда пришел. Ты знаешь, как это у нас делается?
— Устроите меня на охоту, чтобы сплести лапти по 1922, — догадливо предложил Виктор.
— Вот именно, — согласился с ним Чеботарев. — Но если ты в течение нескольких лет не нарушишь
административного надзора, то я ходатайствовать о его продлении на тебя не буду. Тебя устраивает такое
условие?
— Вполне, но я просил бы вас, Владимир Григорьевич, не лишать меня возможности посещать с женой театр, оперетту и другие им подобные общественные места. Своим нахождением там я обществу вреда не причиню, но
возможность перевоспитаться, изменить свои взгляды на жизнь получу.
Улыбнувшись, Чеботарев пошутил:
— Ты хитрый лис, но в твоем предложении есть рациональное зерно. Твою просьбу я учту и, может быть, частично удовлетворю. Но во времени и передвижении тебе будут жесткие ограничения.
— Почему вы так жестко со мной поступаете? — не удержался Виктор.
— Это не все. Я постараюсь держать тебя в поле своего зрения.
— Почему? — вновь повторил свой вопрос Виктор.
— Потому, Виктор Степанович, что согласно имеющейся у меня информации ты не только ООР и
медвежатник, но и вор в законе, — спокойно ошарашил его Чеботарев. — А потому тебе будет такое внимание.
— Какие документы дали основание руководству колонии, тому же хозяину, возвеличить меня в такой ранг?
— с недовольством в голосе и с нескрываемой злобой спросил Виктор.
Чеботарев, придвинув к себе по столу сколотые скрепкой материалы на собеседника, пересмотрев их и найдя
нужное место, сказал:
— Среди особых примет, которые я не буду перечислять, у тебя на левой части груди имеется наколка в виде
сердца, пронзенного крестом, в котором карта, деньги, рюмка, решетка, женская голова и ниже надпись: «Вот что
нас губит». Кто имеет право носить такие наколки? Тебе, наверное, не надо объяснять. А может быть, такой
наколки у тебя и нет? — улыбнувшись, поинтересовался Чеботарев. — Я думаю, тебе не стоит себя обнажать и
хлопать в грудь рукой. Я бы на твоем месте такой наколки себе не сделал, — выразил свое мнение вслух
Чеботарев. — А может быть, тщеславие взыграло? Чего молчишь?
— Владимир Григорьевич, вы такой спец в нашем деле, в таком возрасте и всего лишь майор. Скажите
своему начальству, что оно вас зажимает и поступает несправедливо, — с ехидством пошутил Виктор.
Чеботарев, не обидевшись на его слова, сказал:
— На моей службе, да при такой преступности, какая волной охватила не только наш город, но и всю страну, и при таком контингенте, — кивнул в его сторону головой, — больших звезд не получишь, а имеющуюся можешь
и потерять.
На оскорбление Виктор ожидал услышать грубость, а услышал спокойный ответ уставшего человека, который
со знанием дела занят своей работой серьезно.
— Да, вашей должности не позавидуешь. Я бы на вашем месте перешел бы работать в ОБХСС или ГАИ.
— Да все-то вы знаете, а одного не понимаете, что здесь тоже кому-то надо работать, — улыбнувшись, пояснил Чеботарев. — Я с тобой беседую как профессионал с профессионалом. Ты моего прессинга не
почувствуешь, пока не вступишь в противоречие с законом. Если, не дай Бог, такое случится, любезности и
снисхождения от меня не жди.
Подумав, Виктор сказал:
— Я этого и не жду. Но постараюсь вашего внимания к своей персоне не привлекать.
— Я не буду говорить, что не верю твоим словам, но мне хочется понять, чем вызвана твоя миролюбивость.
— Когда вы получите на меня сведения из главного информационного центра о моих судимостях, то увидите, что лучшие годы своей жизни я протрубил в зоне. Мои годы подошли к зениту, и, если я их не проведу с пользой
для себя, то вообще, спрашивается, для чего жить.
— Убедительно говоришь, и хочется тебе верить, но, как говорится, береженого Бог бережет. А поэтому
будем тебе доверять и проверять.
— Куда денешься от своего рока! — согласился с ним Виктор.
Чеботарев, связавшись по внутреннему телефону с дежурным по ГРУВД, через него вызвал к себе старшего
инспектора ОУР майора милиции Малышева Виктора Петровича, которому поручил оформить соответствующий
материал на Гончарова-Шмакова, передав весь имеющийся у него материал.
К себе домой Виктор возвратился в 16 часов. От долгого хождения он устал, к тому же перенервничал, не
пообедал, поэтому не раздевшись, а лишь разувшись, лег отдыхать в зале на диване. Однако отдохнуть ему не
удалось. Борода еще с вечера знал, куда пойдет утром Виктор, и, поставив стул около дивана, сел на него.
— Как прошел твой выход к «красным шапочкам»?
Виктор понял, что отдохнуть ему уже не удастся, если тесть так основательно подсел к нему.
— Терпимо, — односложно, с недовольством в голосе сообщил он, а потом, подумав, что Борода так просто
от него не отстанет, добавил: — Обещали к послезавтрашнему дню ксиву дать, но опять берут под надзор, —
сообщил он неприятную новость.
— От него, как от ярма, никуда не денешься, — пояснил Борода. — За опоздание не попало? —
поинтересовался он.
— Пронесло! — успокоил его Виктор. — Вы же мое алиби подтвердите? — пошутил он, поднимаясь и
присаживаясь на диване, поняв, что об отдыхе нечего и мечтать.
Закурив сигарету и сделав несколько затяжек, он предположил:
— Там Валет у себя дома сегодня, наверное, тоже занимается похождением.
— Конечно! — согласился с ним Борода.
— Будем у него долю выкупать? — поинтересовался Виктор, передавая просьбу Валета.
— Вообще мы в нем пока не нуждаемся, и можно отказаться, но он со своими 600 граммами может за милую
душу легко засветиться, пока найдет толкового барыгу.
— Так будем покупать или нет? — подгоняя с ответом Бороду, спросил Виктор.
— Берем! — успокоил его Борода. — Более 90 штук мы за его долю не дадим.
— А не мало? — спросил Виктор.
— Если бы не было переоценки на золото, то он и половины этой суммы не получил бы. Сейчас в ломбарде
неворованное золото принимается по 98 рублей за грамм, а мы за ворованное предлагаем больше.
— А вдруг он не согласится нам продавать? — вновь задал свой вопрос Виктор.
— Тогда мы ему не няньки, и пускай рискует и головой, и добычей. Может оказаться на помойке без головы и
козырного интереса, — предупредил Борода. — Так и передай ему мои слова.
Виктору жалко было отмежевываться от Валета, но личный интерес в нем победил.
— Ты учти, мы с него ничего не требуем за освобождение, а оно нам обошлось в хорошую копеечку, —
напомнил Борода.
— Не вздумай об этих деньгах ему напоминать, — попросил Бороду Виктор.
— Он не маленький, сам должен помнить и о них со мной поговорить, — нравоучительно заметил Борода.
— Если бы я в столице не отхватил куш, то, конечно, мы с него свои расходы истребовали бы, а так, давай
простим.
— Как хочешь, бабки твои, но ему все же скажи о твоей доброте, пускай помнит о ней, может быть, когда еще
придется ее отработать нам. Обрати внимание, у нас очень много бабок уходит из кубышки на разные
благотворительные цели. Пора ее закупорить.
